Пустодомка

– Помянуть бы надо Лександара Петровича, царство небесное.

– Сейчас, дядь Захар, я тарелки принесу, – засуетилась Мария Александровна.

– Напоминались уже! – с досадой проговорил Иван Александрович, однако отказать гостю не смог, присел к столу.

Из-за занавески, отделяющей вторую комнату, высунулась голова с двумя хвостиками и сразу исчезла.

– Давай, раздавай, – проговорила Сашка, бухаясь на кровать, которая заходила под ней ходуном. – Это дядька Захар, теперь он надолго.

Брат начал раскидывать по одеялу карты из засаленной колоды, которую дети нашли на подоконнике.

– Я тебе еще два щелбана должен.

– Щас я отыграюсь…

– Ага-ага, так же, как и в прошлый раз…

– Дети, вы чего затихли? Не скучаете? – спросил Иван Александрович, неожиданно заглядывая в теплый закуток.

– Чилимся без движа, не мешаем, выполняем предыдущий приказ. Чекать нас каждые десять минут считаю овердофига, это, кстати, признак токсичных отношений и буллинга.

Отец исчез за занавеской, громко выпустив воздух из легких.

– Чего ты с ним так? – тихо спросила Сашка.

Брат скривился, давая понять, что обсуждать это не собирается.

– Я вот считаю, что вам дом продавать не надо! – чуть громче, чем стоило, распинался за столом уже пьяненький гость.

– Вот послушай, что умные люди-то говорят! – поддел сестру Иван Александрович.

– Дядь Захар, давайте, я вас домой провожу, темнеет уже! – предложила Мария Александровна, испепелив брата взглядом.

– Ой, Машенька! Ты же моя дорогая!

Горький пьяница Захар был не шумным и спивался тихо, в одиночестве. Раньше он слыл умницей и мастером на все руки, вот только в последнее время эти золотые руки все чаще тряслись.

Выпроводив его, наконец, Мария Александровна вернулась в теплую светлую комнату и села за неубранный стол, начала катать по клеенке хлебный шарик.

– По-твоему, надо дом просто бросить, пусть разрушается? – устало спросила она брата.

Тот поглядел на закуток за занавеской. Дети только что обнаружили на двух косяках старые метки роста и теперь веселились вовсю, сравнивая себя с родителями.

– Мам, а я тебя выше! Там твоя черточка есть на 13 лет! – радостно крикнула ее дочь.

Взрослая женщина стиснула зубы, стараясь не разреветься.

– Слушай, я тоже не железный! – проговорил Иван Александрович, трогая сестру за руку. – Но пойми, если даже и продадим дом, его все равно снесут и построят новый.

Она кивнула, однако смогла выдавить последний аргумент:

– Их тут только двое останется на зиму – баб Нюра да дядя Захар.

– Ну, знаешь, у них свои родственники есть, пусть о них и думают. Если уж такая добрая, можешь переезжать сюда с Сашкой и жить – и зимой, и летом. Кажется, на такое ты не способна? Тогда о чем речь?

Мария Александровна посмотрела на брата внимательно. Когда он успел стать таким? Рассудительным, жестким, и, самое ужасное – всегда правым. С ним теперь невозможно спорить. Он во всем и всегда прав.

В дверь постучали.

– Мам, мы погулять! – заявила Сашка, выскакивая из закутка и набрасывая куртку.

В дверь постучали еще раз.

– Глянь заодно, кто пришёл, – проговорила Мария Александровна, упорно отвернувшись к окну. Там уже почти стемнело. Мертвые дома выстроились вдоль улицы как привидения, ни одного огонька.

– Да иду я, иду! – крикнула Сашка в ответ на третий стук и захлопнула дверь, которая отделяла теплую часть дома от холодных сеней. Кузен рядом возился с одеждой, у него застряла молния.

Наконец дети отворили дверь на улицу. Ночной холод сразу ворвался в сени.

У порога топталась кучка детей. Все они были наряжены в костюмы, вроде как под старину, а двое даже бороды себе прицепили. Один держал за веревочку небольшую тележку на колесах, на ней красовалась огромная тыква с горящей свечой наверху.

– Ой! Хэллоуин! – запищала Сашка от восторга.

– Вот это класс! – удивился кузен. – А ты говорила, тут детей нет.

– Срадость али гладость! – заявил один ребенок взрослым басом.

– А! Сладость или гадость! – засмеялась Сашка. – Щас, секундочку, у нас есть…

Она вернулась в сенцы, быстро нашарила на стене висящие пакеты с запасами. Тут, подальше от мышей, в холодке, у дедушки всегда хранились хлеб, крупы и отдельный пакет с конфетами и печеньем.

– Вот, держите! – Сашка вернулась к ряженым и вручила им сладкое сокровище, оттягивающее пластиковые ручки. – А вы кто? – спросила она и оглядела детей повнимательнее.

Единственная девочка была невозможно лохматой, но костюмчик у нее выглядел аккуратным. Заштопанные детские вещи от разных комплектов и даже ботиночки – один зеленый, другой желтый – смешно. Мальчик без бороды почему-то напомнил ей дядю Захара – наверное, его родня приехала, двое других выглядели серьезными и смешными в своих бородах и старинных шляпах.

– Домовые мы все, – испуганно буркнул тот, что стоял впереди. – А это вот – тыква.

– Я вижу! – восхитилась Сашка, пока брат усиленно фоткал тыквенный хэндмейд.

– А что это с ней? – спросил он. – В смысле, она что-то изображает?

– Ты чё, книжек не читал? – огрызнулся бородатый пацан. – Это же ка-ре-та. Ясно?

– Ясно! А ты, значит, фей-крестный! – Ухмыльнулся Сашка и щелкнул этого ряженого со вспышкой.

Тот закрыл лицо руками и, сердито ворча, что он домовой, пошагал прочь. Остальная компания засеменила следом. Они как будто не знали, что еще нужно делать, поэтому все время оглядывались. Девочка прижимала к груди пакет со старыми конфетами, будто не могла поверить своему счастью. Вскоре странной компании и след простыл.

– Эй, наследники, вы чего тут застряли? Кто пришел? – крикнул из дома в сени Иван Александрович.