Главная партия для третьей скрипки

– Я – совершаю свое последнее путешествие по местам, где была счастлива. А ты оказалась со мной, потому что я очень о тебе беспокоюсь.

– А мы можем остаться вместе? – с надеждой спросила дочь. – Навсегда?

– Нет, – покачала головой мама. – Если ты уйдешь с земли до срока, то окажешься совсем в иной сфере. Не делай глупостей. Мы можем видеться и так.

…Когда Арина открыла глаза, в зале ничего не изменилось. Остались гулкость, пустота, неуют. Обнаженные женщины на стенах и горка матов в углу. Лев Людовикович сидел неподалеку. Чаша с пестиком стояла рядом. Броситься ему на шею? Расцеловать? Она поддалась порыву, вскочила.

Мужчина остановил взмахом руки:

– Никаких резких движений. Спокойно сядь. Закрой глаза. Глубоко подыши.

Арина безропотно исполнила указание.

– Хорошо. – Наконец позволил он. – Теперь можешь подойти.

И указал на пол рядом с собой.

Он сидел на коврике, ноги хитро перекрещены, засунуты одна под другую, будто индийский йог с картинки.

Арина не то что так – по-турецки не сядет, коленки обязательно противно хрустнут.

Секунду она поколебалась. Встала коленями на теплый пол. Уложила попу на ноги. Лев улыбнулся:

– Правильно. Поза ученика. Что-то практиковала?

– Э… в школе ходила на акробатику. Два месяца.

– Понятно.

Что за улыбка у него! Будто тот самый золотистый свет из медитации обволакивает.

Однако собственный разум (остатки разума) отчаянно сопротивлялись обаянию йога. Он просто гипнотизер или кто-то в этом роде. Ввел ее в транс, внушил невесть что.

Арина жалобно произнесла:

– Я видела маму. Это была галлюцинация?

Лев рассмеялся:

– Ты на учете у психиатра состоишь?

– Нет.

– У тебя когда-нибудь были видения? Бред, психозы?

– Никогда. Но мама ведь умерла! Как я могла ее видеть? Разговаривать с ней?! Откуда она узнала, что я чашку ее любимую разбила?

– Потому что в земле только тело. А дух человека вечен.

– Мама сказала: я смогу ее видеть.

– Да.

– А у меня получится – самой входить в такую медитацию?

– Конечно, нет. Но я готов помочь в твоем трудном пути.

– Но как вы это делаете? Вы гипнотизер?

– Ничего подобного. Я никогда не вторгаюсь в сознание людей. Просто помогаю выйти из рамок. Стать такими, какими вам дано природой. Я ничего тебе не внушал. Лишь отпустил твои собственные зажимы и вернул в истинный мир.

– А в этом мире есть моя мама?

– Конечно. – Он не колебался ни секунды. – Смерти не существует. И люди вечны до тех пор, пока мы о них помним.

На маминых похоронах кто-то говорил похожее. Тогда Арина готова была вцепиться в оратора и выцарапать ему глаза. А вечером, после поминок, нюхала мамины шарфы, ревела в ее подушку. Не сводила глаз с фотографии. Умоляла: «Приди ко мне. Приснись».

Но спала, когда забылась под утро, в хаосе кошмаров. И проснулась в слезах.

Мама не появилась.

– Как мне научиться этой вашей медитации?

– Надо освоить много специальных техник. Приходи завтра на занятия. Мы начинаем в девять утра. Для начала сходишь на три сессии. Освободишься в семь. У тебя деньги есть?

– А… сколько надо?

– Сколько сможешь. Пятьсот. Тысячу. Полторы. Мы не проверяем, кто сколько жертвует.

– Спасибо! – Взглянула она просветленно.

– Будь здорова.

Лев Людовикович дотянулся до ее висков и легонько сжал их в ладонях.

И Арина – впервые со дня маминой смерти – вдруг мучительно захотела есть. Не глотать любую подвернувшуюся пищу, а именно слопать что-нибудь вкусное. Пиццу из дровяной печи. Икру на свежем хлебе.

Лев щелкнул пальцами. Его помощница явилась мгновенно.

– Проводи! – велел он.

Арина прошла по коридору, чувствуя себя, словно бредет в приятном, теплом тумане. Сунула ноги в горячие (на батарее их, что ли, держали?) сапожки. Уже на пороге понизила голос, спросила:

– А твои – муж, дочь, родители – они тоже к тебе приходят?

– Почему приходят? – удивилась Зина. – Мы живем вместе. Как раньше и жили.

«Быть такого не может», – жалобно пискнул разум.