– Что-то случилось?
– Да. Случилось…
Он схватил меня за руку.
– Элина, в чем дело?
– Сладков следил за нами. Он обвинил меня в шпионаже для твоей компании.
– Что?!..
– Что слышал. Ты знал об этом? Знал, что за нами ходит какой-то урод, фотографирует нас? Знал?
– Ты в своем уме?
– Он сказал, что у него есть доказательства, что он нашел их на моем рабочем столе.
– Доказательства чего?!
– Того, что я сливала тебе всю нашу внутреннюю информацию, чтобы ты потом купил нас с потрохами за гроши.
Повисла пауза. Я видела, как он за секунду поменялся в лице.
– Подожди…
Он пошел куда-то. Я достала телефон, чтобы перезвонить Кате, когда из двери выскочила Настя.
– Элин, тебя Фридман зовет. Говорит, срочно!
Я захожу в кабинет и поочередно бросаю взгляд на каждое лицо собравшихся там людей. Фридман, Софья, Сладков, Новиков (замдиректора холдинга) и начальники юридического отдела и службы безопасности. Можно только догадываться, о чем каждый из них думает. Борис Натанович внешне спокоен, но взгляд бегает; Софья даже не скрывает волнения; Сладков красный как рак – но, конечно, не от смущения или стыда, а от переизбытка эмоций, скорее всего, положительных. Странно, в кабинете тепло, даже, скорее, жарко, но мне кажется, что от каждого из них веет холодом.
Фридман заговорил первым. Все равно что зачитывал протокол. Он передавал тот рассказ, который я уже слышала, стоя за дверью. На этот раз он воспринимался немного по-другому: Борис Натанович явно подбирал слова, чтобы это не было похоже на обвинительный приговор. Надо признаться, в его интерпретации это звучало не так ужасно, как у Игоря. По крайней мере, в тот момент я не чувствовала себя шлюхой – всего лишь лгуньей и шпионкой.
– Элина, я… не требую никаких объяснений сейчас. Но я очень хочу, чтобы вы взглянули на эти документы и сказали мне, действительно ли вы работали с ними или видите их впервые.
– Борис Натанович, да вы издеваетесь! – взорвался Сладков. – Конечно, она будет все отрицать – что еще ей остается, как вы думаете?
– Игорь, помолчите, – он никогда не повышал голос, но его тон не оставлял сомнений. Так было и в этот раз. Не отводя от меня взгляда, он протянул мне документы.
Разумеется, я видела их впервые. И, разумеется, мне никто не поверит. Они избавятся от меня, он только этого и хотел. И нет смысла сейчас искать причину. Главное – он, кажется, добился своего. Но одно я знаю точно: я не унижусь ни перед одним из них. Окинув всех присутствующих спокойным и равнодушным взглядом, я сказала:
– Я никогда не видела эти документы раньше, мне их подбросили…
Глава 8
– По статье?!
Я держу в руках приказ о своем увольнении и не могу в это поверить. Настя смотрит на меня таким же непонимающим взглядом и просто молчит. Мне кажется, что все это происходит не сейчас и не со мной, – что это вообще не происходит, а всего лишь снится в кошмарном сне. Мне часто снились кошмары, но я понимаю, что они никогда не были такими, как этот. После моей пафосной тирады в присутствии всех заинтересованных лиц нашей компании я была уверена, что меня уволят. Возможно, тогда я еще не осознала, как это ужасно для меня, но понимала, что, судя по ситуации – какой бы абсурдной она ни казалась, – такой исход неизбежен. К тому моменту я уже твердо знала, кто и зачем хотел от меня избавиться; я знала, как легко и просто он подставил меня – или, точнее, как легко и просто подставилась я сама. Как ни горько было это осознать, это свершившийся факт. Подобно Скарлетт из «Унесенных ветром», я мысленно твердила себе, что жизнь на этом не заканчивается, что я подумаю обо всем этом завтра. Фридман даст мне хорошие рекомендации, и я устроюсь на такую же хорошую работу в другую компанию – возможно, даже в компанию-партнера или во французский филиал… Конечно, я хотела остаться здесь. Особенно сейчас, когда передо мной открылись большие перспективы, когда стали налаживаться международные связи, когда я так многого смогла добиться… Но я не была такой наивной дурой, чтобы не видеть, насколько сильно Сладков хочет избавиться от меня. Да, это и правда ирония!.. Я смеялась над всеми, кто советовал мне ответить взаимностью на его неоднократные поползновения. Глядишь – и повысят! Не повысили. Уволили. Уничтожили.
И вот я смотрю на этот ничтожный листок бумаги, который горит у меня в руках, и вижу причину, черным по белому – «В соответствии со статьей 81 ТКРФ подпункта “в” пункта 6 части 1, работник может быть уволен за разглашение охраняемой законом тайны – государственной, коммерческой, служебной или иной, ставшей известной работнику в связи с исполнением им трудовых обязанностей…». Неужели можно разрушить жизнь человека просто потому, что ты не пришелся ему по душе? Неужели мало просто испортить ему жизнь – нужно уничтожить? По статье?! По статье увольняют за прогулы, пьянство, проступки, граничащие с преступными. Мое преступление заключалось в том, что я отказала одному мужчине и выбрала другого. В обоих случаях – неправильный выбор. И теперь из-за неправильного выбора рушится моя налаженная жизнь. Все случилось за один день. Всего один – и нет карьеры, нет перспектив. Когда я подписывала бумаги, у меня мелькнула мысль обратиться в суд: ведь у них нет прямых доказательств моей вины, они не смогут объяснить реальную причину моего увольнения, не опорочив себя. Но это тяжба, адвокаты, деньги, бессонные ночи, нервный срыв… Я имею представление об этом – одна моя хорошая знакомая прошла через такое. И осталась ни с чем. Нет, лучше я просто уйду. И гори оно все синим пламенем…
Я вошла в кабинет без стука – я подумала, что теперь я просто обязана так входить во все кабинеты этого офиса. Фридман поднялся мне навстречу, усадил меня в кресло напротив своего и предложил кофе с коньяком. Это теперь тоже было в порядке вещей – в дверь без стука и коньяк с начальником.
– Я знаю, что все, что я сейчас скажу, прозвучит как… – начал он. – Но я хочу, чтобы ты знала: если бы я хоть чем-нибудь мог помочь тебе, я бы это сделал. Не думай, что я ничего не вижу и не знаю. На самом деле, я ненавижу себя за то, что вижу, знаю, но ничего не могу исправить.
– Борис Натанович, послушайте…
– Нет, это ты послушай, Элина. Если бы это было в моей власти, сегодня был бы его последний рабочий день, а не твой. Но, к сожалению, а может, и к счастью, там он значит больше, чем я.
– Я знаю.
– Это еще не все. Я хочу, чтобы ты никогда не смела сомневаться в том, что ни я, ни Соня ни в чем тебя не обвиняем. И если тебе когда-нибудь понадобится помощь – любая, – ты всегда можешь на нас рассчитывать. Я дам любую рекомендацию…
– Борис Натанович, вы же прекрасно понимаете, что такое «волчий билет». Мне никогда не найти работу – никогда!
– Но почему ты думаешь, что на Москве свет клином сошелся? Помимо Москвы, помимо России есть много других интересных мест. Да, наша прекрасная страна огромна, но за ее пределами тоже есть мир. Не забывай об этом. Если ты решишь поехать в Израиль, я помогу тебе устроиться на любую работу. И поверь мне, там не посмотрят на то, что произошло здесь, даже если кто-то кому-то позвонит и расскажет. Иметь значение будет только то, какой ты специалист, чего ты добилась и чего еще можешь добиться. Ты бы и здесь добилась, я в этом не сомневаюсь. Просто ты оказалась в очень непростой, щекотливой ситуации.
– Из которой не смогла выйти с честью.
– С честью? О какой чести может идти речь, когда имеешь дело с подонком?
– Но вы же знаете, что произошло на самом деле! Вы понимаете, что если бы я не дала повод, он бы не смог ничего сфабриковать.
– Не это, так другое! Ты просто попала между двумя жерновами, Элина. Что бы ты ни делала…
– А как же вы?
– Что – я? Ты еще о нас беспокоишься?
– Что теперь будет с французами? Это все наверняка повлияет на сделку.
– А похоже, никакой сделки не будет…
– То есть как?
– Сегодня пришла «молния», что наш глава холдинга пригласил вчера на ужин одного американца, владельца крупной фармацевтической компании. Покрупнее «МарСо». И похоже, у них уже все на мази. Так что французы больше и не нужны.
– Но… как же…
– Да вот так. Как говорится, все изменилось за одну ночь.
– И вы так спокойно об этом говорите! Это же был ваш проект. Вы с Софьей работали над ним день и ночь. И Марэ… о нет, получается, что я их тоже подвела…
– Элина, мы уже говорили о двух жерновах. К тому же у Марэ будут другие сделки, поприбыльнее этой, а мне все равно, с кем работать – американцами, французами, немцами. Больше всего меня расстраивает только то, что я не смог отстоять и удержать одного из своих самых ценных сотрудников.
От Фридмана я выбежала только с одной мыслью – о «МарСо». Что бы ни говорил Борис Натанович, я уже достаточно хорошо знала Лео, чтобы понимать: ему не все равно. Амбиции, честолюбие и… месть? Мне стало страшно. Даже не знаю, почему. Это было уже не моим делом, и я ничего не могла изменить. И к бизнесу Лео я не имела никакого отношения. Но почему-то я физически ощущала, что связана со всем, что связано с ним. Приехав в гостиницу, я сразу же поднялась к нему в номер, не спрашивая, там ли он сейчас.
Когда он открыл мне дверь, меня поразила его невозмутимость. Я ожидала увидеть гнев, негодование, ярость, а увидела спокойствие и холодное безразличие.