39 долей чистого золота

– Конечно! – уверенно ответила Таня, стоя на табурете и ковыряясь обеими руками внутри плафона. – Готово! Можно зажигать!

Витя щелкнул выключателем со своей стороны, и свет загорелся.

– Горит?

– А то! – Таня рассматривала комнату впервые при свете яркой лампы, а не тусклого лучика. Все было таким удивительным, что у нее пробежали мурашки по коже.

– Теперь твоя очередь рассказывать, – сказала девушка, распаковывая коробки.

– Что ты делаешь? – спросил Виктор, будто бы не услышав предыдущей фразы.

– Я хочу посмотреть, что здесь хранится, если ты, конечно, не против.

– Не против.

Пока Таня перерывала содержимое в поисках фотографий или чего-нибудь интересного, пытаясь удовлетворить свое любопытство, в разговоре образовалась пауза.

– Ну? – повторила она.

– Я родился тут. Вырос тут. И больше ничего со мной не происходило, таких увлекательных историй, как у тебя, в моей скудной биографии нет.

Таня заподозрила что-то неладное после этого разговора, но, не успев подумать об этом хорошенько, вдруг увидела приоткрытые дверцы комода. В комоде стояла черная коробка в белый горошек, перевязанная шелковой лентой, такой нежной, что стоило только потянуть за край, как та тут же распустила свои объятия и беззвучно скатилась вниз по коробке. К праздничным коробкам Таня испытывала по-настоящему детскую, волшебную, чистую любовь: синие, красные, зеленые, оранжевые, в клетку, полоску, точку, с сердечками, ленточками и бантиками. Все они, будучи разной формы, размера и цвета, были способны исполнить любое желание, стоило только верно определить и вытащить среди них свою. Все эти коробки жили своей самостоятельной жизнью, самые важные всегда носили строгую бабочку на боку и старались быть более плоскими, а те, что отличались легкомысленностью, украшал большой круглый бант в середине крышки, чем-то напоминающий торт. Таня посмотрела на дверь и с восторгом описала свою находку.

– И что же в ней? – с нетерпением спросил Виктор.

– Сейчас: тут…

Таня замолчала от изумления, глядя в коробку, широко открыв рот: там лежали красивейшие пуанты, сшитые из нежно-розового материала.

– Ну что там?

– Пуанты! – воскликнула девушка. – Совсем новые! Такие красивые! Я никогда даже не мечтала о таких.

– Что это – пуанты?

– Это женские балетные туфли, – Таня покрутила их и нашла на обратной стороне приклеенную этикетку. Буквы выцвели и были еле заметны: изготовитель – английская фирма «Freed of London» – в них танцуют труппы королевского балета, – добавила она с гордостью, после чего вытянулась и аккуратно примерила их.

Нога легла словно влитая, и девушка почувствовала себя настоящей Золушкой, которая после долгих страданий обретает свое долгожданное счастье. Поднявшись на мыски, Таня замерла на несколько секунд, а после подпрыгнула и сделала два оборота. Стены раздвинулись, словно по велению волшебной палочки, пол перестал скрипеть, и огромный занавес поднял свои тяжелые крылья, окатив зрительный зал волшебным светом софитов. Зал рукоплескал, из глубины доносились восторженные крики «браво!», и несколько человек уже поднимались к сцене с цветами в руках, чтобы вручить их.

Все исчезло в то мгновение, когда Таня открыла глаза.

– Витя, – впервые Таня обратилась к своему другу по имени, – мне кажется, что пора перейти черту нашего «черезстеночного» общения и взглянуть друг на друга. Как ты на это смотришь? Кстати, ты можешь войти ко мне через парадную дверь, если не хочешь ломать эту.

Но ответа не последовало.

– Ты боишься меня? – еще раз спросила она.

– Нет! – отозвался голос.

– Боишься себя?

– Тоже нет, просто не хочу.

– Ладно, мое дело – предложить.

Витя постарался переменить тему:

– Ты можешь взять эти балетки себе, раз они тебе так понравились, думаю, никому более они не интересны и их исчезновения никто не заметит.

– Ты же говорил, что у этой дамы были разные ноги?

– Были! Но и туфли ведь неношеные, как ты сама заметила.

– Верно. Но брать я их все равно не буду – это примета плохая, я хоть и не верю в эту чепуху, но все равно стараюсь не нарываться, и так ведь радоваться нечему.

Тане снова стало грустно, и она отложила пуанты в сторону, а затем продолжила рассматривать содержимое коробки, часто моргая, чтобы разогнать скопившиеся слезы и подкативший ком к горлу.

Следующей находкой была книга, при ближайшем рассмотрении – самописная. Таня стерла пыль, раскрыла в середине и быстро пролистала к началу.

– Тут чей-то дневник, – сказала она. – Видимо, этой женщины, которая тут жила. Хочешь взглянуть?

Виктор опять промолчал, а через некоторое время добавил:

– Хочу, чтобы ты прочла его мне.

– А разве можно читать чужие дневники? – слукавила Таня, собираясь прочесть его от корки до корки в ближайшее время.

Голос молчал.

– Ладно, посмотрим! – усмехнулась Таня и вышла из комнаты. – Я пойду помоюсь от пыли, а то уже нос чешется и руки все грязные.

Таня вышла, и свет в комнате тут же погас.

Прошел день, а может, и два, когда девушка вновь появилась в своем убежище. Ее посетило какое-то странное чувство, будто бы в этой маленькой пыльной комнате находилось что-то неописуемо дорогое для нее, интуиция никогда не подводила, и первым тому доказательством служила найденная обувь.

– Ты тут? Эй? – пробираясь в темноте через расположенные на полу мешки и коробки, Таня взывала к свету.

Свет загорелся, дожевывая что-то, она уселась на пол рядом с комодом.

– Хочешь кусочек торта? Шоколад и сливочный крем, – с наслаждением произнесла она.

– Тебе же нельзя торт! – возмущенно отозвался Витя.

– С чего это? Можно, конечно! Если не по килограмму в день. Мне главное – форму поддерживать и следить за весом. А на постоянных диетах я не сижу – повезло с метаболизмом.

– И сколько ты весишь?

– Послушай, – перебила Таня, – а ты все время сидишь в этой комнате, никуда не выходя?