– Рты закрыли оба! – басом ревёт тренер. – Хватит мне тут петушиные бои устраивать!
– Пусть идёт в бассейн, – натужно дыша, просит Даня. И от разрывающей его злости аж брови сошлись на переносице. – Либо Алёна туда, а я останусь здесь.
– Нет, – сразу обрубает тренер. – Тут хотя бы на благоразумие Лисицыной можно рассчитывать. Верно, Алёна?
Пытается таким образом получить от меня клятвенное обещание не прибить в ближайшие полтора часа человека, изо дня в день превращающего мою жизнь в ад.
Киваю. Беру ведро и чтобы успокоить друга, сдержанно улыбаюсь, проходя мимо. Его обеспокоенное лицо выражает крайнее недовольство сложившимся раскладом, но мы оба знаем, что против Петра не попрёшь…
– Я уйду в четыре тридцать, – объявляет Беркутов.
– Уйдёшь, если зал будет готов, – меняет формулировку его заявления мужчина.
– Так и так уйду, – бросает тот нагло в ответ и удаляется скручивать натянутую волейбольную сетку.
– За мной, Князев, – слышу я, как командует физкультурник.
Наполняя в туалете большое алюминиевое ведро водой, думаю о том, как мне продержаться наедине с этим… представителем двуногих. Надо отработать наказание как можно быстрее, чтобы сократить время, которое мы вынуждены провести в обществе друг друга.
Да. Отличное решение. Просто прекрасное. Продержаться. Дай мне терпения, Господи…
Возвращаюсь в зал и начинаю воодушевлённо заметать мусор веником. Спортивная площадка у нас огромная. Прикидываю сколько времени придётся потратить на мытьё полов и, если честно, дурно становится. Дай бог управиться до пяти.
Беркутов таскает маты. Судя по ритмично играющей гавкатне, он в наушниках. Наслаждается музыкой. Оно и к лучшему. Зинаида Генриховна сперва, зевая, отгадывает кроссворд в какой-то газетёнке. Потом, убедившись, что мы заняты работой, и вовсе испаряется. Стопроцентно пошла в буфет. Ну и пусть. Мне даже приятно в какой-то степени, что я могу взять часть её работы на себя.
Закатываю рукава рубашки и натягиваю на руки перчатки. Слышу смешок.
Гоблин мерзкий…
Развожу моющее средство с водой в пропорции один к трём и окунаю тряпку. Выжимаю, представляя, что эта шея вон того идиота. Цепляю тряпку на швабру и только сейчас задаюсь вопросом, почему в нашей новомодной гимназии нет современной поломоечной машинки. По типу тех, которые можно увидеть в торговых центрах.
Поднимаю ведро. Несу в конец зала, чтобы начать от стены и двигаться к выходу. Принимаюсь за работу. Минут сорок спустя движения выполняю уже на автомате. Руки болят, я устала, сил нет совсем, но надо добраться до середины. И считай, свою половину я выстрадала.
Беркутов всё это время развлекается с баскетбольным мячом, то и дело забивая трёхочковый. Несколько раз нарочно кидает мяч в меня. Не больно, но всё же неприятно. Задирает, как обычно. Отскакивая, мяч прямо в эту секунду попадает в ведро, расплёскивая воду.
– Я домываю до центрального круга, – сообщаю ему, орудуя шваброй.
– И? – под размеренный стук мяча о пол, спрашивает он.
– Дальше ты.
– Не, Лисицына, я пас, – огорошивает меня этот наглый пижон.
Выжав в очередной раз тряпку, разгибаю ноющую поясницу.
– Что значит пас? Поровну будет честно, – возмущённо отвечаю на его реплику я.
– Сама домоешь, – бросая мяч в корзину, заявляет он.
– Ну уж нет, Беркутов. Я не нанималась за тебя делать твою работу! – говорю, гневно швыряя тряпку на пол.
– Мой молча, Лисицына, – отзывается он. – У тебя отлично получается, но только когда твой рот закрыт.
Меня начинает трясти. Пальцы дрожат, пульс учащается.
– Ты думаешь, что я стану делать это за тебя? – громко уточняю, вперившись в него возмущённым взглядом из-под широко распахнутых от негодования ресниц.
– Станешь, – прилетает самоуверенное в ответ, и моё внутреннее «я» начинает клокотать от бешенства, разливающегося по телу горячим оловом.
– Нет! – качаю головой, заканчивая с левой стороной. – Ошибаешься. Не стану!
– Ты же понимаешь, Лисицына, что в этом случае мы тут застрянем ооочень надолго, – опять кидает в меня мяч. – Оно тебе надо?
Удар приходится по спине.
– Я свою часть работы сделала! – ору и топлю тряпку в потемневший воде.
– Молодец, могу дать пососать леденец, – раздаётся насмешливое рядом.
Протягивает разноцветного петушка, оставленного кем-то из школьников на лавке.
Мерзкая скотина.
– Держи! – стаскиваю жёлтые перчатки и протягиваю ему.
– После тебя? – брезгливо смотрит на них. – Да ни за что!
Сволочь треклятая.
Бросаю перчатки чуть ли не в надменную морду.
– Немедленно мой свою половину! – в отчаянии повышаю голос.
Звучит так себе…
– Размечталась. И не подумаю даже, – прищёлкивая языком, отрицательно качает головой он.
– Тогда я… – пальцы сжимаются в кулаки от нарастающий злости. – Я… я…
– Ну и что ты сделаешь? – открыто провоцирует, забавляясь. – Беги давай стучи Петру. Мне по барабану на эту его долбаную трудовую дисциплину, если ты ещё не догнала.
– Свинья… В драке виноваты вы оба! Значит и ответственность несёте тоже на пару!
– Твой дегенерат сам полез, так что не обессудь! – веселится он. – Ну как тут отказать, когда так просят…
– Не трогай его, понял? Сколько уже можно? – пытаюсь воззвать его к совести я. Но разве она у него есть?
– Трясёшься за своего ненаглядного? – цедит, даже не пытаясь скрыть плещущееся через край пренебрежение.