Падение 2. Иллюзия свободы

«Думаешь, там лучше?! Ты забыл, да?! Там сраные волчары, которым на всё похуй!»

Он не забыл. Главную причину, по которой Кайл встал на этот путь, он никогда не забудет. Изуродованное лицо когда-то красивой женщины под серо-жёлтой, ветхой простынью, сухой отчёт детектива о характере повреждений, о количестве насильников, о методах и способах воздействия, которые перенесла в ту ночь их мать, прежде чем, наконец-то, отмучиться.

«Ваша мать была проституткой, вы знали об этом?»

Им тогда было пятнадцать, и оба они хотели набить детективу рожу. Тогда Кайл держал за руку взбесившегося брата, потому что «уберите нахрен отсюда этих щенков, раскидайте по приютам, чтобы никогда друг друга не нашли». Дело закрыли, убийц искать не стали, никому не было дела до женщины, которая пыталась прокормить себя и двоих детей, как умела. Тогда его брат потерял веру в правосудие, а Кайл решил, что найдёт справедливость, во что бы то ни стало. Позже Коул смирился и даже нашёл выгоду в том, чтобы иметь своего человека в рядах легавых, но Кайл понял, что ошибся.

Почти у каждого была своя цена. У Эрнандеса тоже. Кайл научился молчать, ведь если дашь знать, что ты копаешь, автоматически позволишь копать под себя, а ему это было не нужно – всё-таки наличие значка имеет свои преимущества. Компромиссы, шаткое равновесие, где на одной чаше весов твоё дерьмовое прошлое, а на другой – гнилое настоящее твоего напарника. И не только его. Процент за прикрытие наркотраффика получали, как минимум, трое копов его отдела. Как минимум двое крышевали питейные заведения от произвола мелких уличных банд и психов-одиночек. Всё, как раньше, только со значками, табельным оружием и правом на убийство.

– Пересечение Четвёртой улицы и Харкнесс-стрит. Перестрелка,– в рации шипит голос диспетчера.

– Принято.

Виски привычно начинают ныть, а где-то под рёбрами туго закручивается адреналиновая воронка – так было всегда, когда он шёл на дело, ничего не изменилось и теперь. Кайл кладёт переговорное устройство на базу, включает сирену и давит на газ. Где-то там сейчас его брат.

***

– Боже, да почему нельзя ссать ровно?!

Кали пытается думать об отвлеченном, стоя на коленках с тряпкой в мужском сортире. С тех пор как она просрочила выплату, «Лас Кобрас» подняли процент. Приходилось экономить на персонале.

«Голова отдельно, руки-ноги отдельно». Кали мысленно крутит эту фразу на повторе, стараясь лишний раз не открывать рот, чтобы не глотнуть ядовитых испарений мочевины. Под потолком без толку молотит старый вентилятор, видавший, наверное, ещё войну Севера и Юга, но это не помогает ничуть. Ещё эта проклятая жара. Наладить кондиционирование и прочистить приточные системы нет ни денег, ни времени.

Эту святую истину про ноги-руки проповедует Раиса – русская эмигрантка – и её девочки, расположившие на территории бара Кали свой «небольшой бизнес по оказанию интимных услуг», как любит говорить эта деловая до мозга костей сутенёрша. Раиса платит ей аренду исправно – проблем с клиентами у неё нет, а Кали с недавних пор не гнушается любого дополнительного дохода. Однажды все её принципы отошли на задний план перед элементарным желанием не сдохнуть.

Обычно Раиса берёт себе опытных дам с устойчивой психикой или нимфоманок, готовых залезть на любой сук даже бесплатно, но иной раз очередную новенькую охватывал такой экзистенциальный срыв, что будь здоров, и тогда это «голова отдельно, руки-ноги отдельно» заставляло юных гетер всплывать из бездны отчаяния. Кали этот способ усвоила.

Самовнушение работало, когда она натягивала повыше резиновые перчатки, чтобы отмыть с пола блевотину или вычистить с дивана ошмётки ссохшейся спермы. Оно работало, когда Кали выгружала из пикапа тяжеленные ящики с пойлом или надевала каблуки и узкие, как колготки, джинсы, чтобы заменить барменшу, которую «наугощали» до поросячьего визга. Оно работало, когда от перетаскивания до ближайшей канавы вусмерть пьяных посетителей у неё одновременно болели низ живота, спина и ноги, когда бессонница, которая донимала Кали после сильного переутомления, забирала у неё драгоценные часы отдыха. Оно подводило её лишь тогда, когда Диего Гарсия, глава «Лас Кобрас», приходил лично забирать у неё «дань».

«Твой папаша велел передать, чтобы на его похоронах крутили Нэнси Синатру».

Он приходил лично всякий раз, когда Кали где-то, по его мнению, накосячила. Он приходил, чтобы передать ей привет от отца и напомнить, что его жизнь в тюрьме зависит от того, как хорошо она себя ведёт. Он уходил, а его сопровождающие – те ещё отбитые ублюдки – ещё долго тусовались в вип-зоне, закидывались выпивкой и пользовали девочек Раисы, не собираясь платить ни за то, ни за другое.

Её отец, Эмилио Рейес, широко известный в узких кругах карточный игрок, прежде чем отправиться в тюрьму, оставил дочери внушительное наследство. Двести пятьдесят тысяч долга перед самим Франко – главой мексиканского наркокартеля, контролирующего печально знаменитый «Золотой путь» и несколько южных штатов по ту сторону Залива. Кали понятия не имела, где отец мог пересечься с фигурой такого уровня, но предполагала, что в Вегасе. Отец часто ездил туда «на заработки». Помимо долга Эмилио оставил ей старый бар, в котором раньше был самый крупный игорный дом в городе, пока его не накрыл внезапный рейд. В Калифорнии, в отличие от Невады, игорный бизнес под запретом. Разрешение у Рейеса было только на продажу алкоголя, за всё остальное ему дали пятнадцать лет. Интересы Франко на этой земле представлял Гарсия и его «Лас Кобрас». Кали познакомилась с ними в тот самый день, когда упекли отца, и в тот же самый день она услышала главный девиз наркобарона – «Франко не прощает долги».

Согнувшись в три погибели, Кали лезет с тряпкой под писсуар и замечает протечку в проржавевшей трубе.

– Твою мать! – замотать хоть скотчем, хоть тряпкой, хоть соплями. Смена начнётся через два часа, у нее не будет времени бегать подтирать здесь лужи.

За шумом набирающейся в сливной бачок воды, Рейес не слышит выстрелов на улице. Когда клапан с тихим щелчком встаёт на место, перекрывая собой поступление воды, она слышит лишь шум и возню в зале, звук шагов и грохот опрокинутого барного стула. Кали по привычке тянет руку назад, за пояс штанов и понимает, что пистолет, с которым не расставалась ни днём, ни ночью, оставила у кассы. Кали чувствует, как пустой желудок липнет к стенкам напряжённого живота, как грудная клетка трепещет, гоняя туда-сюда глоток сортирной вони, чувствует, как к горлу подкатывает острый ком страха.

Поразительная беспечность – остаться в замкнутом пространстве без оружия, ведь в этом районе даже запертая на замок дверь и табличка «закрыто» не спасёт от вторжения. Это всё усталость. Блядская усталость, которая притупляет внимание, иссушает мозги, делает неповоротливой дурой. Пора бы уже привыкнуть пахать без выходных, обрести иммунитет от переутомления и прекратить страдать и сетовать на судьбу. Всё равно в ближайшие приблизительно десять лет, пока она отдаёт долги, ничего не изменится, несмотря на то, о чём отец просил её.

«Брось всё и беги. Рано или поздно меня здесь порежут. Нечего тянуть».

Кали не была уверена, что сумеет скрыться – у неё не было опыта в подобных делах, она не знала, кому можно доверять, а кому нет. Рейес надеялась, что сумеет помочь отцу выжить в тюрьме и сумеет выжить сама.

Кали медленно встаёт на ноги и прислушивается, делает несколько шагов к выходу из тесной коробки туалета. Дверь приоткрыта, и мелькнувшая за ней тень материализуется прямо перед ней в виде загорелой волосатой руки, сомкнувшейся на её шее.

– Слушай сюда, сучка. Скажешь копам, что не видела нихуя, поняла? Пиздуй наверх.

Из передавленного горла не выходит ни звука, Кали только и может, что нервно кивать головой в знак согласия. Она его не знает, но, судя по всему, этому латиносу, весьма крупному в отличие от его земляков, копы плотно сели на хвост. На дрожащих ногах она идёт мимо заплеванных зеркал уборной и недомытых раковин, ощущая спиной чужое свистящее дыхание. Чёрт, если бы его не прижали легавые, ей точно было бы несдобровать, тем более она без оружия. Непроходимая дура.

Краем глаза Рейес видит, как он скрывается в подсобку, спотыкаясь о швабры; видит в отражении стеклянной, чудом ещё не перебитой двери своё испуганное отражение. Кого она такая сможет обмануть? Да у неё на лице написано, что её чуть не придушили в собственном сортире.

«Блеф – это своего рода искусство, малыш. Ты должна делать вид, что у тебя все в порядке, хотя на деле ты в полном дерьме».

Сделав глубокий вдох, Кали будто надевает на себя доспехи. Задрать нос, сделать морду кирпичом, деловито тереть барную стойку и плевать, что руки дрожат. Кое-где ещё слышатся хлопки одиночных выстрелов, но это не будет продолжаться вечно. Скоро вечер, сюда набредет толпа, начнёт обсуждать, кто на кого нарвался, а завтра всё начнётся по новой, и никто ни о чём не вспомнит.

***

Коул хорошо заметает следы, но Кайл неусыпно следит, чтобы он точно ушёл. Он направляет напарника по ложному следу, давая брату максимум форы. Приказ прорвать условную границу и двинуть «Лас Кобрас» дальше к югу, за территорию складов пришёл с самого верха, и брату даже предоставили ещё людей, судя по всему, неплохо обученных наёмников. Задача была проста – навести кипиш, пугнуть, подвинуть так, чтобы говно всплыло до самого верха. В общем, работать и лишнего в голову не брать. Видимо, сверху менялась расстановка сил и им, рядовым «солдатам», многого знать было по рангу не положено. Кайл не знал того, кто стоит на верхушке пищевой цепи, под чьим именем ходит группировка «Хантеры» (теперь уже без него), лишь однажды он с братом встречался с человеком по фамилии Данэм. Это была вербовка. Их выделили среди молодых банд гетто и взяли под своё крыло.

«Мы очень серьёзные люди».

С их помощью влияние Хантеров выросло, Коул в ус не дул, тем более, взамен они многого не требовали, лишь поддерживать на территории устоявшийся порядок и следить за соседями. Однако Кайл часто думал о том, что рано или поздно они возьмут сполна за свою протекцию. И этот день похоже, настал.

Коул только рад был нарушить шаткий мир между ними и «Лас Кобрас». Девяносто процентов изнасилований в гетто совершали именно головорезы Гарсии. Тогда, десять лет назад, сидя в обнимку в коридоре морга, братья решили, что на их земле не станут насиловать даже захудалую наркоманку, невменяемую настолько, чтобы выйти из дома без трусов. Это было их главное правило, и у Коула дико горело от того, что оно, увы, действует не везде. Сейчас же у него появился шанс это исправить. Он объявил «Кобрам» войну.

Кайл ведёт преследование, движется перебежками, жмётся спиной к стене из кирпича цвета жухлой травы, понимая, что весь уже в этой жёлтой пыли. Рубашка насквозь мокрая от пота, сквозной ветер треплет её края, оглаживая разгоряченный торс, но приносит не желанную прохладу, а озноб. Перед глазами маячит вывеска «Бар «Приход» и лукавая монашенка с голым задом в стиле пин-ап во всю дверь. «Здесь прощают все грехи», – обещает ему подпись под вывеской. Кайл осторожно берётся за ручку двери, замечая прямо над головой, на обналичнике двери знак. Две перевёрнутые параболы, скрещенные между собой – знак «Лас Кобрас», значит, заведение крышуют они.

Сегодня Хантеры заставили их изрядно побегать, а копы заставили побегать всех. Никто из людей брата не попался, зато парни из «Кобрас» отличились сполна. Кайл уверен был, что один из них шмыгнул в эту дверь, и, если не прошёл сквозь (а это было бы ясно сразу, район с того края плотно оцеплен), то, значит, он всё ещё внутри.

Возле барной стойки девчонка, она сразу же вскидывает над головой руки, не спуская глаз с пистолетного дула, которое взаимно смотрит ей в лицо. Она безоружна, Кайл опускает пистолет.

Рейес так и не сунула свой ствол на место, за резинку штанов, зная, что копы будут шерстить по округе. Она заперла его в сейфе, потому что ей вовсе не нужно было, чтобы полиция перетряхнула ещё до кучи и её. Придётся верить и надеяться, что он ей сегодня не пригодится. Рейес бегло смотрит в лицо патрульного. Она его раньше не видела, наверное, молодняк из выпусков последних лет.

– Мисс? Вы в порядке?

Её тёмные волосы завязаны на макушке в тугой пучок, на ней чёрная майка и рабочий комбинезон в пятнах грязи и краски. Из-под повернутых штанин виднеются тонкие голые ноги, обутые в нелепые резиновые шлепанцы, наверняка предназначенные для уборки. Она не похожа на чистую мексиканку – кожа светлее, разрез глаз выдаёт белых родичей в её крови. Издержки профессии изменили его восприятие – Кайл цепко отмечает детали, не придавая им никакого значения, никакой эмоциональной окраски, запоминая её лицо, словно фоторобот очередного преступника.

– Никого подозрительного не видели?

Она не смотрит в глаза, буравит ему лоб взглядом и смотрит в рот, когда он произносит слова. Зрачки, как блюдца, руки не знает, куда деть, на шее сияют красные следы. Девчонка судорожно вертит головой, одними губами хрипло произносит «нет». Кайл в мгновение улавливает, как она почти неосознанно чуть скашивает глаза в сторону подсобки и всё понимает. И Рейес с ужасом понимает, что он понимает. Ушлый мудак. Эта случайная подстава выйдет ей боком, если латиносу в подсобке не удастся уйти.

Её снова начинает трясти.

– Со мной всё в порядке, сэр, – запоздало отвечает она и делает шаг ему наперерез. – Что-то случилось?

– Позвольте, я проверю, – Кайл кивает на дверь в подсобку: он не спрашивает, а ставит в известность. У Рейес на языке вертится «частная территория» и «не имеете права», но она молчит. Прав здесь не имеет только она.

Патрульный проходит так близко рядом с ней, что едва не задевает плечом – он слишком сосредоточен на двери подсобки, чтобы заметить это, а она успевает прочесть на его значке личный номер и фамилию. «Хантер» кажется ей смутно знакомой. Всё может быть, не самая редкая фамилия.

Из распахнувшейся двери подсобки с грохотом выскакивает ведро, а следом, словно пушечное ядро, вылетает латинос, сбивая патрульного с ног. Кали ныряет за барную стойку и прикрывает руками голову. Стычка с участием легавого в её баре впервые, потому она долго мнётся нажимать или нет кнопку быстрого набора на старом телефоне. Под номером один в нём забит один из бойцов «Кобрас» на случай, если у неё здесь начнётся возня. Она откладывает телефон. Если на территории её бара грохнут копа, за неё возьмутся основательно и можно только представить, каковы будут последствия.

Всё, что ей по силам делать, это наблюдать, как патрульный с яростью уличного головореза пытается не дать мексиканцу уйти. Ему определённо не удастся уйти – Кали не раз была свидетелем подобных побоищ, и может даже делать ставки – не проиграет.

Кайл вяжет его, давит ему коленом меж лопаток, щёлкает наручниками и перехватывает ноги, чтобы точно не удрал. Латинос лежит лицом вниз, дёргается как червь, мычит, будто его имеют в зад, чёртов выблядок. Хантер узнал его – эта тварь изнасиловала и убила двух школьниц с их района, а после скрылась на земле «Кобрас», куда ему с братом лезть было тогда не по понятиям. На него даже ориентировка висит в отделе, теперь же он получит своё.