Ангел прокажённых

Осыпаясь торжественным снегом,
И, душистая, стала лишь краше,
И струилась весенняя с неба
Благодать из божественной чаши.

Вместо боли останется прочерк,
Оживёт и пребудет в покое
Так однажды душа моя, Отче.
Я узнаю, что это такое.

Неисцелённым

Солнце не гнушится поля брани —
То закат кровавый в шири пашен?
То души огромные ли раны?
Этих ран размах и ныне страшен.

Ран – и вечно свежих, и всесильных…
Нет им утоленья и покоя.
Сильных, добрых, тихих рук валькирий
Выпало мне ждать на поле боя.

А глазам, пустым, как будто небо,
Сердцу, опьянённому от боли,
Силу исполинскую взять где бы,
Чтоб бороться с мачехой-судьбою?

Совладать с такою дух бессилен,
Не найти желанного покоя.
Нежных, сердобольных рук валькирий
Выпало мне ждать на поле боя…

Но страшны не бой, не оплеухи,
Что стенают верой уязвлённой:
Чёрным ядом для Святого Духа
Пропитали стрелы упоённо!

Небеса! но ключевой водицей
Окропите их, страданью внемля —
Чтобы слёзы с глаз самоубийцы
Не стекли на попранную землю!

Солнце зорь, что не гнушалось боем,
Не взойдёт над сломленным веками!
Делать что с расцветшею любовью
В сердце, искорёженном штыками?

В нём, как в развороченной траншее,
Устланной, как жертвенник, цветами,
Юность, и мечты её, лилеи,
В нём – живая кровь, живое пламя!..

О душа, не просто поле боя,
И не каждый враг тебя достоин.
Потому я не сведу с собою
Счёты – как простой, но сильный воин.

За добро, за жизнь! что ужас боя,
Смерти рык, небес пустая просинь!
И Любви валькирия со мною.
Ведь Любовь страдающих уносит

От полей, от муки ядовитой,
За черту дымящегося ада;
Девы, выбирающей убитых,
Облик, возрождения награда.

Словно мать – блаженна; к обречённым
Нам сойдёт и тихо и молельно,
На коне, в крылатом шлеме чёрном,
Всем, так не познавшим исцеленья.

Меч её – сильней меча любого,
И чертог земной её сначала,
Но даже в нём, как в прелести живого
Предстоит небесная Вальгалла!..[1 - Вальгалла – (миф.) небесный чертог для храбрых воинов, павших в бою, рай, куда валькирии забирают с поля боя убитых.]

«Когда снежит за окнами январь…»

Когда снежит за окнами январь,
Я снова раб тоски ненасытимой.
И чёрный вечер так же, как и встарь,
Молчит угрюмо и неумолимо.

Хоть морок слеп, не скрыться никогда.
Надежды парус слит с душой больною.
Метели стоны, тьма и пустота
Пронзают душу жалостной мольбою.

Тень головы в сиреневом дыму,
Ласкаемая дымкой сигаретной…
Но ад мой не уходит – почему?!
Для всех вокруг, как воздух, незаметный.

И на ветру трепещет полотно
В неодолимой, вечной ночи власти.
Измученный, я жажду одного:
Чтоб парус не изорван был на части.