В дверь позвонили, я пошла открывать. Это была Зоя, коллега Марины и наша соседка, она жила в соседнем подъезде.
– Привет, Катюша, – сказала она, широко улыбаясь. В школе готовились к первому сентябрю, и все учителя были привлечены к авральным августовским работам. Они отмывали окна после ремонта, заполняли документы, готовили учебные программы, писали планы, работали с методической литературой, подготавливали список литературы для учеников, приводили в порядок цветы, которые забирали в июне домой, украшали кабинеты. Вот и сейчас на Зое был не строгий костюм или скромное платье учительницы начальных классов, а джинсы и веселая блузка.
– Привет, Зоя, – проговорила я растерянно, почему-то оглядываясь, словно где-то в квартире могла прятаться до этого не обнаруженная Марина. Я же понимала, что Зоя зашла за моей сестрой, чтобы они вместе отправились в школу.
– Куда сестру спрятала? Время!
– Так сегодня же суббота. Выходной.
– Да это все понятно. Но мы же с ней договаривались, что вместе пойдем – к десяти должна приехать одна наша родительница, у нее свой цветочный магазин, и она дарит классу двадцать горшков с цветами, в основном с геранями. Ну как не встретить родительницу, не расставить цветы? Да там работы-то всего на часок.
– Зоя, Марины нет. Она не вернулась вчера домой. Не знаю, куда она отправилась и с кем, но ночевать не пришла.
– Марина? Да куда она могла отправиться?
– Понятия не имею. Мы с ней вчера немного поссорились, она, как это водится, перестала со мной разговаривать, я закрылась в своей комнате, но слышала, что она точно куда-то собирается. Она хлопала дверями шкафов, носилась по комнатам туда-сюда, потом сильно запахло духами. И когда я вышла, то застала ее уже в прихожей, вот здесь, она сидела на стуле и надевала свои новые сандалии. На ней был спортивный костюм, а на полу стояла дорожная сумка, из которой торчало горлышко нашего старого китайского термоса.
– Мальбрук в поход собрался, значит. Понятненько. Но с кем?
– Я подумала, что с тобой.
– Нет. Я ничего об этом не знаю. А что ее телефон?
– Он молчит. Ни гудков, ничего. Он словно умер.
– Бр-р-р… Ну ты и скажешь! Гудков нет?
– Нет.
– А до того как вы поссорились, она ничего не рассказывала, куда собирается?
– Нет. Но вид у нее был довольно счастливый.
– А чего ругались-то?
– Да так… Мелочи жизни, – я никогда не посвящала посторонних в наши семейные дела. Осторожничала.
– Ну что ж… Будем надеяться, что твоя сестра нашла себе мужичка да и загуляла!
Мне показалось или нет, что в голосе Зои прозвучала насмешка?
Всем было известно, что самая главная проблема в жизни моей сестры – это отсутствие какой-либо личной жизни. Что мужчины, несмотря на ее, казалось бы, эффектную внешность (высокий рост, красивая худоба, огромные черные глаза), обходили ее стороной, словно она была заколдована злой ведьмой. Мы с Зоей не раз обсуждали эту тему. Обычно это происходило после какого-нибудь веселого школьного корпоратива, к которому моя Марина готовилась задолго, надеясь хотя бы в расслабленном и пьяненьком состоянии понравиться кому-нибудь из преподавателей-мужчин. Покупались платья и украшения, косметика и духи, туфли и сумочки-клатчи, но очередной корпоратив происходил так же, как и предыдущий, и, вернувшись поздно ночью домой и сорвав с себя одежду, Марина подолгу рассматривала себя в зеркале, пытаясь понять, что в ней не так.
– За метр обходят, – удивлялась она, глядя на свое довольно-таки поджарое и мускулистое тело. – Что грудь плоская, так это у половины наших баб такая же беда. Но только они все замужем, детей куча. Что во мне не так, Катя?
– Да все в тебе так, – поддерживала ее я. – Просто все они слепые. Или же, что самое страшное, видят в тебе умную женщину, именно это их и отпугивает.
– Хочешь сказать, что я работаю с одними дурами?
Что тут было ответить? Я переводила разговор на другую тему. Спрашивала, не сползали ли чулки на кружевных резинках с ляжек, когда она танцевала, комфортно ли ей было в новом платье? Обратили ли ее коллеги внимание на ее новые серьги, и все в таком духе. Она понимала этот мой маневр, отмахивалась от меня и шла в душ, где, как я понимала, она будет плакать.
Я знала, что после таких вечеринок с обилием шампанского и закусок моя сестра захочет поесть перед сном горячих щей или супа, а потому, пока она приходила в себя в ванной комнате, подогревала ей еду, накрывала на стол на кухне, дожидалась ее, чтобы продолжить свою успокоительную терапию.
– Между прочим, – заводила она с порога, вернувшись закутанная в халат и с тюрбаном из полотенца на голове, – еще неизвестно, как чувствовала бы себя на нашем празднике жизни ты, Катя. Думаю, что тебя просто не заметили бы из-за твоего маленького роста. Да и одеваешься ты вульгарно, у тебя же совершенно нет вкуса! Ты пойми, единственное твое сокровище, которое тебе непременно захочется продемонстрировать, я имею в виду твою грудь третьего размера, будет воспринято нашими мужиками исключительно как сексуальная приманка. Ну, зажмет тебя кто-нибудь, Владимир Николаевич, к примеру, физрук, в своем углу позади спортивного зала, ну, там, где воняет лыжной мазью еще с зимы и где почти все пространство занимает огромный теннисный стол, начнет лапать… Разве тебе этого захочется?
Она так часто вспоминала этого своего физрука с его теннисным столом, что нетрудно было догадаться, что же там когда-то давно произошло между этим Владимиром Николаевичем и Мариной. И откуда ей знать, как там пахнет, не говоря уже о том, откуда ей знать, как бы повел он себя со мной, появись я на школьном корпоративе. Наверняка этот парень напился да и потащил за собой мою сестру в свой медвежий угол, завалил ее там, прямо на теннисном столе…
– Марина, успокойся, я никогда не появлюсь у вас на корпоративе, а потому не надо пугать меня вашим физруком.
– А что это ты меня успокаиваешь? Ты кто вообще? Не надо меня успокаивать. У меня все в порядке. Я спокойна. Вот доем щи и пойду спать. Все! Какие проблемы? Что ты пристала ко мне? Или ты думаешь, что моя откровенность дает тебе право вот так снисходительно вести себя со мной? Еще неизвестно, чем занимаешься ты в своем лицее. Не факт, что, когда ты задерживаешься там после занятий, не запираешься в своем кабинете с каким-нибудь физиком или математиком. Или ты думаешь, что я совсем слепая и не вижу твою довольную физиономию, когда ты возвращаешься растрепанная, с красным лицом и блудливыми глазами?
Вместо того чтобы защищаться (а я этого почти не умею и перед сестрой обычно робею, и мне в такие минуты кажется, что я становлюсь еще ниже ростом), я ставлю перед сестрой большой бокал сладкого чая.
– Вот. Выпей и ложись.
Казалось бы, обычная фраза, но почему-то даже она воспринимается как вызов.
– Ты будешь мне еще приказывать? Ты это серьезно? Вот так ты платишь мне за все, что я делаю для тебя? Посмотри мне в глаза, ты что, серьезно не понимаешь, почему я до сих пор одна, не замужем? Или ты поверила, что мужчины действительно не обращают на меня внимание? Да все же из-за тебя! После смерти родителей кто тебя воспитывал? Кормил, лечил, таскал по врачам? Вместо того чтобы заниматься личной жизнью, я нянчилась с тобой, с трехлетней! Все твои болезни стали моими. Я была значительно моложе, как ты понимаешь, да я была совсем девчонкой, когда ты оказалась у меня на руках! Я отказывала себе во всем! И я никогда не выбирала, идти ли мне на свидание или сидеть дома с тобой…
Родители наши погибли, и смерть их была ужасная. Зимой оба отправились на рыбалку и провалились под лед. Их долго искали баграми… Нашли.
Мне тогда на самом деле было три года, а моей сестре – девять. Она на шесть лет старше меня. И когда родителей не стало, нас воспитывала наша бабушка. И это она кормила и лечила нас, но у моей сестры в памяти почему-то остался тот период жизни, когда ей было, предположим, девятнадцать, а мне тринадцать, я как раз тогда заболела корью, и она, заразившись от меня, тяжело заболела и вынуждена была сидеть дома. Во всяком случае, именно тогда, я хорошо это помню, она была влюблена в мальчика из соседнего дома, его фамилия была Чернов, и это он научил ее целоваться по-взрослому. Думаю, он пытался научить ее и еще кое-чему, о чем она все порывалась мне рассказать, но так и не рассказала. Намекнула просто, что ее тогда чуть не стошнило. Позже, вспоминая этот свой первый сексуально-оральный опыт, она будет клеймить всех мужчин на планете не иначе как скотами и извращенцами.
Так что же случилось вчера вечером такого, чего я никак не могу вспомнить? И почему сестра не сказала мне, куда и с кем едет?
Я сказала Зое, что она всю дорогу молчала. Да, это так. Но почему? Почувствовала ли она свою вину за то, что швырнула в меня чашку с горячим чаем, но, промахнувшись, разбила ее о стену? Или растерялась после того, как больно ударила меня по лицу за то, что я попробовала в который уже раз убедить ее в том, что меня пригласили в лицей не «за красивые глаза», а по рекомендации одного моего знакомого, по счастью, занимавшего не самое последнее место в отделе образования. И что я не спала с ним, как это представляла себе моя сестра, обо мне он справился на моем прежнем месте работы, в обычной школе, которая, между прочим, славилась на весь наш район тем, что я организовала там маленький театр, где мы с ребятами ставили незатейливые пьесы, сочиненные самими школьниками. К тому же мои ученики занимали первые места на олимпиадах по русскому языку. Я так и не поняла, почему Марина мой переход в лицей постоянно связывала с какой-то сексуальной взяткой должностному лицу. Быть может, она слышала о таком способе в связи с кем-то другим?
Да, точно, она действительно отправилась куда-то за город, и явно не одна. Спортивный костюм, термос. Куда и с кем? Но зачем так крепко душиться духами? Мужчина? Да, выходит, у нее появился мужчина, который и пригласил ее за город. И она не вернулась потому, что, во-первых, не могла дозвониться, просто оказавшись вне зоны доступа, во-вторых, вчера в нашем районе бушевали грозы (правда, в городе прошел всего лишь небольшой слепой дождик), и дорогу, по которой она со своим спутником заехала в лес, размыло…
Словом, первый день, когда моей сестры не было дома, я не особенно и тревожилась. Признаюсь, я даже на время забыла об этом. Мне, как и ей, надо было отправляться в лицей, поработать с документами и методичками и, что самое неприятное, повесить шторы в кабинете. Терпеть не могу это занятие. По мне лучше полы помыть, чем стоять с высоко поднятыми руками и цеплять петли за пластмассовые крючки.
А вечер так и вовсе обещал быть для меня невероятным – Кристина позвонила и сказала, что приготовила для меня сюрприз.
3
Следователь Сергей Иванович Родионов поднял взгляд на стоящую перед ним девушку. Ее звали Людмила, но в отделе к ней все обращались не иначе как Люся. Лейтенант Рожкова. Все мужики следственного комитета и опера были в нее влюблены, ей постоянно дарили цветы и шоколад, а вот она, позабыв всякий стыд, всем своим видом демонстрировала свою симпатию именно к Сергею.
– Ты снова с кофе?
– Сергей Иванович, не гоните. Дайте хоть посмотрю на вас, – Люся поставила ему на стол стаканчик с кофе.
Конечно, это была игра, оба улыбались, шутили, при этом так и норовя коснуться друг друга, но Сергей, у которого никогда не было проблем с женщинами, постоянно себя одергивал, сдерживался, чтобы даже не обнять по-настоящему Люсю. Лейтенант Рожкова была просто создана для семьи, с такими девушками не развлекаются, на таких женятся. И вот именно этот фактор и не позволял Сергею ухаживать за ней, давать ей надежду. Пока. Не готов он был к женитьбе. Квартиру не купил, жил в съемной, денег особых тоже не было. А как жениться, когда ни жилья нет, ни возможности содержать семью? Не в лесу жил, знал, сколько стоит приличный букет цветов или ужин в даже самом скромном ресторане, а однажды специально зашел в отдел с детскими вещами для новорожденных и глазам своим не поверил, когда увидел, сколько стоят все эти распашонки, ползунки и памперсы.
Нет-нет, он не станет торопиться. У него был план: оформить ИП на своего двоюродного брата, выкупить небольшую станцию техобслуживания, расположенную неподалеку от его гаража, взять кредит и, докупив оборудование, открыть ее. За последние месяцы он довольно неплохо продвинулся в этом – собрал необходимые документы для получения кредита и даже нашел двух толковых мастеров.
– Да что на меня смотреть-то? – Он нахмурился. – Лейтенант Рожкова, ты мне лучше скажи, готов ли список пропавших женщин?
– Сергей Иванович, да я к вам с этим и пришла! За последний месяц к нам вообще никто не обращался с заявлением о пропаже женщин от двадцати пяти до тридцати пяти лет, к моему большому сожалению.