Санки

Его голос словно мяч отразился от стены, волна считалочки остановилась, будто ударилась о берег, и в зале раздался смех. «Почему они все время надо мной смеются? Я что – клоун?» – злость закралась в грудную клетку и кулаки.

– Просто решил не мешать, почитать в раздевалке, – неуверенно прозвучал мой ответ, сопровождающийся разведенными руками и тупой гримасой.

– Сядь! – дунул в свисток физрук и указал пальцем на лавку.

Я сел. Никогда этот мускулистый, небритый, зализанный мужик не обращал на меня, неудачника с белой кожей, кривыми ногами и висящим, чуть больше нужного, животом, никакого внимания. И тут, в такой ответственный, решающий мою судьбу момент он вдруг вздумал меня заметить. Ну уж нет, так дело не пойдет – я встал и выбежал из зала, выбрав удачный момент, когда он отвернулся. «Хуже уже все равно быть не может», – оправдывал я себя.

В коридорах было тихо, послышался свист и стук мяча о деревянный пол, это началась игра в баскетбол. Я пробежал на мысках мимо еще закрытой столовой и так же бесшумно поднялся на второй этаж: судьба благоволила мне – вокруг никого не было. Я подкрался к учительской, еще раз осмотрелся и нырнул внутрь. Это был другой мир, мир с другой стороны – как-то так. Мне даже захотелось задержаться в нем ненадолго, но это было бы слишком рискованно. Я подошел к доске с ключами и взял нужный. Серый большой ключ пах железом, старостью и кухаркой. Он лежал на моей распрямленной ладони, от которой я не мог оторвать взгляд. «Нужно поторапливаться, – подсказывал внутренний голос,– беги скорее, пока никого нет!» Я сжал ключ в руке и рванул к выходу, перед самой дверью остановился и приготовился выглянуть, проверить обстановку в коридоре. Но, даже не высунув носа, услышал, как по деревянному коридору стучат тоненькие каблучки. Мое сердце застучало в ритме с ними. «Что делать, что делать?» – я бросился вглубь учительской и нырнул под самый дальний стол, за которым вроде бы обычно сидит учительница по черчению. Каблучки приблизились, я наклонил голову, стараясь не дышать, в поле зрения появились красные туфли на небольшом каблучке и часть ноги в черных, собравшихся в гармошку колготах. Ясно – это учительница по музыке, она всегда надевает колготы на размер больше нужного. Я съежился и прижался к задней стенке стола как можно сильнее, но часть моего тела все равно была видна. Она села за стол и что-то накарябала ручкой в журнале, затем пропела вслух несколько куплетов новогодней песни и удалилась. Страх немного отступил, я вылез из-под стола, но, не успев сделать и шагу, услышал разговор той самой учительницы по музыки. В учительскую направлялся еще кто-то, я нырнул обратно и посмотрел налево, в паре метров от меня стоял еще один стол, более надежный, гора книг на нем говорила о том, что его никто не занимает. Я хотел было перебежать и спрятаться, но опоздал – в комнату зашла учительница по черчению. Ее зеленые бесшумные валенки подкрались ко мне так близко, что удалось рассмотреть еще не растаявшие снежинки, прилипшие к подошве. Она только пришла в школу, сейчас будет переобуваться, я почувствовал под своей задницей что-то твердое – это ее туфли, пропал я. Правда, не шучу, лучше бы я сварился в кухаркиной кастрюле ночью или просто умер во сне. Мама, конечно, была бы в шоке, когда увидела бы мое тело утром, а папа, возможно, даже бы не расстроился, потому что я разочаровал его ожидания, и как он сам неоднократно говорил – «проще создать новое, чем переделать старое». Правда, это касалось не меня, а его зданий, которые он проектирует. Я готов согласиться со всем, что он скажет, лишь бы это облегчило ему жизнь.

Я аккуратно вытащил из-под себя обувь и переставил ее под стул, чтобы хотя бы не стукнуться лбами. Она поставила сумку на стол прямо над моей головой и брякнулась в кресло. Я задержал дыхание. В учительскую вошли стертые до дыр коричневые лодочки. Они суетливо перемещались от стола к столу и что-то тараторили о своем, я не распознал голос, но, кем бы ни оказалась, пришла она как нельзя кстати. Валенки встали с кресла, прошли в центр комнаты, а навстречу им появились еще две пары ног, я воспользовался созданным шумом и выдвинул туфли еще дальше, насколько мог дотянуться руками, а затем сел и, полагаясь на Бога, стал вспоминать слова из молитвы. Я прошептал первую строчку и вдруг почувствовал, как мои губы будто бы склеились, я пытался разжать челюсти, но они были неподвижны.

Раздался звонок с урока. Куча разных ног в туфлях и колготах разом хлынули в учительскую и перемешались, словно салат оливье в новогодней хрустальной чаше. Голоса, перебивая друг друга, легли одним единым фоном как туман, курятник зажил в привычном для него ритме десятиминутного перерыва. И вот вдруг наступило затишье, туфли расступились и в комнату легкой, вальяжной походкой вошли белые кеды в синих трениках. Я почувствовал, как мой мочевой пузырь наполнился до краев и начал давить в пах. От страха это ощущение усилилось, и мне очень сильно захотелось сменить позу. А точнее, мне просто необходимо было сменить позу, иначе… Но это было слишком рискованно, мое движение очевидно привлекло бы внимание.

– Васин! – сказал физрук. Я вздрогнул и ударился головой об стол, это отвлекло меня от мыслей о мочевом пузыре. Я уже приготовился вылезти и даже выставил одну ногу вперед, как физрук неожиданно продолжил: – Ох, и достал меня этот Васин, удрал с урока прямо у меня за спиной после полученного предупреждения…

Курятник подхватил волну негодования, словно только и ждал этого. Перебивая друг друга, они стали обсуждать меня и мою успеваемость за эту четверть, будто я единственный ученик в школе. И только один тонкий медлительный женский голос выступил в мою защиту:

– Может, он еще не выздоровел до конца, все же сотрясение мозга – серьезная травма.

– Товарищи, нужно поговорить с родителями, пусть они принимают меры и вообще занимаются воспитанием ребенка, в конце концов, сколько можно его жалеть!

«А вы меня прям жалеете не переставая, – думал я про себя, сдвинув брови. – Какой ужас ждет вас всех, когда вы обнаружите меня под столом!» – продолжал я злиться и в этот момент набрался смелости вылезти и сказать им всем правду. Правду о том, что я не такой, каким они меня считают, что единственный плохой поступок за всю мою жизнь – это то, что я, не подумав, как всегда советует папа, схватил веревку и побежал. А нужно было сказать «Нет!» – так четко и уверенно, что даже Ден не посмел бы мне возразить, пойти дождаться бэшек, построить крепость из снега, который в тот день был таким липким и податливым, словно выпал специально для игры. Нет мне никакого прощения за это, проклятые санки преследуют меня по ночам и не дают мне покоя. «А самое обидное, – закончил я мысль, – что всем остальным участникам преступления это просто сошло с рук, а нас ведь было четверо!» Мне стало жалко себя, и я передумал вылезать и рассказывать им правду, потому как знал, что в нее все равно никто не поверит, меня сочтут идиотом и высмеют перед всей школой, а после Ден еще раз разобьет мне лицо и голову. Мой мочевой пузырь снова забрал все внимание себе, терпеть было сложнее, я стискивал губы, корчил лицо, сжимал кулаки, а главное – не понимал, сколько еще придется ждать и как скоро меня обнаружат.

Кеды вальяжно, задрав мысок, расхаживали по учительской и тем самым раздражали меня еще больше, затем остановились, подпрыгнули и зависли в воздухе, сантиметрах так в тридцати от пола. «Нехорошо сидеть на столе задницей», – тут же подумал я, подсматривая за ними в щель между задней стенкой стола и ножкой. Физрук находился так близко от меня, что будто бы услышал мои мысли, он прервал свою льющуюся речь, прищурил глаза и посмотрел в мою сторону. Я зажмурился и стал ждать, но через некоторую паузу он продолжил, меня спасло его плохое зрение и привычка вешать очки на сетку для баскетбола. Я выдохнул скопившийся воздух в пол и прижался щекой к холодной деревянной внутренней стенке стола.

Звонок прозвенел словно колокол надежды, впервые я так радовался тому, что начался урок. Туфли торопливо, с полагающимся кудахтаньем засуетились и стали исчезать за ножкой шкафа, цоканье удалялось, растворяясь в общем шуме коридорной толкучки.

Трое зашли и сразу же были опознаны – это апостолы, в центре стояли завуч в своих темно-синих лаковых лодочках и пара черных неприметных туфель – это ее правая рука. Учительница по музыке подбежала и начала жаловаться на какой-то отчет, затем прошлепала к своему столу и, неудачно задев папку с нотами, сбросила ее на пол, папка приземлилась с глухим ударом, словно молот судьи вынес мне вердикт быть обнаруженным, ноты рассыпались аккуратным рядком, как карточная колода, ровно указав на мое месторасположение. Ну вот и все, мне конец. Я сжал ключ от столовой и практически попрощался с жизнью. Педагог извинилась и, присев на корточки, стала собирать бумажки, продвигаясь гуськом в мою сторону. Я видел ее кудрявую макушку, она собрала все и на последнем листке оторвала голову от пола, оказавшись прямо передо мной. Холодная стенка нагрелась от моей горячей щеки, ноги вспотели и стали неприятно скользить внутри ботинок. Немым умоляющим взглядом я смотрел ей прямо в глаза и не мог оторваться. Наверное, стоит вылезти самому, не дожидаясь, пока она закричит на всю учительскую, но я не мог. Ее каштановые кудри сползли на лицо, а взгляд ничуть не выдал никакого удивления. Она просто посмотрела на меня, и вдруг ее глаза исчезли, на лице образовались сквозные дыры, через которые я увидел книги, стоящие в нижней части шкафа, что находился за ней. Меня словно электрическим разрядом отбросило назад, к стулу. Я продолжал смотреть на нее и не мог поверить в происходящее, она повернула голову влево и немного наклонила вниз, ее пустоты на лице стали для меня импровизированным биноклем, через который я увидел ту самую деревянную доску с ключами. В объектив попали два ключа – большой, от самого дальнего класса литературы на третьем этаже, и рядом маленький. Я не знал, что это обозначает, но был уверен в том, что она не просто так указала на ключи, и зрительно сфотографировал этот фрагмент доски. Тут же ее удивительные голубые глаза, подведенные черными стрелками, вернулась на место, она поднялась с пола и продолжила свой диалог с завучем. Я продолжал сидеть, переваривая только что увиденное, как незаметно ко мне подкрались уже высохшие зеленые валенки. Я продвинулся вперед, на то же место, где и был изначально. Валенки беззвучно слетели на пол, ноги ловко вделись в туфли и побежали в класс, это был еще один стресс, который я пережил, а мой мочевой пузырь – нет. Тепло разлилось по всей нижней части тела, прошло по внутренней стороне бедра и скопилось в районе копчика. Я сидел и не мог представить себе больший ужас, чем происходил со мной в этот момент. Ноги устали от неудобного положения, по коленке побежали ежики, и я решил, что больше никогда не приду в эту адскую, в прямом смысле этого слова, школу. В учительской стало тихо, на полу не было ни одной пары ног, я приготовился вылезти, как вдруг услышал кашель и вновь затаился. Кто-то остался, но кто это – я не видел. Каждая секунда тянулась словно час, я сидел под этим столом уже сутки, а то и двое, и терпение мое, как и нервы, было на исходе.

Кашель переместился и вышел в коридор, наконец-то я высунул голову и, убедившись, что никого нет, вылез полностью, оставив мокрое пятно под столом учительницы по черчению. Так ей и надо, может, моя моча научит ее чему-нибудь и она не будет ставить «двойки за кривые руки». Я тихо, на затекших мысках подкрался к двери и выглянул – чисто, можно бежать. Затем вспомнил про доску и показанные мне ключи, может, это все моя детская фантазия или стресс, но я все же решил прихватить еще два ключа, что увидел сквозь голову учительницы по музыке, на всякий случай, хоть и не собирался возвращаться в школу никогда.

Подловив нужный момент, я проскочил по пустому коридору, нырнул в раздевалку и так же незаметно вышел на улицу. Мне хотелось скорее добраться до дома и переодеться. Никакие мысли более не лезли мне в голову, пока я шел по морозу в напрочь мокрых, заледеневших штанах. Так сильно я обмочился впервые, даже в ботинках хлюпала моча. Дома мне сразу же захотелось спать, я разделся и не обедая лег в кровать, проспал часа три и, проснувшись, не сразу понял, что происходит. Что из того, что я помнил, было сном, а что – явью. Я залез в карман куртки и достал три ключа, прокрутил весь день в голове, вспомнив все детали испытанного ужаса. Наверное, на фоне волнения мне как всегда причудилось что-то невообразимое и я прихватил лишние ключи. Училка по музыке пожалела меня и не выдала, но после наверняка не сдержалась и разболтала всем обо мне, так что, когда пропажу ключей обнаружат, будут знать, кто во всем виноват. В школу я больше ни ногой, это окончательное решение, вечером сообщу эту новость родителям. Вместе мы что-нибудь придумаем.

9

Мама вошла молча, посмотрев на меня таким взглядом, будто я лежал мертвый в гробу, а папа даже не посмотрел, видимо, решил запомнить меня живым. Я подумал, что сейчас не лучший момент, и спрятался в своей комнате за шкаф. У меня там есть тайное убежище, я накрылся одеялом и включил настольную лампу, что взял с маминой тумбочки. Рассматривая ключи под ярким световым лучом, я заметил, что они не такие, как все остальные, точнее сказать, их что-то кардинально отличает друг от друга и от всех остальных подобных ключей, но что именно, мне пока не удалось сформулировать. С кухни послышались голоса, мама и папа что-то обсуждали на повышенных тонах, я вылез из-под одеяла и прислушался. Оказывается, им снова звонили из школы и жаловались на мое отсутствие на уроках. Мама обвиняла в этом папу с его строгостью, а папа со своей стороны маму и ее мягкость. Мне захотелось выйти к ним и сказать, что вся их строгость, мягкость и прочая ерунда не имеет к делу никакого отношения, как вдруг раздался звонок в дверь. Я подобрался к углу комнаты и высунул зеркало на палке, желая посмотреть, что происходит за углом. Оно лежало у меня наготове, для тайного наблюдения за тем, как раздевается неуклюжая папина двоюродная сестра, неожиданно завалившаяся в гости.

Родители вместе открыли дверь и начали синхронно разливаться в любезностях, это было неискренне и неправдоподобно, как минимум для меня, свидетеля только что прерванной ругани. Дама в шляпке, перчатках и полушубке, о котором мечтает мама, вошла и поприветствовала их, затем разделась, окинула наше жилище своим меркантильным взором и прошла в гостиную следом за мамой, папа тоже прошел за ними, осторожно посмотрев в мое зеркало так точно и нарочито, что мы столкнулись взглядами.

Я ползком вернулся в комнату и достал из шкафа ящик с конструктором, детали которого покрылись ровным слоем пыли, я не притрагивался к ним уже достаточно давно и даже забыл технологию сборки. Этот ящик с секретом, у него есть двойное дно, надежнее места нет во всей нашей квартире. Я аккуратно спрятал туда ключи, будто бы чувствуя опасность, и обернулся на стук в мою дверь.

– Войдите! – продолжая сидеть на полу скрестив ноги перед собой, ответил я.

Дверь отворилась, и в комнату зашла не известная мне дама, ее стойкий аромат тут же наполнил мою комнату, перебив запах моей мочи и еды, который обычно приносили с собой санки.

– Меня зовут Мария Витальевна, – представилась она и без малейшего стеснения или неудобства расположилась рядом на полу, скрестив так же ноги. – Я психолог, представляю интересы нашей школы, ранее мы встречались на ежегодных занятиях, помнишь? Я отрицательно помотал головой.

– Мне надлежит осуществлять над тобой патронаж, пока ситуация не наладится, поможешь мне? – она заглянула прямо в лицо.

– Я даже себе не могу помочь, а уж тем более вам, – ответил я честно и на несколько секунд проникся к ней неоправданным доверием.

– А я помогу тебе, – тут же подхватила она.

«Интересно, каким образом, заберет украденные санки? – думал я про себя. – Или треснет Дену по щеке кулаком так, что у него изо рта вылетят все зубы? Как? Как она может мне помочь?»

– Хорошо, – подхватил я, потянулся к столу, достал из рюкзака контурную карту и сунул ей в руки.

– Что это?

– Это контурная карта, ее надо заполнить, кажется, раздел про Египет и Африку, не забудьте составить описание, внизу есть специальная строка для этого.

Она удивленно вытянула лицо, оно отражало полное недоумение, и тогда я пояснил подробности:

– Вы сказали, что поможете мне, вот карта, помогайте.

– Нет,– усмехнулась она, – я помогу тебе не с уроками, а со сложившейся ситуацией, в которой ты запутался.

– А вы что-то знаете о моей ситуации?

– Конечно! – уверенно и глупо подхватила тут же.

– Ну-ну! – прокомментировал я еле слышно.

Тетка достала тетрадь, открыла и сделала несколько записей. Я в ответ открыл контурную карту и стал обводить Древнюю Александрию зеленым.

– Тебя часто наказывают? – спросила она не отрываясь.

– Нет, – ответил я зеркально.

– Насилие в доме присутствует?

– Вопрос не ясен.

– Тебя бьют?

– Нет. – Я разочаровался в ней, о чем мне захотелось сказать вслух, но я сдержался и полностью погрузился в Древний Египет.

В течение часа я отвечал на формальные вопросы для анкеты и отчета в органы. Затем, взглянув на часы, она задала свой последний вопрос, наконец-то оторвав глаза от тетради:

– Как ты думаешь, твои родители стараются помочь тебе?

– Да, даже больше, чем я заслуживаю.

– Почему?

– Почему что? – уточнил я.

– Почему ты считаешь, что заслуживаешь меньше?