Птица обрела крылья

– Об этом я слышал, но в данный момент запамятовал. – Мистер Сэлтон сузил глаза, словно пытаясь прочитать мысли своей собеседницы, но та прекрасно обладала собой, и по ее красивому лицу нельзя было определить ни единой эмоции.

Но оба присутствующих в этой большой, освещенной светом свечей комнате знали, какие чувства испытывала другая сторона, ведь эти чувства владели и ими самими. Однако, если грудь леди Крэнфорд сжимали горечь и недосказанность, грудь и взгляд гостя были полны презрения.

Леди Крэнфорд невообразимо сложно и тяжело было сохранять спокойствие в то время, как ее сердце готово было выскочить из груди. Эдвард, ее первая и единственная любовь, стоял перед ней, такой далекий, словно он позабыл о тех волшебных теплых летних вечерах, когда, в темноте беседки, в имении отца Беатрис, они, юные и пылкие, обменивались нежными поцелуями, словами любви и клятвами верности. Мистер Сэлтон, любовь к которому все еще не угасла и никогда не угасала в этой женщине, уже не был юношей: его волосы были тронуты сединой, впрочем, как и ее собственные. Да, они оба постарели, оба обрели семьи, родили и вырастили детей, но прекрасное прошлое все еще связывало их, как невидимая тонкая, но крепкая цепь.

Беатрис знала свою вину, знала, что предала своего Эдварда. Она стала супругой графа, богатого человека, и тем самым определила свое и будущее своих детей. Но она никогда не переставала любить того, кого променяла на стабильное богатое будущее и наследство своего деспота–отца. В то время, как страстная старшая сестра Кэтрин бросилась в объятия любви и нищеты, младшая тихоня Беатрис послушала голос разума… И в эти долгие минуты молчаливого созерцания любимого мужественного лица, леди Крэнфорд раскаивалась в своем поступке: это она должна была стать миссис Сэлтон! Она, а не та дородная датчанка! Она родила бы любимому красивых рослых сыновей или дочерей, а не то недоразумение, которое принесла ему его жена!

«Нет, нет! Прочь эти мысли! Прочь раскаяние! Я сделала то, что подсказывал мне трезвый разум! Кто знает, что ждало бы меня рядом с ним? Судьба Кэтрин была мне хорошим уроком… Да и был ли у меня выбор? – невольно думала графиня, а перед ее глазами мелькали сцены далекого прошлого. – Но мой супруг давно в могиле… И, возможно, у Эдварда тоже остались ко мне чувства? Если бы он тоже был вдовцом, мы могли бы воссоединиться и наконец–то обрести счастье! Но его толстая супруга жива и здорова… Она стоит между нами, как высокая ненавистная гора. Ведь я уверена: он сожалеет об этом также, как и я… Он понимает, что тогда у меня не было выбора, но сейчас я с радостью ответила бы на его чувства!»

Но как ошибалась эта стройная красивая леди! В сердце ее бывшего жениха не было ни нежных к ней чувств, ни понимания, ни даже капли уважения. Леди Крэнфорд любила мистера Сэлтона, а он ее нет. Его сердце всецело было отдано той самой «дородной датчанке», своей супруге, а ту, что предала его когда-то, он презирал и не желал иметь с ней ничего общего, однако коварная Судьба заставляла его сталкиваться с ней, играя бывшими возлюбленными, как тряпичными куклами.

– Но, Эдвард, ты приехал напрасно! – твердо заявила графиня, и возможность вновь назвать ее любимого мужчину по имени наполнила ее душу трепетом и сладостью. – Позволь напомнить тебе, что ты подарил мне эту птицу, и у меня есть полное право обладать ею.

– Ты помнишь о том, что получила ее от меня, и что я отдал тебе ее добровольно, но, кажется, ты забыла, что эта птица была моим подарком на нашу помолвку, которую ты коварно и, не уведомив меня, разорвала, – бросил мистер Сэлтон. – Эта цепочка – реликвия моей семьи и досталась мне от моей матери. Ты так и не стала моей супругой, и я требую вернуть мне мою птицу.

– Не будь таким мелочным. Оставим прошлое позади, – глубоко вздохнув, сказала на это графиня. Она понимала всю справедливость слов Эдварда Сэлтона, но не желала расставаться с украшением, напоминающим ей о том чудном времени их тайного и полного чувств романа.

– Услышь собственные мудрые слова, Беатрис, и верни то, что тебе не принадлежит, – холодно ответил гость. – У меня не хватало наглости просить твою племянницу вернуть мне эту цепочку, потому что она досталась ей от матери, и я смирился с тем, что моя семейная реликвия украшает шею Вивиан, а не шею моей собственной дочери. Но теперь, когда птица оказалась в твоих руках, я имею и наглость, и право вернуть ее своей семье. Если вам дорога честь, леди Крэнфорд, вы вернете мне ее, но, если готовы всю жизнь носить позор бесчестья, зная, что украли эту вещицу, то оставьте ее себе, и пусть она до самой вашей смерти напоминает вам о том, что много лет назад вы разбили сердце, всецело принадлежавшее вам и бьющееся только для вас.

– Эдвард… Умоляю, не мучай мою душу! Ты имеешь право ненавидеть меня, но разве ты не понимаешь, что всему виной была моя проклятая сестра?

– Ваша сестра, леди Крэнфорд, выбрала любовь, и я был и всегда буду восхищен ее поступком.

– С тех пор, как я вышла замуж, а ты вдруг покинул Англию, мы не имели возможности побеседовать обо всем, что произошло. Прошу, садись, и мы поговорим открыто. Ты можешь обвинять меня, можешь оскорблять, но я молча проглочу обиды. Нам есть, что обсудить. Эдвард… Прошу, дай мне возможность вновь возвыситься в твоих глазах! – с отчаянием воскликнула графиня.

– Нам нечего обсуждать. Я пришел за моей птицей, но, видимо, уже никогда не получу ее назад, – мрачно бросил мистер Сэлтон.

– Ты не можешь всю жизнь держать это в себе и ненавидеть меня! – нахмурившись, громко вскрикнула леди.

Но мистер Сэлтон не желал более дискутировать и, пожелав графине доброго вечера, но не принеся ей поклона, удалился.

Едва дверь за спиной джентльмена закрылась, леди Крэнфорд упала на стул, спрятала лицо в ладонях и сильно сжала веки, чтобы не дать волю слезам.

Ужин у Сэлтонов прошел уютно: было много интересных рассказов хозяев дома об их долгом путешествии, шуток, смеха, а также обсуждение победы Англии и ее союзников над Бонапартом. Несмотря на присутствие за столом мистера Кристоффера, который показал себя с наилучшей и галантной стороны, был услужливым и заботливым по отношению к своей невесте, Энтони Крэнфорд не давал смутить себя, так как был уверен в том, что скоро этот датский щегол поплывет обратно в свою маленькую ветреную Данию. Энтони не собирался вызывать соперника на дуэль или выдумывать прочие глупости: этот джентльмен собирался бороться за сердце возлюбленной мягко, но настойчиво. К тому же, он с нетерпением ожидал письма от Вивиан, но ждать ему оставалось еще долго, ведь его собственное письмо в Кроунест было отправлено им вчера вечером, а сколько дней занимает для всадника путь из Лондона в поместье кузины он не знал.

Родители Шарлотты были рады возвратиться домой: как они скучали по своей единственной любимой дочери! Но какая умница их Шарлотта! Какой заботливой и мудрой хозяйкой дома она себя показала, впрочем, уже не в первый раз! И как приятна была Сэлтонам мысль о том, что их дочь согласилась на брак с Кристоффером, ведь он был таким блестящим, галантным и умным молодым джентльменом!

Единственной особой, которая была не рада присутствовать за столом, а затем в который раз показывать этому маленькому обществу свой певческий талант, была мисс Сэлтон. Бедная Шарлотта с горечью осознавала, что любит Энтони, любит и мечтает быть с ним, но теперь ее связывало обещание выйти замуж за другого мужчину, и она, пытаясь выглядеть веселой, но рыдая в душе, желала, чтобы этот вечер как можно скорее подошел к концу. Девушка смотрела на мистера Крэнфорда, который, к несчастью, сидел по соседству с Кристоффером, и размышляла о том, что именно пытался сказать ей Энтони вчера в саду? И зачем, ах, зачем она поторопилась и сказала: «Да» кузену! Ведь Шарлотта была уверена, что ее чувства к Энтони были взаимны.

«Но я не отступлю от своего слова. Я не могу оскорбить Кристоффера: он прекрасный мужчина, и будет мне достойным супругом. Я знаю и уважаю его… Но уже поздно жалеть о содеянном. Пусть будет, что суждено. Но все же, я напишу моей дорогой Вивиан и спрошу ее совета… Что она может посоветовать мне? Идти за своим сердцем? Не думаю! Она вышла замуж по расчету и не испытывала к Джереми ни любви, ни привязанности! Я должна решать сама. И я уже приняла решение: моему браку с Кристоффером быть! А мистер Крэнфорд, если желает, может или остаться моим другом, или больше никогда не встречать меня!» – наконец, устав от душевных страданий, решила для себя Шарлотта и, спев два датских романса, заявила о том, что у нее заболела голова, и направилась в свои покои. Там, запершись ото всех, девушка приступила к написанию письма к Вивиан, в котором рассказала о долгожданном приезде родителей, своей неожиданной помолвке с Кристоффером и о своих чувствах к Энтони. Она была уверена в том, что приняла правильное решение, но не могла не поделиться с любимой подругой о том, что отныне ее жизнь превратилась в вечную муку.

– Вы, как я слышал, превосходный охотник, – сказал Энтони на прощание сопернику, не забывая улыбаться добродушной улыбкой. – Я собираюсь на охоту в эти выходные. Не желаете ли присоединиться, мистер Соммер?

– Премного благодарен вам за приглашение, мистер Крэнфорд, – с благодарностью в душе ответил на это датчанин. – Охота – одно из моих любимых развлечений, и я буду рад, если вы ознакомите меня с окрестностями и местами, богатыми дичью. Мистер Сэлтон уже предупредил меня о том, что мне нужно раздобыть официальное королевское разрешение на охоту в Англии, но, думаю, до выходных я получу эту бумагу.

На этой дружелюбной ноте Энтони расстался с обитателями Лиллехуса и поехал домой, по дороге размышляя о том, каким образом сможет завоевать Шарлотту… Или, скорее, отвоевать ее у этого проклятого красавца датского кузена.

Проходили недели, но Кристоффер и Шарлотта все так же были полны решимости вступить в брак, и вопрос стоял лишь, в каком месяце удобнее будет сыграть свадьбу.

– Возможно, в сентябре? Сыграть свадьбу летом, в разгар сезона, было бы опрометчиво, – выдвинула предложение миссис Сэлтон.

– Твоя мать права, моя дорогая, – поддержал супругу мистер Сэлтон. – Свадьба требует многих приготовлений и хлопот.

– Ах, мне, право, безразлично, когда играть свадьбу, – равнодушно ответила родителям Шарлотта. – Единственное, чего я желаю, – приезда Вивиан. Она должна быть со мной в этот волнительный день.

Апрель ушел, и наступил теплый май. Весна озеленила все вокруг и сняла с жителей Лондона теплые плащи. До открытия нового сезона оставалось меньше месяца.

Сэлтоны начали подготовку к свадьбе, а в Гринхолле Ричард и Агнес предвкушали вновь блистать на балах и званых ужинах, ведь жизнь в провинции не может не наскучить персонам, переехавшим в нее из столицы. Леди Крэнфорд стала чаще посещать церковь, и теперь, когда птица была в ее владении, у этой женщины оставалось всего одно желание: женить Энтони на Александре.

С каждым днем Шарлотта становилась все несчастнее, а Энтони – мрачнее. Молодой человек терял надежду, но, когда он уже отчаялся и решил, что всему конец, из Кроунеста пришло долгожданное письмо. Письмо получила также и мисс Сэлтон.

«Мои дорогие друзья, приношу свои искренние извинения за такой поздний ответ. Слишком много дел ждало меня по приезду… – писала Вивиан. – Я скучаю по вам, но, увы, пока не собираюсь возвращаться в Лондон и не могу сказать даже приблизительный месяц моего приезда. Я от души поздравляю тебя, моя дорогая Шарлотта, с будущей свадьбой и настойчиво приглашаю тебя, а также твоих жениха и родителей в Кроунест. Энтони тоже приглашен, и, надеюсь, вы сможете отправиться вместе. Дорога в мое поместье не займет больше недели пути. До начала сезона еще три недели, и я с отчаянной мольбой взываю к вашим сердцам: приезжайте в Кроунест и спасите свою Вивиан от тоски по вам»

Получив от Шарлотты новость о том, что Вивиан пригласила в Кроунест и Кристоффера, да еще и поздравила подругу с «грандиозным событием», Энтони наполнился гневом: ведь Вивиан обещала помочь ему жениться на Шарлотте, но, кажется, совершенно позабыла о своем обещании и вместо этого желала познакомиться с этим датским щеголем! Ему показалось, что кузина просто–напросто насмехается над ним, поэтому на ее приглашение он решил ответить отказом, однако мисс Сэлтон удалось уговорить его составить ей компанию: родители девушки не могли отлучиться из города, а Кристоффер, хоть и дал согласие отбыть вместе с невестой, отнесся к будущему путешествию с равнодушием.

В первый же выходной мая мисс Сэлтон, мистер Соммер и мистер Крэнфорд выехали в путь, а в следующую субботу уже имели возможность наблюдать высокие величественные шпили замка Кроунест, который поразил троицу своим немного мрачным, но гордым и внушительным силуэтом.

– Это и есть дом твоей подруги, моя дорогая кузина? – удивленно приподнял брови Кристоффер, подумав, что эта миссис Уингтон, должно быть, была весьма богатой особой.

– Да, да, все это принадлежит ей, – с улыбкой подтвердила Шарлотта, припав к окну большой удобной кареты. – Но, признаться, я удивлена не меньше твоего! Ведь это даже не дом, а целый замок! Энтони, вы только посмотрите, где свила гнездо наша дорогая Вивиан!

– Надеюсь, моя кузина обрела здесь покой, который искала, – ответил ей Энтони, тоже улыбаясь и рассматривая открывшийся его взору вид.

Вскоре долгое путешествие троицы подошло к концу: минуя высокую каменную арку, украшенную несколько мрачными горгульями, карета въехала в широкий, вымощенный старинными, но все еще целыми плитами двор.

Вблизи Кроунест оказался еще более величественным, чем издалека: это был самый, что ни есть, настоящий замок, по сравнению с которым Гринхолл, Лиллехус и даже Деври – дом Ричарда Крэнфорда, казались игрушечными и миниатюрными.

Кроунест был замком курганно–палисадного типа с высоким четырехугольным донжоном (главной башней), основанным норманнами в двенадцатом веке и перестроенным в камне в конце тринадцатого века. Крепостные стены вокруг замка отсутствовали, и именно этот факт позволил покойному мистеру Уингтону, отцу Джереми, приобрести это большое, однако, не престижное поместье, ведь оно находилось на обрывистой скале прямо над морем. Здесь всегда было ветрено, и высокие многочисленные деревья, растущие в поместье, не знали покоя и никогда не стояли без движения, впрочем, как и вся другая растительность. Единственным, кто гордо не поддавался шалостям ветра, был сам замок.

В этот майский солнечный день Кроунест встретил гостей морским бризом, довольно свежим, но все же, приятным. Путешественники покинули свою карету и теперь, с восхищением в глазах и сердцах, любовались домом их подруги миссис Уингтон.

– Любопытно, сколько комнат располагается в этом замке? – задумчиво протянул Энтони.

– Не могу ответить на ваш вопрос, но, полагаю, что очень много! – с восхищенным смешком ответила ему Шарлотта. – Но, Боже, поспешим же внутрь! Мне не терпится обнять Вивиан! Как я скучала по ней все эти ужасно долгие дни!

Молодые люди постучали в высокие дубовые двери, и дверь им отворил мистер Роли, дворецкий, которого Вивиан забрала с собой из Уингтон-холла. Тепло поприветствовав гостей, дворецкий приказал прислуге занести в дом вещи гостей, а сам поспешил на поиски своей госпожи, чтобы передать ей радостную новость.

– Это просто волшебное место! Оно напоминает мне мои любимые старинные баллады, и мне кажется, что вот–вот на ступенях появится благородный рыцарь, ведущий под руку свою прекрасную даму сердца… Но она в слезах, потому что ее возлюбленный покидает ее и едет на войну, сражаться за своего короля! – мечтательно сказала мисс Сэлтон, оглядывая невероятно высокие потолки, два огромных тяжелых канделябра, нависающих над холлом, и широкую каменную лестницу, ведущую на верхние этажи.

– А вот и гости! – вдруг услышала новоприбывшая компания веселый тонкий возглас, и, машинально посмотрев в сторону, гости увидели мальчика лет шести, появившегося из соседней комнаты и держащего в руках наполовину съеденное пирожное.

– Добрый день, сэр, – вежливо и шутливо одновременно обратился к мальчику Энтони. – Честь имею представиться: мистер Энтони Крэнфорд. – Он слегка поклонился.

– Мисс Шарлотта Сэлтон. – Шарлотта широко улыбнулась и сделала книксен.

– Мистер Кристоффер Соммер, – усмехнувшись, сказал Кристоффер и тоже принес мальчику поклон.

– А, вы, молодой человек, не желаете ли представиться? – спросила Шарлотта, подумав, что этот милый проказник, должно быть, был отпрыском кого-то из прислуги.