Девочка-лёд

Как же мне осточертели эти их обращения! Убогая. Нищебродка. Мышь. Моль.

– Уж лучше быть убогой, чем чьим-то прихвостнем, – задираю подбородок.

– Эт чё ваще за намёки? – наезжает она, толкая меня.

– Тебе надо искоренить из своей речи слово-паразит «чё», – совсем ни к месту информирует Сивову Саша.

– Это не намёки, а прямой текст, – отзываюсь сквозь зубы я.

– Марин, ну что ты там зависла? – недовольно кричит Грановская, но в ту же секунду отвлекается, заприметив на входе своего парня.

Сивова сверлит меня тяжёлым взглядом.

– Иди, заждались тебя. Некому исполнять поручения! – несёт меня отчаянно.

Поворачиваюсь к гардербощице и отдаю свою куртку. Только забираю номерок, как чувствую острую боль. Это Маринка вцепилась мне в волосы.

– Я тебе ща шею сверну! – шипит она, дёргая к себе сильнее. – Извинилась быстро!

– Отпусти, дура, – пытаюсь отбиться от неё я. В глазах аж слёзы встали, такой резкой оказалась боль.

– Алёёён, Мариииин, кто-нибудь, помогите! – полицейской сиреной верещит паникующая Харитонова. На язык она остра и сильна, а вот в том, что касается физической расправы  – вряд ли.

– Ну-ка хватит! – возмущается престарелая гардеробщица.

– Мышь поганая! – начинает душить меня Сивова, зажав своими ручищами. – Я те язык ща вырву!

Кашляю. Тоже успеваю схватить её за выбеленные волосы. Как говорится, действую её же методами. Марина вопит, но отпускать меня явно не собирается.

– Эээ, Сивова, ты совсем ополоумела? – слышу знакомый голос справа. – Отпусти её.

Замерла. В Даню Марина Сивова влюблена давно. Может, именно поэтому она почти сразу же исполняет его просьбу.

– Пусть ток вякнет чё-нить ещё, Дань! – угрожает, поправляя причёску.

– Уймись, Марин.

Я в этот момент пытаюсь отдышаться. Толпа вокруг нас собралась приличная. Глазеют, улыбаются. Бесплатное шоу пришли посмотреть.

– Ты как? – пищит рядом Харитонова, обеспокоено заглядывая мне в лицо округлившимися глазами.

– Нормально я, – отмахиваюсь.

Князев осматривает меня и убирает с лица волосы, которым удалось каким-то образом уцелеть и остаться на моей голове.

– Пойдёмте, до кабинета вас провожу, – толкает нас в сторону лестницы он. – Чего сцепились-то?

– Неважно, – отвечаю мрачно. Говорить о продолжающейся травле мне не хочется.

Прощаемся с Даней до большой перемены и заходим с Харитоновой в класс. В кабинете литературы творится что-то неимоверное. Под потолком гелиевые чёрно-белые шары, перемешанные с розовыми, в руках у девочек какой-то огромный глянцевый альбом с фотографиями, а на учительском столе торт, на котором сидит съедобная хищная птица – беркут.

– Чего только не выдумают, – комментирует Саша, читая надписи на шариках.

Среди них явно те, которые от парней:

«Капец ты старик»

«С Днюхой тебя, говнюк»

«Я здесь только из-за торта»

«Все индейцы как индейцы, а ты вождь»

«Ни стыда, ни совести – ничего лишнего»

Похабные пожелания вроде: «Чтобы всегда на двенадцать» и стишки с матами, я даже читать не стала.

Были там и ванильные розовые шары. Явно от женской половины.

«Стильному»

«Великолепному»

«Сильному»

«Лучшему»

От некоторых фразочек прям лицо моё перекосило.

«Ты – космос»

«Ходячий секс»

«Все трусики твои»

Н-да уж…

– Чего встала там, Лисицына, исчезни! – недовольно машет мне рукой Абрамов. – Твой звёздный час состоится попозже!

Не успеваю предположить, что он имеет ввиду. Когда раздаётся звонок, в класс неспешно входит именинник. В белоснежной рубашке, красиво контрастирующей с его загаром и с повисшей на плече подружкой.

– Сюрприз! – орут пресмыкающиеся, взрывая хлопушки. Грановская при этом снова зацеловывает своего ненаглядного.

– С днюхой, Рома!

Ах да, ну точно. Одиннадцатое октября. Как я могла забыть, что в этот день на свет появился один мерзкий гоблин, чьё призвание – отравлять моё существование. Конкретно в эту минуту его поздравляют друзья и одноклассники. Ну надо же, как они дружны…

– Чуешь, – кончик носа Харитоновой подёргивается.