«Сахарная» медсестра-массажистка прошла, расстегнула плащ и протянула мне руку:
– Александра Алексеевна.
Я пожала ей руку и немного помедлила с ответом.
– Лесма, – после короткой паузы уверенно сказала я.
Медсестра слегка поморщилась и стала искать карту в сумке:
– А у меня там другое имя.
Я тут же перебила ее:
– Это ошибка, я знаю, мы уже разобрались в больнице, просто неверно заполнили карту.
– Хорошо. Пройдемте.
Я села на заранее приготовленные в гостиной два стула и вытянула больную ногу вперед.
– Лена, а где у вас можно вымыть руки? – спросила массажистка.
– В ванной! – крикнула я ей в коридор.
«Отомстила мне "Леной" за "сахарную" женщину, ладно – 1:1», – думала я.
Александра Алексеевна быстро переставила стулья как надо, и мы сели напротив друг друга, она взяла мою ногу и стала давить на нее с такой силой, что у меня от боли и неожиданности заслезились глаза, а лицо стало мокрое и багровое. Это было похоже на сцену из «Красной Шапочки», где волк, притворяясь бабушкой, накидывается на девочку. Я была Шапочкой, а она бабушкой, но с зубами аллигатора, а вовсе не «сахарная» женщина – зонт, видимо, ей необходим для конспирации.
Есть два состояния, в которых время неумолимо замедляет свой ход: когда ждешь и когда больно. У меня они были оба, поэтому стрелка часов, висевших на стене, можно сказать, встала и лишь иногда, посмеиваясь, делала небольшой ход вперед.
– Не переживай, Лена, все будет хорошо, – заговорила Александра Алексеевна после долгого молчания, будто бы знала, о чем я подумала в этот момент. – У тебя не хватает части кости, и это уже не исправить, можно тянуть ногу годами, но она не станет прежней в силу длины и кривизны. Я говорю тебе правду, – подняв глаза, сказала она, – потому что не люблю пустых обещаний, я не обнадеживаю пациентов, как некоторые врачи. Конечно же, они делают это с благими намерениями – мол, время залечит, но это все же неправильно – человек начинает надеяться на прежнюю жизнь, которой уже не будет, и тратит на это свое драгоценное время, за которое успел бы перестроиться на новый лад.
Я позволила себе заплакать, но лишь от физической боли, а не от сказанного ею.
– Был у меня один случай, – Александра Алексеевна попыталась отвлечь меня от слез, – парень упал с мотоцикла и сломал позвоночник. Он пролежал в канаве почти сутки, пока его нашли и привезли в больницу. Сделали серию операций, потом мы с коллегой начали им заниматься. Никто не давал ему ни малейшего шанса на жизнь, врачи махнули рукой, хотя, конечно, продолжали делать все возможное.
– Умер? – не стала я дожидаться продолжения длинной истории.
– Нет. Выжил.
– Ну и славно, – сказала я и закрыла уставшие глаза.
Но дело было вовсе не в том, что я не смогу вернуться к прежним занятиям, а совсем в ином. Она, как все остальные, не представляла, что произошло со мной в тот день, с которого я начала носить в себе тяжелый груз и невозможность поделиться им с миром. Никто бы мне не поверил, ни одна наука из мною известных не нашла бы объяснения моей истории, идущей вразрез с научной формулой жизни. Все, что произошло, выходило за рамки всех религиозных соображений – ни один человек на свете не поверил бы в это. Разве что в недрах парапсихологии, изучающей псевдонаучные явления, можно было бы поискать ответы, но только не в моем случае и не с моей травмой ноги и головы».
– Ты очень медленно читаешь, – отметил Витя. – Мы такими темпами до истины доберемся в конце жизни или вообще потеряем интерес. Я вот уже злюсь из-за того, что она пишет какими-то загадками: зачем поменяла имя? И кого она никогда не увидит? Я ничего не понимаю.
Таня откашлялась:
– Ну, извини, эти записи стары, как святая инквизиция. Часть размазана, часть выцвела, да еще и написаны от руки, так что разобрать не так просто. А до истины все люди добираются в конце жизни, а некоторые не добираются и вовсе. Пишет она вполне логично и понятно. У нее есть тайны, которые она не хочет раскрывать сейчас, она раскроет их позже, может быть, даже в другой части.
– А там две части?
– Четыре, насколько я вижу, а может быть, есть и еще.
Виктору не терпелось почерпнуть из этого дневника информацию о себе. Он ждал, что сейчас, вот-вот получит ответ на вопрос, который интересовал его всю жизнь: что это за монета и почему она досталась именно ему – мальчику, которого списали со счетов жизни, которому за всю жизнь более никто ничего не подарил? Словно у него был золотой ключик, и оставалось только найти дверь, которую он откроет. А может, старушка все же в силу своего недуга и возраста спутала его мать с кем-то и никакой тайной комнаты нет?.. Разочарования Виктор боялся. Нетерпимость – свойство характера многих людей, и Виктор не был ей обделен.
– Подойди ближе, пожалуйста, я хочу дать тебе эту монету, возьми и разузнай, сколько можешь, о ее происхождении, возможно, новая информация прольет свет на ее появление у меня. Тут недалеко в городе есть ювелирная лавка, там наверняка тебе всё поведают, – Виктор повозился за стенкой, и из щели между полом и дверью вылезла золотая монета.
Таня немного растерялась:
– А почему за все время ты не попросил мать разузнать о монете? Это логичнее, чем поручать дело малознакомому человеку.
У Тани была нетерпимость другого характера, а с ней в паре шагало любопытство, особенно когда на ситуацию можно было глянуть изнутри или с изнанки. Также она была очень рассеянна и безответственна, о чем хорошо знала, поэтому с нежеланием принимала на себя любого рода обязательства.
– Ты мне друг, а не малознакомый человек!
– Прости, я не хотела так выразиться, ты мне тоже друг, и я сделаю для тебя все, что в моих силах, поверь мне, – Таня приблизилась к двери Виктора, протянула руку и взяла монету.
Раньше девушка никогда не держала в руках золотых монет, поэтому не могла определить ее подлинность.
– Кажется, она действительно золотая, – сказала Таня, потирая ее пальцами с двух сторон.
В этот момент она почувствовала, что подобное движение очень знакомо ей, будто бы она на самом деле была не танцовщицей, не прирожденным следователем и даже не психиатром, а самым настоящим нумизматом или фальшивомонетчиком. Монетка гармонично и складно каталась у нее между пальцами, играя отблесками света лампы, ее блеск манил, манил неизвестно куда, в бездну прошлой жизни, – или же это было волшебное свойство чистого золота.
– А маме я такое дело доверить не могу, – объяснил Виктор. – Слышала же, с кем она живет. Завладев золотой монетой, мамин сожитель попросту сдаст ее в ломбард без всякого интереса, и ко мне она уже точно не вернется. Он сделает это с легким сердцем и твердым убеждением, что слепому не нужны деньги, а ему вполне пригодятся.
То есть все-таки между Виктором и его матерью не было таких доверительных отношений, как показалось девушке поначалу. Мама попросту рассказывала ему все подряд, изливая душу и не думая о том, что все это слушает ее собственный сын. В заботе лишь о себе ей было наплевать на его чувства.
Таня гордилась оказанной ей честью и заверила Виктора еще раз, что сделает все от нее зависящее и обязательно разузнает о монете.
– Только давай сразу проясним, – остановилась она уже в дверях, – ты не будешь ожидать, что я раскрою тебе тайну, которую ты, возможно, выдумал сам, без всяких на то поводов. Чтобы потом нас обоих не постигло разочарование оттого, что я не способна дать тебе то, чего ты от меня ожидаешь.
– Я понимаю, – ответил Виктор и, как показалось Тане, покачал своей белой пушистой головой.
Следующим утром Таня вышла из дома и направилась в ювелирную лавку, до которой было сорок минут пешком или пять остановок на автобусе. Выбрав, конечно же, первый вариант, девушка перебросила сумку через плечо и пошла быстрым шагом по почти сухому, но еще парившему остатками влаги от ночного дождя асфальту. Солнце било сквозь свежую зелень кустов сирени, аккуратно высаженных вдоль дороги, согревая босые ноги Тани. С соседней улицы доносилось жужжание газонокосилки и веяло свежескошенной травой – этот кисловатый запах напоминал деревенское утро, не хватало только крика петухов и шума трактора. Дома, словно камни на берегу реки, – все одинаковые и в то же время совершенно друг на друга не похожие. Некоторые произрастали аж из восемнадцатого века, такие ветхие, что казалось, они могут рухнуть от дуновения ветра, но в то же время мудрые, повидавшие много эпох, ставшие свидетелями разных времен и множества человеческих жизней, покрытые толстыми потрескавшимися слоями краски разных цветов, со статуями и фигурными узорами из дерева, украшающими их фасады. У таких домов-стариков есть своя история, зачастую не хуже человеческой. А рядом возвышаются новые дома – заводские кирпичики, все как один, лежат ровно, окна и балконы отделаны белым пластиком, они чистые и не имеют ни одного ржавого пятнышка, ни одного следа, оставленного долгой морозной зимой и затяжной слезной осенью.
Таня дошла достаточно быстро и, открыв дверь лавки, отшатнулась в сторону, услышав резкий, неприятный звон над головой. Этот звон издавали железные трубочки при ударе друг об друга, их заставил плясать деревянный шарик на нитке в центре этого музыкального инструмента. Раньше эта китайская игрушка, отпугивающая злых духов, согласно легенде, бесполезно висела почти в каждом доме и раздражала его обитателей, а потом ей нашли хорошее применение – вешать над дверью в магазинах, чтобы ни один покупатель не проскользнул мимо отвлекшегося продавца. Таня вспомнила, как паниковала бабушка, пугаясь злых духов, когда эта вещица брякала, раскачиваясь на сквозняке между комнатами.
– Здравствуйте! – улыбнулась Таня старому бородатому армянину с пролысинами до затылка, смотревшему на нее своими черными зрачками из глубины комнаты.
Он сидел на высоком стуле между двумя прилавками и протирал какую-то вещицу кусочком ткани. – Здравствуйте, – кивнул армянин, не сводя глаз с девушки.
– Вы не могли бы мне помочь? – сказала Таня, снимая с плеча сумку. – У меня есть монета, и мне нужно знать ее происхождение, а также из чего она точно сделана.
С этими словами она достала монетку и подошла ближе. Армянин, не вставая со стула, перевел глаза на монету, затем поставил на прилавок свой стакан, отложил ткань и взял из рук девушки вещь. Минут пять он просто разглядывал ее, затем встал и подошел к стоящему на столе микроскопу, все так же, судя по его лицу, не проявляя никакого интереса к этому изделию. Больше всего Таня боялась разочаровать Виктора: вдруг окажется, что монетка вовсе не золотая? В какой-то момент на долю секунды она даже пожалела, что взялась за это дело.
– Золото 585й пробы, – сказал мужчина, подняв голову от микроскопа, и бросил монету на весы. – Я дам за нее… – начал было он…
– Нет, нет! – возразила девушка, не желая вводить продавца в заблуждение. – Я вовсе не собираюсь ее продавать – это собственность моего друга, и мне надо разузнать о ней как можно больше.