Одержимые сердца

Медленно шагаю к лифту и спускаюсь на подземную стоянку. Сажусь в свой «Бентли». Провожу пальцами по длинным темным волосам, лежащим у лобового стекла, – все, что осталось мне от нее. Моя драгоценность.

Вывожу автомобиль на шумную улицу Сити, где тут же попадаю в пробку, океан сигналов, криков и шума. Доезжаю до ближайшего магазина и приобретаю прозрачные чехлы для одежды. На бешеной скорости мчусь в поместье. Достаю из гардероба каждую вещицу и заботливо прячу ее в чехол.

***

Рассвело. Утреннее розовое небо. Все покрыто оттенками розового: густые волнистые облака, горизонт, сам свет утра. Он словно пытается проникнуть во все уголки этой комнаты, выискивая что-то, как бессовестный наглый шпион. Белое постельное белье стало жертвой этого розового грабителя и покрылось жемчужно-розовым оттенком. Вскоре свет прикасается и ко мне, и мои белые пальцы превращаются в нечто непристойно-розовое.

Равнодушное, красивое. Свежее утро. Которое по счету? Который раз я встречаю здесь проклятый рассвет, в этой комнате?

Рассвет. Эта комната. Кровать. Я.

Но главный элемент этой картины, идиллии, манипуляции моего воспаленного разума упущен. И это причиняет мне жуткий дискомфорт, ибо я желаю тот элемент, как ничто другое в мире. Бесчисленный рой мыслей, желаний и видений будоражат мой мозг, наполняют воображение совершенно другой реальностью. Реальностью, которую я желаю зафиксировать, отдаться ей в полной мере, забыться в ней, ведь она так сладка и прекрасна. И в той реальности она жива. Не просто цела и невредима, не просто дышит и ходит из комнаты в комнату, не просто тягостно проживает отведенное ей время. Нет, все не так банально. Она проживает отведенное ей время со мной. Сколько? С момента нашей встречи и до конца моей жизни, что приносит ей бессмертие. Она никогда не умрет. Не будет убита, не будет свободна и счастлива. Потому что в той реальности, в которой я запер ее, она – моя.

Утренний свет упрямо ползет по красивому полированному паркету, наполняя собой то, что я ненавижу. Реальность, в которой я существую. В этой реальности, в этой комнате, в этом наступающем светлом дне нет главного. Ее.

Вайпер не спит. Не дышит. Не существует.

И этот розовый рассвет, в который раз напоминает мне об этом, словно нарочно пытаясь исцелить меня отвратительной и нелепой инъекцией прямо в мозг, прогоняя волшебные картины моего излюбленного занятия с момента нашей последней с ней встречи – эскапизма.

Но, черт подери, почему бы не использовать это утро себе во благо?

Перевожу взгляд на кровать.

Широкая, стоящая изголовьем к стене деревянная кровать. Жемчужно-розовые наволочки и небрежно смятая простынь, без одеяла.

Вайпер спит. Ее веки закрыты, брови тревожно нахмурены. Роскошные каштановые, мои любимые волосы неподвижно лежат на подушке, создавая резкий контраст с наволочками. Одна рука заложена под подушку, вторая вытянута вперед, ладонью вверх. Длинные пальцы изредка подрагивают. Ноги слегка поджаты, и я не вижу ничего выше ее колен, ведь ночное платье не позволяет моему взгляду проникнуть под него. Я встаю со стула и бесшумно подхожу к кровати. Становлюсь рядом и ласкаю ее взглядом. Протягиваю руку и провожу пальцами по ее волосам. Вайпер не просыпается, но ее брови слегка вздрагивают. Наклоняюсь к ее лицу. Она резко открывает глаза, и мои голубые зрачки встречаются с ее карими, полными испуга…

Уродливый пронзительный звук сминает эту картину и возвращает меня в реальность.

Будильник, подсказывающий мне о том, что пора уезжать в Лондон. Ненавижу этот звук.

Ухожу из комнаты. Закрываю дверь на ключ и прячу его во внутренний карман своего пиджака. Запираю комнату – запираю ее.

***

Брно. Дом Вайпер. Владиновичи все еще живут здесь. Я часто бываю в ее комнате. Вновь и вновь просматриваю ее фотоальбомы и вбираю в свою память ее детство, юность, ее жизнь до того, как она встретила меня. Она так прекрасна, эта чертова смертная. Будь она жива, я залюбил бы ее до смерти. Но чертов Морган. И я сам. Смешон. Она была в моих руках… Я мог делать с ней все, что угодно. Целовать. Обнимать. Доставлять ей удовольствие против ее воли. Какое наслаждение – знать, что ее тело принадлежит мне. Вся она – моя. Могла быть, черт подери! Если бы она была послушной, я награждал бы ее ласками, нежными поцелуями и слезами вынужденного наслаждения. Я заставил бы ее стать моей.

Зачем я здесь? Теперь маки ассоциируются с ней. Все эти девчонки с темными прямыми длинными волосами и карими глазами. Я вижу в них ее. А когда наваждение проходит, грубо выталкиваю этих шлюх из своей постели и ненавижу себя. Каждый раз. Это повторяется так часто. Я вижу Вайпер везде и не хочу отпускать ее. Сознательно. Но какой это мазохизм – неистово любить и желать ту, которой нет и уже никогда не будет. Любить и желать убитую смертную. Только воспоминания о том августе. О том коротком диалоге, и вот я сам вытолкнул ее из автомобиля, желая ее смерти. Я не замечаю, что Морган страдает. Это делаю я. Страдаю. Унижаюсь перед короткими, но полными красок воспоминаниями о Вайпер. Я люблю ее. Люблю. И отдал бы свое проклятое бессмертие, лишь бы вернуть ее в мою жизнь. Реальную жизнь. Она может не любить меня, ненавидеть, бояться, но она – моя. Со мной. Я могу прикасаться к ней. Целовать, вдыхать аромат ее тела, слышать ее голос. Простые, совершенно банальные вещи, которые я не ценил, теперь стали неподвластным мне сокровищем. Я тянусь к ней, но расстояние остается прежним. Я не могу воскресить Вайпер. И не могу не любить ее. Чертова чешская сука.

***

Темный дождливый вечер. Ветер неистово играет с обнаженными деревьями в моем саду. Саду, что окружает мой личный маленький крематорий. И снова воспоминание: Вайпер сидит на земле, прижавшись спиной к каменной стене, а я заставляю ее смотреть на то, как сжигаю трупы той респектабельный французской четы. В тот момент я хотел наказать эту девчонку за то, что она посмела идти мне наперекор. Хотя я все предвидел заранее и только ждал той минуты, когда же глупая девчонка сделает губительный для них троих шаг. А когда Софи Дюпри с умильным выражением жалости на лице украдкой показала мне лист с предупреждением Вайпер (почерк был нервным и быстрым), я печально вздохнул и поник головой. Вайпер не знала о том, что в тот момент я совершенно не притворялся, будто влюблен в нее. Я уже был влюблен в нее настолько, что даже думал скрывать ее времяпровождение в моем поместье. Я думал, что развлекусь немного, и в то же время накажу Вайпер. Накажу за то, что она сделала со мной. Все ее слова о милосердии и жестокости – прелесть. В тот миг «Тогда ты и я – идеальная пара» просто вырвалось из моей глотки, так как этого я желал – чтобы девчонка была со мной. Не я с ней. Она со мной. Но ее расширившиеся от ужаса зрачки сказали: «Нет, никогда». И я знал это. И только после того, как Морганы увезли ее, я понял, что необходимо было предпринять. Нужно было шантажировать Вайпер, заставить остаться со мной добровольно. Она осталась бы. Она так любила своих родителей, что осталась бы и исполняла все, что я захотел. Но нет, – я сглупил, поддался порыву отвращения к себе и загубил все, что было бы таким сладостным. Ночи, проведенные с Вайпер, дни, минуты, поцелуи, прикосновения, ее объятия. Ее присутствие рядом со мной. Я знал: если бы даже мне пришлось покинуть поместье на неделю, или даже больше, Вайпер смиренно ждала бы меня здесь. Черт, леди Морган, как вы разумны со своим шантажом. Почему я не подумал об этом первый? Я шантажировал ее судьбой Седрика, но почему-то не вспомнил о ее родителях. Идиот! Каким же жалким идиотом ты стал, Брэндон!

***

Стою перед шкафом. Осторожно достаю белое ночное платье. И тону в мыслях. Минуты долгих поцелуев и ласк. И вновь игра.

Прихожу в себя. Утро. Чистое небо и солнце. Что ж, эта ночь была почти реальной. Кажется, я схожу с ума. Черт… Ее платье. Я смял его и слегка надорвал в порыве страсти.

Нет, только не это платье – слишком близка была эта ткань к обнаженной коже Вайпер. Потерять его – потерять часть ее.

***

Четвертый год со смерти Вайпер. Легче не становится. О, нет, – я все глубже погружаюсь в океан своей проклятой любви к ней. К смертной. К девчонке, которая умерла четыре года назад. Так странно. Ее нет, но мое проклятье все сильнее сдавливает мое гнилое сердце. Кажется, так однажды сказала Вайпер? Да, она сказала, что у меня гнилое сердце и такая же душа. Что ж, она была совершенно права. Но если бы ты только знала, проклятая сучонка, до чего довела меня! Где бы раздобыть средство, которое помогло бы мне стереть тебя из моей памяти, из моей жизни?

Нет. Я не желаю избавляться от нее. Я желаю и дальше ущемлять свою свободу разума и мыслей. Я так безумно околдован этой смертной, что, будь у меня шанс вернуться в прошлое и изменить его, например, в тот день, когда один из подчиненных позвонил мне, с тревожным сообщением о том, что мой счет в крупнейшем банке Рио взломан… Я мог бы подождать те семь часов, из-за которых мне пришлось сесть в обычный рейсовый самолет. Мой личный маленький летающий монстр был поврежден молнией, при полете в Чехию. Я мог подождать. Семь часов. И никогда не встречать Вайпер. Но. Будь у меня возможность вернуться в тот день, даже зная о том, что после посадки на рейсовый самолет я впаду в эту безответную и сумасшедшую любовь к смертной сучке, я вновь сел бы, на рейсовый самолет. Зная о том, что ее место окажется соседним с моим.

Помню тот первый момент. Наша первая встреча. Я видел ее еще до того, как она села в свое кресло. Она стояла перед самолетом, в тени аэропорта, пряча Моргана. Они прощались. Она была так трогательно смешна. Морган, все-таки, идиот. Будь Вайпер со мной, я постарался бы оградить ее даже от тени возможности столкновения с другим вампиром. Но, кажется, в тот момент Морган просто потерял голову. Он отпустил ее. Ко мне. Это судьба. Моя. Вайпер. Моргана. Судьба, узел, который теперь связывает нас троих, как рабов, цепью, которая никогда не сможет ни разорваться, ни покрыться ржавчиной. И ее имя, как ни смешно, – Вайпер. Сама того не зная, она привязала меня к себе. Она не желала этого. Она ненавидела меня и говорила, что я вызываю у нее отвращение. Те слова, которые она говорила о Моргане: «Он лучший. Я люблю его». И ее полная восхищения и искренней любви улыбка. В тот самый миг я осознал, что за чувство преследовало меня с первой нашей с ней встречи. Я понял, что люблю ее. Смертную. Не просто смертную. Девчонку, что любит другого вампира. Помню, как мои губы невольно растянулись в насмешливой улыбке. Я потешался над своим безумным тленом. Над своим будущим. Я прекрасно осознал, что с этой минуты моя жизнь стала невыносимой и полной противоречивых мук. Кисло-сладких мыслей и фантазий.

Я представлял, как тут же заставлю ее подчиняться мне. «Отблагодарю» Вайпер за судьбу, которую она всучила мне банальным фактом своего существования. Ведь, встреть я ее раньше, даже не зная, что она с Морганом, – я влюбился бы в нее. Но тогда все было бы намного проще. Я сумел бы заставить ее любить меня так же сильно, как люблю ее я. Однако мне нет никакой разницы. Любит она меня или нет. Ненавидит, боится. Я желаю ее. Ее присутствия. Я обречен. Но не променял бы этой судьбы на другую. Сладкая, милая Вайпер. Ты никогда не сможешь освободиться от меня. Никогда. Я достану тебя и в смерти. Моя жизнь не закончится никогда, а значит, вместе со мной отбывать наказание будешь и ты.

***

Порой я так полон бешенства на свое безумие, что хватаю волосы Вайпер и долго стою у камина, в котором жадно пожирает поленья огонь. Он желает пожрать и эти волосы. Да и зачем я тогда забрал их? Она сидела на кровати, а ее волосы лежали на полу. Ее волосы. Целовать их. Чувствовать их нежность под пальцами. Пропускать пряди меж пальцев и оттягивать голову Вайпер для поцелуев. Заношу руку над огнем. Стою, как статуя. Лишь безумным вихрем проносятся в моем воспаленном мозгу мысли и воспоминания. Опускаю руку. Нет, она выиграла. В который раз. Аккуратно возвращаю волосы там, где им место, – на панель моего автомобиля.

Вчера читал русскую поэзию и нашел себя.

О тебе я хочу думать. Думаю о тебе.

О тебе не хочу думать. Думаю о тебе.

О других я хочу думать. Думаю о тебе.

Ни о ком не хочу думать. Думаю о тебе.

Похоже, этот смертный Лев Озеров был прорицателем. Написанное им стихотворение в 1914 году как нельзя лучше описывает меня. Меня шесть лет назад, когда я встретил ее. Меня, когда она умерла. Меня сегодняшнего. Все мои мысли вращаются вокруг нее одной, как метеоры, плененные сверхсильной мощной планетой. Мертвой и безжизненной. Планеты, которой уже не существует, но которую вижу и чувствую я.

Вайпер.

Ты должна быть моей. Ты должна быть живой.

Вайпер.

***

Комната, в которой она спала. Никто не смеет входить сюда. Только я. Здесь ее место. В этой комнате. В моем замке. Рядом со мной. Она думала, что я избавился от ее нищенской одежды? Как бы я хотел. Но нет. Сейчас все эти дурацкие футболки и смешные платья висят, аккуратно развешенные на красивые пластиковые плечики, в гардеробе.

Я подхожу к большому деревянному гардеробу и медленно открываю его украшенные резьбой дверцы. Одна из вешалок с одеждой Вайпер притаилась в самом углу. Моя драгоценность. Ночное платье. Ее ночное платье. Белого цвета, строгое, без прикрас. В который раз прикасаюсь к этому куску ткани. Просто куску ткани. Но для меня этот кусок значит все. Это – кусок жизни Вайпер, все еще пропитанный запахом ее тела. Я миллионы раз представлял ее в этом ночном платье: она стоит передо мной. Ее волосы распущены. На ней – это белое ночное платье. Я касаюсь ее запястий и провожу кончиками пальцев по ее пальцам, медленно веду их вверх, к ее плечам. Касаюсь тонких лямок и аккуратно, с наслаждением, снимаю их. Вайпер молчит, но ее губы дрожат. Затем резким движением стягиваю ночное платье вниз и вижу маленькую белую грудь. Я видел грудь Вайпер лишь один раз: маловата, но идеальна. Вайпер стыдливо прикрывает свою обнаженную грудь руками…

Очнись. Очнись. Очнись!

Торопливо закрываю дверцы гардероба. Мои губы растягиваются в невольной насмешливой усмешке. Эта сцена могла стать реальностью. Но я все испортил. Нужно было просто закрыть ей рот или ударить, лишить ее сознания, а не отдаваться во власть гнева. Я вышвырнул ее из машины. Я. Ее. Сам. Она сидела рядом со мной. На пути к моему самолету. Но я все испортил. В тот миг я желал ее смерти. Я рассмеялся, выбросив ее. Но это был смех над самим собой. Смех над тем, каким жалким я стал. Она завладела мной. А теперь ее нет. И никогда не будет. Но я держу ее в своей крепко сжатой ладони и не отпускаю. И никогда Вайпер не освободится от меня. Ее смерть ничего не изменила. Она – моя.

– Чертова сука. – Я сжимаю кулаки и пытаюсь успокоить себя мыслями о том, что Вайпер мне не достать. Ее нет. А все эти сцены в моей голове – это мое право. Продолжить, повернуть сюжет ее жизни так, будто она осталась со мной. Она живет здесь. Я мучаю ее, не даю покоя по ночам, заставляю ее получать удовольствие от того, от чего получаю удовольствие я. В мыслях. В моем больном воображении. Даже там она сопротивляется мне, но я всегда выигрываю. – Чертова… Нужно было быть сдержаннее, так ведь Вайпер?

Ухожу из этой комнаты. Закрываю ее на ключ. Я приду еще миллиарды раз. В эту комнату. К этой одежде. К этому скромному ночному платью. Она не избавится от меня.

Нужно было взять ее на этом чертовом маковом поле. Сделать ее своей, подчинить ее.