– По… до… ли… нам… и… по… взгорь… ям… шла… ди… ви… зи… я… впе… ред, – заблеяла Женька из пара.
– Мо-ло-дец! – прокричала Алла, не прекращая работы. – Слова знаешь! Ставлю пять!
Она еще плеснула на раскаленные камни душистого взвара, содеянного Зоей Петровной, с силой подышала и Женьке велела дышать, потом помахала над ней вениками, осаживая пар, стащила ее с полка, вытолкала в предбанник и там окатила холодной водой из ушата.
– Хорошо, – простонала Женька. – Как хорошо, Аллочка!..
В бане они были вдвоем. Марина помылась и сразу ушла, сказала, что баню терпеть не может, лишняя нагрузка на эндокринную систему, только и всего.
Женька попила из ковшика воды, утерла капающий с носа пот и пообещала:
– А потом я вас попарю, а то так нечестно.
– А ты умеешь?
– Умею!.. У нас в интернате одна отрада была – баня. Нас по субботам водили, и иногда так получалось, что она совсем-совсем горячая была. Не такая, конечно, как эта, но хорошая. Там одна банщица добрая нас парила. И я научилась. Она все говорила – баня от любой хворобы помощница.
Алла тоже попила из ковшика, вытерла лицо, покосилась на Женьку и осведомилась:
– Баня-то с банщицей где была? В Швейцарии?
– В Швейцарии… – беспомощно согласилась Женька и заторопилась. – Аллочка, я совсем не то хотела сказать! Я хотела сказать, что в кино видела, там как раз…
– Жень, остановись, – попросила Алла. – Ну сколько можно?.. Папа, Швейцария, горнолыжные курорты самые крутые!.. Нету же никакого папы, да? И Швейцарии никакой не было. Правильно?
Женька кивнула. Красное, распаренное, очень юное лицо сделалось несчастным.
– Вы только… не рассказывайте никому. Пожалуйста!
– О чем не рассказывать, Женя?
– Что я всех обманываю.
Алла вздохнула и зачерпнула ледяной воды из кадушки.
– Хочешь еще?
Женька кивнула, и они по очереди попили.
– А такой шрам на ноге откуда?
Женька вытянула ногу и посмотрела, как будто впервые увидела.
– Упала, – сказала она равнодушно. – Если б не нога эта проклятая, все было бы по-другому.
– Расскажи, – предложила Алла.
– Да чего рассказывать, Аллочка! Я в Ханты-Мансийске тренировалась. Вылетела с трассы, скользко было, почти дождь, и все кости раздробила о камень. Откуда он там взялся, непонятно. Ногу собрали, конечно, но неудачно. Два раза ломали и опять собирали. Ну вот. Хожу нормально, стою тоже вроде прямо, а о соревнованиях даже думать нечего. Да ничего, я уже привыкла не думать. – Тут она засмеялась и сразу заплакала. – Поначалу трудно было. Мне так хотелось в… большую жизнь! И, главное, шанс у меня был, если бы не нога.
Алла не знала, что сказать. Женька еще немного поплакала и перестала. Теперь они сидели молча. В узкое окошко под самым потолком ломилась метель, рамы трещали под ее напором.
…Когда она уйдет, эта метель? Как все будет, когда она уйдет?..
– С тех пор катаюсь только так, прогулочным шагом! – лихо сказала Женька. – Работаю в бухгалтерии. А что? Тоже занятие!
– Занятие, – согласилась Алла. – С нами зачем пошла? Чтобы с Марком увидеться?
Женька быстро на нее взглянула.
– Откуда ты знала, где его искать? – продолжала Алла. – Насколько я понимаю, этот его кордон – секретное место. И он на нас случайно вышел! Или вы заранее договорились?
– Ну что вы, Аллочка, – укоризненно протянула Женька, – ничего мы не договаривались. Он не знал, конечно. А про кордон мне Зоя Петровна написала, координаты дала.
– Зачем?!
– Как зачем?.. Чтобы я пришла. Чтоб мы помирились.
– А вы поссорились?
– Я поссорилась, – выговорила Женька с силой. – Я Марка бросила. Сразу, как только ногу сломала. Я ему сказала, что видеть его не хочу с его чемпионством. Чтобы проваливал к чертовой матери. Чтобы не смел ко мне приближаться. Чтобы катился к Магдалене Нойнер или Торе Бергер – как раз его уровень. Это такие биатлонистки знаменитые, – зачем-то пояснила она.
– Я знаю, – сказала Алла. – И он ушел?
– Нет, конечно. Я довольно долго его оскорбляла, но он все не уходил. А потом улетел на чемпионат мира, а когда вернулся, меня уже не было! И все следы я замела идеально, концов не найдешь. А родственников у меня никаких. Я в Курган уехала, – продолжала она, помолчав. – Там отличная травматология, еще со времен Илизарова. Через полгода вернулась в ЦИТО, в Москву. К тому времени обо мне уже и не вспоминал никто, и в федерации все забыли. Я долечила ногу, окончила курсы какие-то, на работу пошла. И вот теперь… живу. Как могу, так и живу.
Алла привстала с лавки, дотянулась и приоткрыла форточку, ей показалось, что дышать трудно. В щель сразу клубами повалил морозный пар.
– Я не поняла только, зачем ты спряталась-то от него? Или он плохо себя вел?
– Марк не может себя плохо вести, – заявила Женька твердо. – Вы что, Аллочка? Он самый лучший человек на свете, и я не хотела, чтобы он со мной возился. Я думала, мы друг другу подходим. Я думала, что у нас может быть общая жизнь. А потом оказалось, что никакой общей жизни у нас быть не может – из-за ноги. Он благородный человек, понимаете? Он стал бы со мной возиться, лечить, сидеть около меня!
– И что в этом ужасного?
– Он великий спортсмен! – закричала Женька. – Он не должен около меня сидеть! Я ему не пара! Я могла быть ему парой, если бы… если бы…
– По долинам и по взгорьям, – пропела Алла, – шла дивизия вперед, чтобы с боя взять Приморье, Белой армии оплот! Сколько тебе лет?..
– Двадцать четыре.
– А ногу когда сломала?
– Три года назад. Ну какая разница, Аллочка?!
– Да, – сказала Алла, – тогда все понятно. Такая глупость. Только в молодости можно делать такие глупости. А в интернате ты сколько лет провела?
– Много, – нехотя сказала Женька. – Папа умер, больше родственников не было. Меня забрали, и все. Был один спонсор, он всем детям лыжи подарил, я стала кататься. Меня папа научил, еще когда я совсем маленькая была. Я, когда каталась, все время представляла себе, что я с папой и мы сейчас домой пойдем.
– И тут вдруг оказалось, что у тебя способности, да? И ты стала тренироваться, в соревнованиях участвовать…