Выжить без зеркала. Сборник новелл

Вано аж присел и говорит:

“Утица моя, голубушка, так ты любишь меня что ли?”

“Люблю, любимый! Люблю! Но с тобой все равно не пойду капец ты меня обидел”.

Загрустил снова Вано, не хочет Людмилу топить.

Идёт, голову повесил, а сам думает-думает-и-придумал!

Остановился резко, привлёк к груди мохнатой возлюбленную – к самому сердцу:

“Иди, Людмила, домой, я все придумал”.

Раз я жить без тебя не могу, я без тебя застрелюсь. Один!

А у Людмилы лицо все пятнами покрылось нет говорит я тебе одному уметь не дам.

А тот – дашь!

Не дам!

“Дашь, – говорит, – и мозги мне, дорогая, не кушай”.

А Вано шмайсер вверх дулом держит, на изводе, и быстренько нажала на курок Людмила.

“Не хило, – Вано говорит, – да это, спасибо небесам, не последний патрон из сахара и соли на планете Земля”.

Но Вано ошибался, Людмила ему про это рассказывает, а у самой сердце все сильнее и сильнее скукоживается.

Вано за голову – что делать без патрона? Камень из рук Людмилы вырывает и за пазуху кладёт, и бросается в пруд.

Людмила снова орать! Но недолго орала – Вано вылезает и признаётся:

“Я камень уронил, он без меня на корм рыбам ушёл, а я вот к тебе”.

Шашки нет, камня нет, шмайсер есть, но без патрона, да и шмайсера нет, Людмила признаётся, а зачем он нужен, я его выбросила.

И тут Вано:

“Значит, мне ещё жить, а жить без тебя я не могу. Вот это во времена Софокла и звалось трагедией. Баста – конфликт неразрешим – глубже смерти небытие”.

Людмила в ответ ничего не говорит. Людмила думает. Так они сидят.

И тут – опа – признаки жизни от Плешивых; повод – всплывший из забытья факт наличия трёх бутербродов с докторской колбасой в закромах вместительного бюстгальтера.

Вано второй доедает, Людмила первый жуёт, по-маленьку откусывает.

“Ты так хоть вкус чувствуешь, милая моя?” – спрашивает Вано и в глаза заглядывает.

“Друг мой, так если я тебя люблю, а ты меня, а друг без друга мы ни жить, ни умереть, так может вместе пойдём?”

Говорит это Людмилка, а над ней венец мудрости сияет. Вано ей руку протянул, и в землю смотрит. Чувствует, к ладони тепло и нежность котёночком слепым свернулось.

И идут уже, болтают, Геннадий из окна их увидел, слава, говорит, вселенной, она не навредит, она любовь уважает, и уважение любит.

Знаешь, – говорит Вано, – а я так рад, что мы с тобой идём, хоть и непонятно куда.

Умер. Да здравствует король!
здесь за гаражами возле ржавых баков
Боже! наконец-то… Господи! мы одни…
кирпичи и камни битые бутылки —
прекрасная природа и поле для любви

На Виктора налетел мускусный траурный запах: после смерти Леночки зеркала завесили худой черной тканью, переставили мебель: раздвинули пространство, чтобы поставить гроб. Все остальное оставили так, как было при жизни покойницы: говорят, так нужно для успокоения души.

Обойдя все комнаты, удостоверившись, что в квартире по-прежнему уютно, несмотря на похоронную атмосферу, Виктор сел за круглый стол, заботливо накрытый желтой скатертью в мелкий цветочек, и облегченно вздохнул. Его вдруг обволокла тихая бытовая радость от того, что он не успел жениться на Леночке. Не было никаких справок, нотариусов, оформления наследства. Было короткое письмо о смерти, и все.

Леночку Витя обожал и единственный не верил, что она слабоумная. И имел основания: документально подтверждено это не было. Леночка даже работала, швеей в ателье, располагающемся в их доме на первом этаже, пришивала пуговки, молнии на ширинки, укорачивала юбки. В какой-то степени, именно это ателье стало причиной, по которой Виктор сел в тюрьму на восемь лет, срок которых истек этим утром.

Тогда, чуть больше восьми лет назад, молодой человек по фамилии Максимов, это Виктор узнал уже в ходе следствия, забежал в ателье. На его руке висели брюки.

– Надо срочно поменять молнию и пуговку пришить. Ширинка разошлась, представляете, и так хорошо видно! А я в крупной компании работаю, мне проект презентовать сегодня, полчаса осталось. Одна надежда на вас!

Максимов улыбался широко и красиво. Леночка смотрела на него разинув рот, очень ей понравились его волосы, белые-белые. Она мотнула головой – Да.

– Только мне срочно надо, вот прямо сейчас.

Леночка снова понимающе кивнула и взяла из его рук брюки, гладко выглаженные, плотные на ощупь. Лена показала пальцами «десять минут» и Максимов, успокоившись, вышел на улицу.

Леночке ужасно понравился молодой человек, она понимала, что у него сегодня важная встреча и ей захотелось сделать ему что-нибудь приятное. Она отыскала в коробке самую яркую, кислотного желтого цвета молнию и решила пришить ее так, чтобы как можно лучше было видно. А пуговку выбрала синюю со светло-зелеными разводами.

Ловко и аккуратно пришила ее к скучным брюкам Максимова и села лицом к двери в ожидании полюбившегося клиента.

Он скоро вернулся.

– Это, блять, что? – Рот Максимова был искривлен смешком, он решил, что это может быть просто шутка.

Лена протянула ему брюки.

– На удачу, – она робко взглянула на Максимова снизу вверх.

– Где брюки мои?

Лена снова настойчиво протянула их ему.

– Твою ж мать! – белокурый бельмондо смачно выругался, – Я ведь объяснил, у меня встреча, важная презентация, мне уже ехать нужно, от этого работа моя зависит, от этого жизнь моя зависит, жизнь! Понимаешь?!

Леночке Максимов больше не нравился, он продолжал кричать, требовал сделать все правильно, но она уже не слышала его. Только скользила взглядом за его мечущейся из стороны в сторону фигурой, все окружающие предметы превратились в пятна, узнать Максимова можно было только по нервным скачкам из одного угла мастерской в другой. И Леночка заплакала. Сначала тихо, беззвучно, потом почувствовала на губе соленую слезу и начала рыдать в голос, сотрясаясь, закрывая раскрасневшееся лицо руками. И в этот момент зашел Виктор, он всегда, когда была возможность, приходил к Елене: поцелует ей щечки, ручки и убегает по делам.