39 долей чистого золота

– Я с радостью угощу тебя, как только ты захочешь этого, – она ни секунды не сомневалась, что он откажется. – Знаешь, я много занимаюсь, – похвасталась она, – думаю, что к началу сезона я буду в полном порядке и всех удивлю своей подготовкой. На растяжку у меня уходит по 4–5 часов в день. Хорошо, что я здесь, – дома я бы нашла кучу причин для того, чтобы отложить тренировку, а тут, у сестры, царит победа над ленью.

Таня устроилась на полу и хлебнула чай.

– Я рад за тебя, буду следить за твоими успехами, – очень искренне порадовался собеседник.

«…Наступил долгожданный день моего визита в больницу, приготовления к которому заняли немало времени. Волосы у меня отросли за это время чуть ниже плеч и завились на концах. Мне хотелось коротко постричься, но все отговаривали, убеждая меня в том, что такая прическа очень подходит к моему типу лица. Когда мы приехали в больницу, в холле меня уже встречала медсестра с коляской, чтобы отвезти на рентген, – меня загрузили на ледяной железный стол и сделали несколько снимков, а после врачи в белых халатах и шапочках долго что-то обсуждали за стеклом, разглядывая полученные фотографии. После серии осмотров, со всеми заключительными результатами, мы подъехали к процедурному кабинету, где мне предстояло встретиться с Андреем Сергеевичем.

Дверь распахнулась, и меня встретила его широкая белозубая улыбка.

– Добрый день, прекрасная леди! – сказал он.

– Здравствуйте, – ответила я и сразу почувствовала стук своего сердца, будто бы оно забилось именно сейчас, а прежде – затаившись – молчало и не подавало никаких признаков жизни.

– Как ваша нога? – спросил он.

Я протянула снимки в тот момент, когда медсестра подвезла меня к его столу и быстро удалилась, закрыв за собой дверь.

В голове прокрутились разные варианты ответа, но озвучила я совсем не то, что спланировала.

– Моя нога хорошо, просто прекрасно. А ваша? – тут же продолжила я.

Андрей Сергеевич засмеялся и одобрительно кивнул, показав тем самым, что оценил мое чувство юмора, хотя шутить я вовсе не собиралась и сама не ожидала от себя такого ответа.

– Обе мои ноги прекрасно бегают, – ответил он, – и твои, судя по снимку, тоже выйдут из моего кабинета сами.

Я удивленно посмотрела на него:

– Сами? Но я практически ничего не чувствую.

– Это не страшно! – Андрей Сергеевич встал, обошел свой стол и протянул мне руку: – Вставай!

– Нееет! – тут же возразила я и вцепилась в кресло.(Я труп, я не могу ходить и тем более протягивать при этом руку мужчине, при виде которого мое сердце начинает биться быстрее.)

– Нет, нет! – еще раз с уверенностью повторила я.

Тогда доктор подошел еще ближе и поднял меня за талию, попытавшись поставить на ноги. Я встала на здоровую ногу, а больную продолжала поджимать, словно цапля, но с глазами испуганного лемура. Впервые я увидела его лицо так близко, что мне показалось, будто мое отражение появилось в его зеленых, как изумруд, глазах, тело стало невесомым, и я коснулась пола обеими ногами.

– Не страшно? – спросил он, отпуская меня.

– Страшно! – уверенно ответила я, желая остаться в его объятиях как можно дольше, он отдалился на расстояние, позволительное для доктора и пациента, но продолжал поддерживать меня.

Вместе мы сделали несколько шагов вперед – сначала он, а я за ним, вцепившись в его горячие руки. Если бы в этот момент заиграла музыка, то наши па напомнили бы танец. Я уверенно встала на обе ноги и ослабила руки, боль, словно электрический ток, ударила в поясницу и, отскочив от позвоночника, понеслась в ногу.

– Будет больно! – с сожалением констатировал Андрей Сергеевич и заставил меня сделать несколько шагов самостоятельно.

Я старалась шагать, несмотря на нестерпимую боль. С уверенностью заявляю, что никогда я не сделала бы это ради себя, скорее бы я сидела в каталке, упорно продолжая изображать труп. Все мои усилия были только ради него – ради его триумфа в битве с моим недугом, но ему это было неведомо.

– Вы замечательный доктор! – сказала я и обернулась, услышав стук в дверь.

Медсестра вошла с костылями в руке и стала примерять их под мой рост, так обыденно и не эмоционально, что мне стало жалко себя. Это был следующий этап, с которым пришлось смириться.

Я не сдержалась и заплакала в голос:

– Нет, пусть лучше я буду трупом, буду тихо лежать в своем склепе вечно, не подавая признаков жизни! Я буду висеть на Мишиной спине, я лучше умру вовсе!

Этими словами я глушила воспоминания о прошлой жизни – душила, топила, гнала. Так громко и прилюдно выдавать себя я позволила себе впервые.

– Это временно! – повторял Андрей Сергеевич, пытаясь прорваться через мой грозовой фронт, но мне нужно было время – просто время, латающее дыры в моей душе, памяти и ноге.

Со ступеньками еще были сложности, а домой я уже вошла в вертикальном положении, опираясь одной рукой на костыль, а другой о стену. Меня встретили аплодисментами, сестра от радости даже подскочила с табурета и захлопала в ладоши, ее живот уже был таким огромным, что, казалось, вот-вот лопнет. Миша стоял рядом со мной и принимал часть радости на свой счет, как непосредственный участник моего выздоровления. С одним костылем смириться было гораздо легче, чем с двумя, я вспоминала концерт, который устроила в больнице, с небольшим чувством стыда и радости оттого, что теперь у меня есть повод для внепланового визита к Андрею Сергеевичу с извинениями.

– Ну, я пошел! – Миша, как всегда, был лаконичен.

Сестра помогла мне добраться до комнаты, по пути мучая расспросами о том, как все прошло. Мы смеялись, представляя, как будем спасать друг друга в случае падения – я буду стараться удержать ее живот, а она – мою ногу. До появления малыша оставалось совсем немного времени, за которое мне предстояло максимально снять с нее бремя ухода за мной, чтобы она могла полностью посвятить себя ребенку».

Глава вторая

1

Таня сидела за столиком единственной в городе пиццерии и размешивала пузырьки в стакане с темным газированным напитком, напряженно думая о только что съеденных толстых сдобных кусках пиццы. «Можно было бы съесть всего один – было бы вполне достаточно, а тот голод, что остался, растворился бы после двух глотков газировки. Но нет же! Нужно было впихнуть в себя аж четыре куска, получить мучительную дозу удовольствия и ненавидеть себя весь оставшийся вечер! А еще вдобавок у сестры нет весов! Надо же?! У такого правильного человека нет такой правильной вещи, как весы, презентую ей на ближайший праздник», – спланировала она.

Напротив за столиком сидела небольшая компания подростков, они время от времени поглядывали на Таню, от этого девушке стало некомфортно, и она решила прогуляться, пока на улице совсем не стемнело.

Подростки вышли следом, Тане даже показалось, что какое-то время они шли за ней. Она прибавила шаг, расстояние между ними стало увеличиваться, словно мокрое пятно, расползающееся в разные стороны, и вскоре они исчезли.

– Представляешь, – говорила она Виктору, когда вернулась домой, – в той двери, за которой никто не живет, как ты меня заверил, опять появилась записка, но уже другая!

– И ты опять ее прочла?

– А то! Я же главная по этой части! Там прочла, тут прочла, как была бы жизнь без этого скучна! – Таня засмеялась. – Между прочим, если бы я не начала делать успехи в танцевальной школе, то наверняка стала бы следователем, это безумно интересно!

– А я думал, психиатром.

– И это тоже! В чужой жизни разобраться нет никакой сложности, не то что в своей. А как ты думаешь, у самих психиатров в личной жизни все как на примере учебного пособия?

– Я думаю, что у них все так же, как у нас, но им сложнее, потому что от них больше ожидают. Так что там было в записке?

– Сейчас я приду и все тебе расскажу, эксперт-аналитик, мы можем вполне работать в паре, – шутила Таня, раздеваясь на ходу, шаги ее отдалились, а затем снова послышались в комнате. – Так вот, там снова об этом же! Записка написана очень вежливо, но чувствуется, что человек уже накален. В записке сказано, что если вы не примете меры в ближайшее время, то я их сам приму!

– Это как?

– О мерах экзекуции кота ничего не сказано, видимо, это будет в другой части, надо подождать.

Таня устроилась поудобнее и открыла дневник:

«Утром ко мне пришла медсестра-массажистка, я ждала прихода и была уже полностью готова ее принять, представляя, как это будет, и готовилась терпеть ужасные боли. Именно ее как профессионала рекомендовал Андрей Сергеевич, но сразу предупредил, что она не порхающая бабочка, а, скорее, крокодил-аллигатор, который раскроет свою зубастую пасть и будет долго кровожадно меня пережевывать, но оно стоит того. Я доковыляла и открыла ей дверь сама, поскольку дома больше никого не было.

На вид она оказалась совсем не аллигатором, а вполне бодрой и располагающей к себе женщиной лет так шестидесяти, в синем плаще и белом медицинском халате под ним, в руке она держала зонт и сумку, хотя дождя в этот день вроде не обещали. Видимо, она относилась к тому типу людей, которые носят с собой зонт всегда, вне зависимости от погоды, в страхе растаять под каплями внезапных осадков – так называемые «сахарные люди». Среди моих знакомых из прошлой жизни есть всего двое таких – "сахарных". Они встречаются достаточно редко и наверняка занесены в Красную книгу.