Северная дорога. Роман об английской магии

Покрепче завязывая шейный платок перед мутным зеркалом на стене, Винтерсмит лениво отозвался:

– Вам ведь известна вторая часть поговорки, мистер Сорсби. Никто не может отказать жабьему человеку.

– Я не слышал такую версию.

– Потому что я сам ее придумал, – пожал плечами Винтерсмит. – Ну, давайте же, выкладывайте, что вы сюда привезли. Я ведь вижу, вам уже понравилась эта комната, и желание отдохнуть после долгих часов в пути становится все сильнее…

Сорсби вздохнул и полез в саквояж. На самом дне, за всеми погремушками из склянок и ключей, там, где хранились кошелек (куда более легкий, чем хотелось бы) и немного сменной одежды (куда более истертой и изношенной, чем хотелось бы), лежали бережно обернутые в кусок шелка небольшая книжечка и картонка с наклеенным женским профилем, вырезанным на черной бумаге.

Сорсби нехотя вытащил их из саквояжа. Не увидев под картонкой книгу, Винтерсмит недоуменно уставился на женский силуэт.

– Это Кэтрин, моя сестра, – тут же объяснил Сорсби и поспешно убрал вырезанный силуэт обратно в шелк, после чего, наконец, протянул Винтерсмиту то, что тому было нужно – редкую книгу. Великую книгу.

На поблекшей обложке стояла следующая надпись:

«ТАЙНЫ ВЕЛИКОЙ МАГИИ СЕМИ ПЛАНЕТ, ОТКРЫТЫЕ ЗОДЧИМ АНСЕЛЬМОМ И ЗАПИСАННЫЕ АББАТОМ ЭДВАРДОМ В МОНАСТЫРЕ В ГРАБЕНЕ В ГОД ОДНА ТЫСЯЧА СТО ДЕВЯНОСТО ПЯТЫЙ ОТ РОЖДЕСТВА ГОСПОДА НАШЕГО ИИСУСА ХРИСТА»

Когда-то буквы на обложке были раскрашены серебром, но сейчас остались по большей части лишь пустые оттиски.

Винтерсмит ошеломленно посмотрел на книгу:

– О… значит, слухи подтвердились. Не каждый день увидишь такое, – он протянул руку. – Вы позволите мне, сэр, если это не будет дерзостью с моей стороны?

Перемена в поведении Винтерсмита удивила не меньше, чем появление редчайшей книги по колдовству на постоялом дворе в М… Словно драгоценный текст сам по себе внушал трепет даже самым самоуверенным и циничным хитрым людям – но, с другой стороны, разве не так оно и должно было быть?

И Сорсби сдался. В конце концов, если нечасто можно было увидеть раритетную книгу по магии, то представьте себе, насколько нечасто можно было встретить ценителя таких книг, с которым можно было бы обсудить столь драгоценные издания? Волшебник улыбнулся и протянул книгу Винтерсмиту, который аккуратно взял ее и стал бегло изучать содержимое, переворачивая тонкие страницы с таким трепетом, словно боялся их осквернить или запятнать своим прикосновением.

– Ну и ну… – вполголоса говорил он, склонившись над книгой так близко, что отросшие черные волосы едва не касались бумаги. – Ведь это издание невозможно найти в наше время, его нельзя было достать в прошлом, и оно будет под запретом в будущ… всегда.

– Что? – не понял Сорсби.

Винтерсмит моргнул, словно отряхиваясь от морока:

– Я хотел сказать, сэр, что вы владеете исключительным экземпляром. Где вам удалось его найти?

– Не поверите – у старьевщика в Лондоне. Но он отдал мне книгу в обмен на золотые часы и…

– И? – с нажимом спросил Винтерсмит.

– И столько фунтов в придачу, что я до сих пор не могу перестать себя за это ругать.

– Но ведь знания, содержащиеся тут, бесценны, мистер Сорсби. Это очень могущественная магия семи планет. Вам когда-нибудь доводилось использовать ее на практике?

– Пока нет, сэр, – признался Сорсби. – Я не хотел никому доставлять неудобств в Лондоне, поэтому решил перебраться куда-нибудь подальше, чтобы начать эту практику.

– Какого рода неудобств?

Сорсби рассмеялся:

– Если вас снабжают слухами и сплетнями про хитрых людей, сэр, то вскоре вы услышите, какие именно неудобства доставляет моя магия.

На это Винтерсмит саркастично заметил:

– Полагаю, после такого заявления я должен быть заинтригован?

– Нет. Но вы должны быть предупреждены.

Второй раз за вечер реплика приезжего сбивала Винтерсмита с толку. В Алане Сорсби было что-то даже не столько наглое, сколько незамысловатое, открытое, обезоруживающе правдивое. Именно это и вводило в ступор, выбивало почву из-под ног. Винтерсмит наконец-то понял, почему его прибывшему из самого далекого графства коллеге по магии так не везло с кругом общения – люди просто-напросто не могли вынести всегда слушать одну лишь неприкрытую истину.

Сорсби тем временем принялся потихоньку обустраиваться в теперь уже своих покоях. Он снял дорожный плащ и повесил его на крюк, отряхнул башмаки от грязи и вдруг заявил:

– О, совсем забыл. Тут та же беда, что и везде: надо бы переставить кровать ближе к теплой стене.

Винтерсмит непонимающе взглянул на него:

– Что, сэр?

Но Сорсби лишь все так же добродушно объяснил:

– Видите ли, мне гораздо лучше спится, когда тепло очага или, на худой конец, стены, за которой идет дымоход и которая из-за этого дает тепло комнате, согревает ноги, поэтому всегда прошу, чтобы кровать стояла не в углу, а в середине комнаты, ближе к камину. Ну или у теплой стены.

Шумно втянув воздух носом, Винтерсмит почти был готов обидеться:

– Я вижу, вы уже придираетесь к обстановке? Мистер Сорсби, полчаса назад вы собирались спать на полу в общем зале внизу.

– Но у камина! – резонно возразил Сорсби, подняв вверх указательный палец. – Я не хотел очутиться на улице в снегопад – тут вы правы. Но, раз уж счастливый случай обеспечил мне ночлег – вы не будете так любезны помочь мне переставить кровать ближе к вот этой стене?

Винтерсмиту, уже порядком пресытившемуся беседой с новоприбывшим колдуном, не оставалось ничего, кроме как выполнить просьбу. Кровать, бывшая по сути лишь соломенным матрасом, накинутым поверх шаткого деревянного каркаса, теперь была торжественно и нелепо установлена почти в центре комнаты.

Закончив перестановку, Винтерсмит сделал напоследок еще одну вещь – достал из-под мятой подушки небольшой черный полированный камень – не то гагат, не то оникс. Скорее всего, это был гагат, так как на камне был вырезан рисунок – схематичное, почти примитивное изображение домика. Не желая привлекать к камню больше внимания, чем следовало, Винтерсмит тут же спрятал его в глубокий карман пальто – туда же, где он держал свою трубку и курительные принадлежности.

Это действие оказалось быстрым и незаметным, но Сорсби, разумеется, тут же возжелал поговорить именно о камне:

– Ваш волшебный амулет?

Винтерсмит тяжело вздохнул. От людской назойливости он очень быстро начинал чувствовать тошноту:

– Будь это моим амулетом, стал бы я его держать в гостиничной спальне и показывать кому ни попадя?

Но Сорсби не так просто было провести:

– Это ваш волшебный амулет. И это снова по вам видно. И очень грубо, сэр, говорить «кому ни попадя». Мы ведь оба одним промыслом заняты. Я все-таки рассказал вам о себе, о том, откуда я, из какой семьи. Показал вам книгу. Вы же ни слова о себе не сказали.

Но на это Винтерсмит лишь отмахнулся:

– О, мистер Сорсби, прошу вас, не думайте обо мне много. Я просто никто, посторонний человек, который делает, что должен, там, где это понадобится. И только. А теперь, сэр, нам нужно поспешить вниз предупредить хозяина о смене постояльцев. И мне нужно седлать Уголька, пока погода окончательно не испортилась.

Боже, какая гора вранья, подумал про себя Сорсби. «Просто никто»! Для мистера Никто этот Винтерсмит был слишком хорошо одет. Он также мог оплатить себе отдельную комнату – неслыханное расточительство. К тому же, как только что выяснилось, у Винтерсмита была собственная лошадь – роскошь, которую Сорсби не мог себе позволить. При этом почти все в Винтерсмите выдавало человека происхождения куда более низкого, чем Сорсби (если от его происхождения вообще оставался хоть какой-то толк).