Кисельные берега

Мать виновато потупилась, теребя рюши розового пеньюара.

– Детка, так получилось… Ты ж знаешь её – нагрянула совершенно неожиданно – сегодня в пять утра! Ужас просто какой-то… Я хотела тебя предупредить, но… совсем забыла, что ты заедешь пораньше… Солнышко, Кирочка, ты…

Стеклянная дверь в гостиную жалобно звякнула, приложившись о стену в зелёно-золотых ромбах и явив взорам собравшихся виновницу утреннего замешательства. Высокая и поджарая, словно английская скаковая лошадь, пожилая женщина с коротко стрижеными седыми волосами вальяжно оперлась на косяк. Она картинно изогнула руку с сигаретой в длинном янтарном мундштуке и с сомнением оглядела застуканных в прихожей домочадцев. Её длинный шёлковый балахон с изображением колеса Дхармы на плоской груди загадочно переливался в лучах утреннего солнца.

– Сколько можно! – прошипела Кира. – Сто раз просила тебя не курить в квартире. Совершенно неисправима!

– И тебе доброго утра, внученька, – выцветшие от возраста голубые глаза смотрели холодно и насмешливо. – Ты тоже. Не меняешься, – она молча посторонилась, демонстрируя непререкаемую необходимость пройти всем в комнату и отдать долг родственным отношениям посредством натужной беседы.

Кира фыркнула и, не разуваясь, стремительно прошагала мимо дамы с янтарным мундштуком.

– Неожиданно, – резюмировала она, плюхаясь на диван и закидывая ногу на ногу. – Ма говорила, ты, вроде… – она брезгливо скривилась, – в каких-то тундрах шаришься. Кхм… Чего ты там забыла? Комсомольскую романтику времён строительства ПАМа?

– БАМа, осведомлённая ты наша, – бабка стряхнула пепел в антикварную вазочку. Мать в ужасе закатила глаза. – Я работала на Камчатке с вулканологической экспедицией, меня привлекли в качестве научного консультанта… Нынешнее-то образование оставляет желать лучшего, специалисты в дефиците – ни для кого не секрет. Вот и ходят на поклон к нам, пенсионерам, не дают упокоиться с миром…

– Ммм… – стильная Кира, стильно скучая, демонстративно уставилась в сторону окна. – Ясно. И как оно там?

Голубой взгляд сверкнул из-под опущенных век:

– Тебя это правда интересует?

Девица дёрнула плечом:

– Мне, в общем-то, пополам.

– Я так и думала, – бабка уселась в кресло с высокой спинкой и перезарядила мундштук. – Кроме твоего стеклянного офиса и дорогого шмотья тебя чем-то заинтересовать ещё возможно?

– Ну начинается!..

– Лизавета Константиновна! – испуганно замельтешила мать. – Кирочка на работу опаздывает!.. Может, как-нибудь… ну… потом… Это… Сядем, поговорим…

Бабка пожала плечом: она в этих разговорах смысла не видела, потому не возражала отложить. Но Кирочке шлея уже попала под хвост:

– Как же мне насточёртело выслушивать эти твои подколки! Можешь хотя бы в один из своих приездов обойтись без них? – она яростно хлопнула по дивану ладонями рядом со своими стройными ляжками, затянутыми в тонкие, словно паутина, чулки. – Хватит! Достала, блин!.. Всё давно я уже уяснила – всё, что ты пыталась донести: твоя единственная внучка не оправдала высоких ожиданий! Не удалась в своего супер-пуперского папеньку и не унаследовала гениальность и благородство рода Волошкиных! Ну и хрен бы с ними со всеми – слышишь? Хрен с ними! Сдались они мне сто лет со своим никчёмным пафосом! Я и без него замечательно живу – и мне не дует, ясно? Живу как хочу и как умею! А умею так, как немногие – у меня карьера! у меня заработок – такой, какой вам, проповедникам нищебродским и не снился! И квартира в центре, и езжу я не на говне голимом, а на «ярике» между прочим! И не на дачу картошку копать, а в Монтик и на Лазурку! Потому что в любовниках у меня не монтёр Коля – золотые руки, а генеральный дирек огромной компании – золотой, блин, кошелёк! Поняла? И мне плевать, что ты по поводу всего этого думаешь!..

– Кирочка… – простонала мать.

– …Мне твоя совковая мораль, – продолжало орать дитятко, – нахер не упала! Я современный человек современного общества – у меня другой взгляд на жизнь! А ты со своими вулканами устарела, как галоша – никому это сейчас не нужно! Усвой это уже наконец!..

Она резко откинулась на спинку дивана и замолчала, переводя дух.

Лизавета Константиновна спокойно затянулась и элегантно отвела руку с мундштуком.

Мать трепетала в углу, то краснея, то бледнея, то хватаясь за сердце и нервно дёргая пояс халата:

– Боже мой, – прошептала она с вечной скорбью в голосе, – зачем ты так, детка? Разве можно так с бабушкой?..

– Ой, ладно! – отмахнулись от неё раздражённо. – Говорю, как есть. Считаю, надо рубить правду в лицо, невзирая на глупые предрассудки относительно этих… как его… патриархальных семейных ролей… А вы что ж, предлагаете мне складывать губки бантиком и подмахивать в ответ? Так с себя начните! Бабушка, вон, никогда особо не щепетильничала, чморя меня в каждый из своих нечастых приездов…

– Милая моя, – голос матери дрожал, – ну как ты можешь! Чморила – какой ужас… Бабушка просто пыталась объяснить тебе…

– Оставь! – бабушка повелительно махнула рукой снохе. – Девочка совершенно права…

Она снова затянулась и стряхнула пепел в круглый аквариум-рюмку. Младшее поколение настолько не ожидало услышать нечто подобное, что даже не среагировало на диверсию в отношении унылой и одинокой золотой рыбины, выполняющей декоративную роль необременительного питомца.

Открыв рот, они таращились на аскетичное лицо с впалыми щеками, вполне органично дополняющее собой буддистский символ просветления, переливающийся шёлковыми бликами под острым подбородком…

– Всё верно, всё верно, девочки… – она вскинула подбородок и оглядела присутствующих задумчиво, полуприкрыв веки. – В том, что выросло из Андрюшиного отпрыска… да, есть, пожалуй, изрядная доля моей вины… Я слишком была занята собственной жизнью, слишком доверилась, Кира, в деле воспитания ребёнка твоей матери – откровенной дуре, чего уж тут скрывать… Начиная с того, что дала она тебе это целлулоидное имя и заканчивая тем, что вырастила из тебя пластмассовую куклу. А я не вмешалась… Наезжала изредка… только для того, чтобы констатировать свершившееся, мда… И продолжаю всё ещё вести себя весьма безответственно. Хотя… теперь-то не поздно ли спохватываться? А, девочки? – она задумчиво почесала кончик носа. – Пороть ребёнка надо, когда он поперёк лавки лежит, а не… Сколько тебе лет, кстати?

Кира отмерла. И подскочила с дивана, пнув ногой пуфик:

– С меня хватит…

– Ей двадцать пять, Лизавета Константиновна, – угодливо отчиталась сноха. – А… вот вы говорили сейчас, что мать… как бы, ну… Неужели вы меня имели в виду? Позвольте, но я не согласна! Должна заметить, что…

– Ну-у… Двадцать пять – это ещё не страшно, это поправимо ещё… Правда, увещеваниями и поркой дело не поправить. Радикальные меры нужны, мда… Ибо представления о жизни сложились и уже принялись окостеневать, обдуваемые тщательно настроенным климат-контролем социальной среды…

– Как же достал меня этот бред!

Кира, энергично виляя подтянутыми в дорогом фитнес-клубе ягодицами, ринулась к выходу. Где и впечаталась на полной крейсерской скорости в распахнутые объятия невысокого старичка с седыми пышными буклями и прожелтевшими от табака моржовыми усами. Его румяное лицо сияло.

– Ирочка! – пророкотал он низким, полковничьим голосом, привыкшим отдавать команды на плацу. – Ух ты, деваха какая выросла! Хороша, хороша… Знал, что подружимся, дочка, знал!..

– Нас Кирочка зовут… – поправила мать, испуганно растягивая губы в подобие улыбки.

– А? Кто? Ну да, я и говорю!.. Ох и красавица – вся в бабку свою! – он игриво подмигнул Елизавете Константиновне.

Кира выбрыкалась из железных объятий:

– Да пустите же! Вы кто? Кто это ещё?!

– Деточка, – мать суматошно заметалась по комнате в процессе бессмысленной суеты по перестановке вазочек и сухоцветов дрожащими руками. – Это – познакомься – Фёдор Аполлинарьевич, бабушкин э-э… Они, собственно, приехали для того, чтобы… э-э…

– Фу ты, Надежда! Чего мыкаешь-то да экаешь? – новый знакомый оглушительно расхохотался и от души, ободряюще хлопнул шелестящую мимо мать по спине. Та икнула и споткнулась. – Мы, Ирочка, с бабушкой твоей, Лизаветой, значиться, Константиновной, женимся сегодня. Во-о-от… Свадьба у нас, как говорится! Специально сюда передислоцировались – к вам, стало быть – чтобы вместе, с родными, отметить. Как полагается! Так что милости просим на торжество! – проорал он, бросая в сторону невесты пламенные взоры.

– Зашибись! – Кира деланно закудахтала, изображая саркастический смех. – Что? Свадьба? Да вы что, серьёзно? Сюр какой-то… Или теперь так принято – посещать ЗАГС перед крематорием?

– Кира! – ужаснулась мать.

Но шумного жениха пассаж будущей родственницы ничуть не смутил – он громко загоготал, держась за бока:

– Перед крематорием! Ха-ха-ха! Ирочка, ох, ты и юмористка! Слышь, Лизавета? Крематорием! Охо-хо-хо! Ага-га-га!..

– Кира! – выкрикнула «юмористка», покраснев от злости. – Неужели трудно запомнить короткое имя из двух слогов? Ки-ра меня зовут! Или даже два слога не помещаются в две извилины гладкого солдафонского мозга?!!

Она отпихнула с дороги офонаревшего жениха – в этот раз даже он не усмотрел в неприкрытом хамстве ничего смешного…

– Бай! – бросила она от входной двери, подхватывая с полки «Праду» крокодиловой кожи. – Смотрите, молодожёны, не целуйтесь в засос! Минздрав предупреждает: есть вероятность подавиться вставной челюстью! – она сделала ручкой и выпорхнула на площадку.