Соло тишины

Аня теперь взяла его за руку и потянула ко входу в концертный зал. «Я всегда любил играть соло, – подумал Гоша, но не сказал этого вслух. – и сейчас люблю» … Когда начался концерт, его неожиданно охватила паника – такого состояния с ним ещё не случалось с момента совершения им преступлений. Почему-то казалось – именно теперь в зал могут ворваться полицейские, но уйти отсюда немедленно было невозможно. Он ёрзал, оглядывался и не сводил взгляд с дверей. Хотел даже встать посреди исполняемой кем-то мелодии, но всеми силами сдерживал себя. Ещё хотел подняться на сцену, забрать у очередного выступающего инструмент и заиграть какую-нибудь пьесу, которую получилось бы вспомнить из детства, а может быть выкрикнуть прямо из зала или в микрофон объявить всем, что он преступник, и что все те три преступления, от которых накануне всполошился весь город, совершил именно он.

Старательно Гоша отвлекал себя разными другими мыслями от этих бредовых желаний. Хотя понимал – пока звучит музыка, это абсолютно невозможно… Здравые мысли имели возможность рождаться только в тишине, а чем громче звучал рояль, аккордеон или виолончель, тем больше он чувствовал – рассудок подводит. Удивлялся, как раньше могло быть всё иначе. Представлял, как любая из его выходок, которые теперь хотелось совершить, шокировала бы всех выступающих и зрителей. С другой стороны, может даже это было бы хорошо, ведь на самом деле на концерте люди явно скучали, и Гоша подумал, что динамика нашей жизни всегда состоит из чего-то неординарного, а если просто плыть по течению, то можно уплыть невесть куда – туда, где скорее всего вовсе не хочется быть. Ещё предположил, что теперь, когда он нарушил своё безвольное плавание, от жизни ему можно ожидать что угодно и совершенно небывалое прежде.

Под один особенно тревожный ритм он мысленно вернулся во вчерашний день.

…Подивился даже, как там ему было легко, и он ничуть не опасался быть замеченным и не представлял, как что-то может пойти не по его плану… Вот он притаился у окна и выжидал, когда улица опустеет. Будто специально для него кто-то в комнате отдёрнул шторы, освободив полностью оконный проём, и злоумышленник, пройдя мимо в очередной раз, уловил душный приторный запах, который вырвался наружу – пахло не стиранными давно кухонными полотенцами и не очень свежей едой. У ворот залаяла собака – её предательский лай мог сильно подвести. Пришедший насторожился. Торопливо скрылся в проулке, предполагая, что кто-нибудь непременно выглянет на улицу, ведь собак как раз и заводят специально для таких вот случаев. Но вроде бы никто не выглянул, да и в других закрытых окнах, не выходивших в сторону улицы, он не заметил мелькавших силуэтов. Однако в том, что люди находятся дома, он не сомневался – включённый телевизор слышно было даже отсюда.

Момент, когда человек решился переступить черту, до сих пор вызывал дрожь: он бросил смертельную бутылку и осознал очевидное – обратно она уже точно не вылетит и нельзя будет отменить содеянное, как в компьютере, нажав лишь одну клавишу. Побежал. Услышал за спиной крики и женский визг. Но вдруг как финальный такт какой-то необычной увертюры в душе его от случившегося воцарилась гармония…

Погрузившись во все эти ощущения вчерашнего дня, Гоша не заметил, как закончился концерт. Обратил только внимание, как робкий мальчик, выступавший среди последних, ошибся несколько раз и смутился, остановился прямо посреди игры, но всё-таки ещё продолжил и хоть даже с большим трудом закончил свой номер. Мальчик этот немного отличался от всех: на нём был клетчатый пиджак из-под которого виднелись подтяжки брюк. Именно этот ребёнок напомнил Гоше самого себя – играл он всегда хорошо, эмоционально, хотя тоже вот так часто ошибался во время выступлений.

Поджог в квартире и дачном посёлке он уже не успел прокрутить в своих мыслях – да в общем-то и не смог бы, потому что в эти моменты совершенно был не в себе, а чрезвычайное перевозбуждение, охватившее его, подталкивало действовать мгновенно, не раздумывая, и никакой заранее намеченный план уже не имел значения.

– Георгий, это ты? Неужели! Прямо с трудом тебя узнал! – услышал спешивший к выходу после окончания концерта.

Он оглянулся. Лицом к лицу столкнулся со своим бывшим преподавателем. Не ожидал, что тот всё-таки обратит на него внимание. И даже вот теперь не хотел говорить. Поэтому от растерянности ляпнул первое, что пришло на ум.

– Тот мальчик, на балалайке… Он сильно ошибался. Это ведь ваш ученик? В клетчатом костюме.

– Мой. Да кто не ошибается в нашей жизни! – воскликнул преподаватель, отмахиваясь так небрежно видимо от наболевшей темы.

Теперь Гоша заметил, как сильно тот состарился, однако манеры остались прежними. А ещё услышавший эти слова вздрогнул – слишком привык он многое в жизни принимать на свой счёт. Хотя раньше ни про какие такие ошибки преподаватель ему никогда не говорил. Поэтому в следующую минуту он был шокирован ещё больше – от сказанного в свой адрес.

– Ты тоже всё время ошибался, Гошенька, – с этими словами старик ущипнул своего бывшего ученика за щёку, как делал это, когда тот был ребёнком.

– Правда? – не поверил тот. – почему же вы мне никогда об этом не говорили?

– Не всем можно указывать на их ошибки, вот в чём беда.

– Но почему? Ведь если человек поймёт, что ошибался, он исправится.

– Не-е-ет, увы. Ошибки вообще очень сложная штука, своеобразный рубеж, как знак препинания, что ли… Жил-жил, споткнулся, задумался.

– Не понимаю.

– Вот видишь, ты даже сейчас не понимаешь. А раньше тем более разве понял бы?

Гоша усмехнулся – в самом деле преподаватель был прав и в детстве у него было немало странностей, а выступать перед большим количеством публики его и вовсе брали редко, потому что, даже если он тщательно заучивал пьесу и очень хорошо играл на занятиях, на сцене умудрялся остановиться в самый ответственный момент, и после этого своего очередного досадного провала долго оставался удручённым и подавленным.

– Вообще-то в жизни надо ошибаться! Поверь – надо! Иначе ты никогда по-настоящему не узнаешь жизнь. – преподаватель как будто хотел сказать что-то ещё, но замолчал.

Может быть он сам осознал в этот момент, что ошибки бывают разные и не все в самом деле позволительны. Теперь он прошёл вперёд, потому что в переполненном детьми коридоре неудобно было разговаривать. Гоша задумался о том, что преподаватель его всегда был на удивление проницательным человеком, поэтому даже теперь возможно заподозрил, что бывший его ученик совершил нечто такое, о чём неуместно говорить вот так мимоходом. Тогда он поспешил скрыться от лишних взглядов снова за колонной, наблюдая оттуда, как Аня дарит свой жёлтый букет какой-то старой преподавательнице, которую он не помнил и скорее всего не знал.

Дальше все дети побежали на чаепитие, для взрослых намечался фуршет. Аня и Гоша не остались – переглянувшись, вышли из этой суеты на свежий воздух.

– Всё-таки самый интригующий месяц в году – это апрель, – провозгласила Аня и заговорщицки добавила. – люблю всяческие предвкушения и разные интриги.

Она откровенно и дерзко улыбалась, а Гоша в этот момент всё ещё думал о своём, поэтому не сразу сообразил, что она имеет ввиду. Однако чувствовал, как ему хорошо, прямо радостно рядом с ней. И вдвойне радостно оттого, что концерт наконец-то закончился и они смогли уйти.

– Может пойдём ко мне? – предложила Аня так запросто, будто это подразумевалось само собой.

В самом деле оба чувствовали, что знакомы сто лет. Гоша вдруг подумал о том, что у него нет с собой даже сколько-нибудь немного денег, чтобы купить хотя бы бутылку шампанского и отпраздновать эту встречу. Но заходить домой не хотел, а рассудил, что в крайнем случае можно обойтись и так.

– Мальчику в клетчатом ещё рано выступать, – вместо ответа поделился он впечатлением от концерта.

Но скорее всего сказал так, чтобы заполнить паузу, показавшуюся неловкой и тотчас упрекнул себя в этом – прежде он никогда не торопился заполнять пустоту.

– Этот мальчик – мой сын, – с некоторой грустью сказала Аня. – и уж лучше я отдала бы его учиться на фортепьяно.

– А ещё лучше – на трубе! – неловко пошутил её спутник и тотчас добавил уже серьёзно. – в любом случае нужно везде чувствовать ритм и не путать аккорды.

– Ничего он не путает, просто волнуется. Потому что балалайка – не его инструмент.

– Согласен, для струн нужен особый характер, настрой…

– И особенный перезвон в сердце…

– Что? Что?

Гоша переспросил это так отрешенно, что ему самому стало не по себе.

Просто он услышал на концерте не только неловкие, порой даже корявые мелодии, исполняемые детьми, а сквозь череду нот и аккордов уловил какое-то нагнетающееся вокруг него напряжение – тогда в его сердце пришла наконец тревога. Будто музыка совершенно неведомым никому способом торопилась оповестить его о главном – разоблачение неминуемо, и даже если преступление совершено во благо высоких идей, в любом случае оно остаётся преступлением, то есть большой ошибкой, а это как неправильно поставленный музыкальный знак в такте, после которого неминуема пауза и долгие раздумья.

Тем временем они уже пришли к Ане домой.

Гость робко осмотрелся, отметив про себя, какая здесь тишина. Он всегда замечал, что именно другим людям, которые этого совсем не ценят, на тишину удивительно везёт, они даже пренебрегают ею, потому что видимо в какой-то момент она начинает их раздражать и тогда им хочется шуметь. Но в квартире у Ани пока никто не шумел и было тихо.

– Давно развелась? – спросил он, потому что больше просто нечего было спросить.

– Почти сразу, как родила сына, – ответила женщина.

Её сыну на вид было лет семь или восемь, и Гоша подумал вдруг, что с Аней они могли быть отличной парой, если бы он заметил её в юности. Но тогда он не обращал внимания на девчонок, даже стеснялся и сторонился их, озабоченный собой, своими прыщами, меняющимся голосом и как он считал, появляющейся от этого нервозностью.

Аня включила чайник и достала печенье. Гошу это немного смутило – он считал, что в такой ситуации полагается выпить по бокалу вина, ведь они в общем-то взрослые люди и ни ему, ни ей больше никуда сегодня не надо спешить.

От чашки чая потянулся аромат малины… А потом Аня достала начатую бутылку ликёра и немного налила в чашки.

– Тоже малиновый, как и чай, – пояснила, закупоривая снова бутылку.

– У меня на даче много малины, приходи в июле, – позвал Гоша и женщина ему улыбнулась.

Говорить было особенно не о чем. Немного повспоминали юность, обсудили, у кого как сложилась жизнь. Выпили чай и пошли в спальню. Гоша почувствовал, как от волнения у него слабеют ноги.

– Какую музыку включим? – спросила Аня.

– Есть Морриконе? – спросил в свою очередь её гость.

– Не думаю, что это подходящее.