Чёрный Яр, 13

– А знаешь что? Давай-ка с тобой аперетивчику, а? У меня есть чудесный крымский мускат…

Тырлыковская неопределённо пожала плечами. Но бокал с золотистым вином приняла. Повертела его в своих больших, загорелых руках и опрокинула залпом, как водку.

– Ничё, сладенько, – одобрила. – Как бы нам не захмелеть, соседка. Меня так сразу в сон потянет. Будешь сама тогда пироги подавать, – она дотянулась до бутылки и плеснула себе добавки.

– Маша, – Дина Владимировна отпила глоточек, посмаковала, любуясь игрой солнечного луча в хрустальных гранях фужера, – ты всё же подумай. Не торопись. Я подожду…

– Жди, коли охота… Только я уж решила. И передумывать не стану… Надо чего-нибудь закусить, чтоб не охмелеть. Пирожок будешь? Нет? Ну-ну, клюй свои орешки. Толку с них… А я, пожалуй…

Вернувшись из кухни с тарелкой пирожков, вылила остатки муската себе в бокал:

– Скажи мне лучше, что с Фениной наследницей делать будем?

– А что? – хозяйка снова впала в отстранённую задумчивость.

– Что… Неудачная девка – сама не видишь разве? Ни рыба, ни мясо. Не будет с неё толку – это как пить дать. Да и не удержать нам её здесь. Всё мечется чего-то, бежит куда-то, сама не зная, чего хочет. А если и удержали бы, всё одно – напрасный труд… Не самостоятельная она, вот что я тебе скажу!

– Да… Это, наверное… – хозяйка со вздохом вернулась в реальность. – Я понимаю, что ты хочешь сказать: она труслива, безхребетна и решению проблем предпочитает бегство от них…

– Оце ж! Не дай боже споткнётся она в своей игрушечной жизнишке о какую кочку – страху да вою, чую, как на пожаре… Куда ей до взаправдашних опасностей?..

– Где она, кстати? Я думала, с тобой придёт.

– Понеслась куда-то огородами… Мабуть, подарок тебе куплять…

– Ах, боже мой, – досадливо покривилась Дина Владимировна и поставила на столик недопитое вино: – Маша, милая моя! У меня сейчас уже нет ни времени, ни желания подыскивать кого-то ещё. Хочешь, займись этим сама, – Тырлыковская в ответ только фыркнула. – Ну, или дадим девочке ещё шанс… В конце-то концов, на кого нам ещё рассчитывать? Не на господина Вербицкого же?

– А чё нет-то?

– Поверь мне на слово, у него в нашем деле другие интересы…

– Здрасссьти… – проём двери запестрел цветастым платьем. – Чего это во дворе у тебя, Дина Владимировна, яка-то приблудна собака все грядки перерыла?..

Женщины вскинулись, запричитали и посеменили во двор разбираться с незваным гостем. А после накрывать на стол. Назначенное для именинного ужина время подкралось, как всегда, незаметно…

-–

Стол под старым, раскидистым абрикосом обмахнули тряпкой от бело-розовых лепестков. Накинули льняную скатерть. Водрузили блюда с пирожками и пирогами. Расставили тарелки ломоносовского фарфора. Раскочегарили дровяной самовар. Вечерний воздух горьковато запах банным дымком, мешаясь со сладостью цветения и выпечки. Молодой спорыш ещё не заплёл как следует лужайку, и в проплешинах была видна деловитая жизнь зернистых муравейников.

Дина Владимировна прищурилась на вечернее солнце, вдохнула полной грудью оглушительную сладость бытия и мечтательно улыбнулась:

– Ах, Маша… Разве можно отказаться от этого сказочного мира? Меня он не отпускает… Эти запахи… звуки… эта гармония совершенства – у меня до сих пор, как в юности, сердце щемит от красоты жизни. Разве ты не чувствуешь, как растворяешься в ней, словно в тёплом океане? Как окутывает она, проникая в каждую клеточку? Даже если бы на всю жизнь человеческую приходился всего один такой вечер – ради него стоило бы переносить трудности и испытания судьбы. Подумай…

Тырлыковская подумала. И потрогала тыльной стороной ладони пирожки:

– Ну вот, остыли, – буркнула она. – Пока всех дождёшься… Тоже, небось, на красоту таращатся…

Хозяйка вздохнула:

– Ну что ж, рассаживайтесь, девочки, – пригласила она. – Думаю, опаздывающие к нам присоединятся…

– Кого ждём-то? – поинтересовалась Зинаида Семёновна, чинно поднимая рюмочку с кагором.

– Женечка должна подойти. Тёма обещал заскочить, поздравить. Да и Тоню с Павлом я звала. Как молоко вчера брала у них, записку оставляла с приглашением… А! Вот, кстати, и наша гостья!

Женька несмело проскользнула в калитку с букетиком нарциссов и нарядным магазинным тортом. Это кулинарное приобретение было удостоено негодующего взора бабы Мани. А неизменные джинсы и футболка, небрежно сколотые на затылке в хвост волосы заставили поджать губы Зинаиду Семёновну.

– Хоть бы в гости к приличным людям идучи, да по поводу, оделась бы подобающе. Чай, не на картошку, а на менины звана…

Гостья, не ожидавшая такого приветствия, смутилась:

– Да в общем-то… Не брала я с собой одежду, особенно летнюю, не думала, что задержусь… И что здесь будет так жарко…

– Милая моя! – Дина Владимировна поднялась навстречу, приняла цветы и торт, расцеловала в щёки. – Не слушай ты наше старческое брюзжание! Зиночка порой ляпнет, не подумавши – от простоты, не от злости. Правда, Зина? Конечно, мы все в курсе твоей ситуации. Да и к чему наряды на соседский междусобойчик? Проходи, проходи, дорогая… Я очень рада, что ты нашла время поздравить старуху.

Женьку усадили и захлопотали вокруг: вино? чай? холодец? беляш или рыбничек? подложить ли помидорчиков? а кусочек запечённой бараньей ноги с чечевицей? ах, какой красивый тортик Женечка принесла! ах, какие свежие нарциссы!

– Расскажи-ка нам про свой первый рабочий день, дорогая. Как тебе показался наш музей?

Женька промычала что-то невнятное с набитым ртом и уставилась в тарелку.

– Не ходила она, – прокомментировала Тырлыковская, подкладывая ей на тарелку салат.

– Я, – прожевала девушка, – здесь только до вторника собираюсь задержаться. Думала позвонить Августу Францевичу, предупредить, но… Баб Маня заверила, что с ним знакома, сама переговорит. Вы ведь говорили?

– А як же! Раз сказала… – баб Маня невозмутимо дозаправила самовар щепочками, вставила на место трубу и вернулась за стол. – Позвонила, говорю: Францыч, ты уж звиняй, приболела девка. В среду, говорю, будет у тебя, как штык!

Женька не донесла до рта кусок, замерев на полпути.

– Что ж, – Дина Владимировна ласково ей улыбнулась, – вполне разумно, на мой взгляд. Отказаться ведь ты всегда успеешь. А если не состоится сделка, сорвётся? Что-то ведь может пойти не так? Как тогда без работы да без денег? Не волнуйся, дорогая: дом купят – другое дело, уедешь и думать о Володарьевске забудешь. Но соломки подстелить никогда не лишне. Правильно?

Ответом ей был растерянный кивок.

– Ну, девочки, давайте, что ли, за здоровье именинницы, – Тырлыковская призывно помахала в воздухе рюмкой. – А то одна болтовня и никакого дела…

Она хлопнула свою рюмашку с домашней рябиновкой. И даже не поморщилась. В отличие от Зинаиды Семёновны, долго жеманно махавшей ладошкой перед носом, а после обильно заедавшей «эту гадость».

Дина Владимировна пригубила своё белое вино, покрутила бокал в руке:

– Может, конечно, тебе не импонирует сама идея музейной работы? Феодора говорила, ты, вроде, в художественном училась? Даже работала потом по этому направлению. Может, хочешь вернуться к свободному творчеству?

– Ну, – уклонилась Женька от ответа на основной вопрос, – не то, чтобы… Я на прикладном отделении училась. Художник по текстилю. Владею всеми основными ремёслами, связанными с этим направлением – и ткачеством, и набивкой, и художественной вышивкой и компьютерные программы расчёта карт-схем по фабричной печати рисунка тоже знаю… А работала в студии. Занималась в основном батиком, росписью по шёлку. Заказы, мастер-классы… Не скажу, – улыбнулась она, – что творчество моё было таким уж свободным… Мастерская принадлежала не мне. Но всё равно работать там было сплошным удовольствием! До сих пор вспоминаю эти дни с ностальгией… Бывшая владелица мастерской, кстати, сейчас у меня… – художница замялась, – гостит…

– Это та разбитная бабёнка, котора в морковный цвет крашена? – проявила осведомлённость Тырлыковская. – И котора с двумя детями притащилась? От неё, что ли, прячешься?

– Нет! Что вы! – возмутилась Женька. – Она моя подруга, я очень рада её приезду. Там… просто… кроме неё…

– Ладно-ладно! – именинница подняла бокал. – Давайте не будем о грустном. У вас такая интересная профессия, Женя. Я вам ужасно завидую! Как жаль, что вы были вынуждены так надолго её оставить. Это просто преступление на мой взгляд – связывать художнику руки за спиной! Слава богу, Август Францевич – человек широкого кругозора и свободных взглядов, у него вы сможете и работать, и творить. Помнишь, Маша, Зайцевского? Велимира Станиславича?..