Узлы и волны

– Это называется зависть.

Дед уронил голову в ладонь.

– А с твоей стороны это называется слушать то, что вдолбил себе в голову сам, – фыркнул Лернт.

– Мне всегда казалось, что вы с мамой терпеть друг друга не можете, – выдала задумчивая мама, – она выгоняла тебя столько раз, что я и сосчитать не могу, – в её словах сквозила грусть, – а после сама ехала к тебе, чтобы устроить скандал. Я думала, это потому что она та ещё сука, – смешок, – но когда я переехала сюда, имея отвратительный пример поведения её, как хм… не жены, нет – такой она не станет никогда, по тем самым заветам таких же сильных женщин, – ухмылка, – скорее пример просто страдающей женщины, и твой папа, как человека, которого искренне любят – я видела это в ней, и ты сам знаешь это. Она тебя любит, но отвергает, видя возможность сблизится хоть на шаг и отдалиться от её… как она это декларирует? «Незыблемые родовые правила». А потом делает вид, что всё хорошо, грызёт себя, снова бежит за тобой, снова пытается подойти ближе и, – она повела головой, – новый круг отвержения и мучения. Именно с такой позицией я приехала в Костну, папа. Я не говорю, что я была счастлива видеть вас в вечном противостоянии, но что я уяснила лишь за первый год жизни с моим мужем – я не хочу, чтобы моя дочь видела нас так, как видела свою «семью» я. Нет, даже не так, у меня не было семьи, в которой я нуждалась, ни секунды моего детства. А у Аи есть и будет всегда, – её глаза сузились, – поэтому не нужно говорить мне или моей семье, как неправильно она поступает, – её голос дрогнул, – я не виню тебя ни в чём, я видела, как ты старался быть для меня отцом. Я это ценю. Вот только из-за действий мамы всё было тщетно. Это только её вина, что мы с тобой были несчастны, папа. А ты продолжаешь защищать давно сгоревший дом.

Она откинулась на спинку своего стула и протянула дрожащую от нервного напряжения руку папе. Тот сделал то же, не глядя в её сторону.

– Я принял твою позицию, Кими, – по дедовой челюсти ходили желваки, – я поддержал тебя. Сделал так, что никто не стал тебе мешать строить то, что ты хочешь. Я и слова не сказал тебе о том, что это не долгоиграющая блажь, хотя изначально так думал. Я соврал твоей матери, а ты говоришь мне, что я не твоя семья. Думаешь, это честно?

Мамино лицо побелело сильнее.

– Я не это имела ввиду, – пробурчала она.

Он кивнул головой.

– И ты заметил, что «блажь» играет уже восемнадцать лет, – вскинула злой взгляд на своего отца мама, – так что ты тоже говоришь грубо.

Лернт тяжело вздохнул.

– Скажешь мне об этом через двадцать лет, когда он умрёт, – дед заставил её почти посинеть, – ты выбрала огромную разницу в возрасте. С каждым годом она становится заметнее, и растёт – ты сама это видишь. Тебя ещё не называли его внучкой? К «дочери» ты привыкла.

– Мы не будем говорить про это в присутствии детей, – остановил его папа.

Тут встряла я:

– Ну уж нет, я тут сижу и ничего не понимаю. Давайте, выкладывайте.

Все посмотрели на меня удивлённо.

– День сегодня такой, – улыбнулась каждому по очереди, – да, мне стало интересно. Да впервые. Так что не теряйте времени. Дед?

Тот кивнул.

– Из-за магии в её крови твоя мама, так же, как и я, не будет изменяться ещё… большое количество времени, – по-учительски выразился Лернт, – с тобой такого, к сожалению, не будет. Ты имеешь светлый источник.

– Сенат блокировал вас по приезде в Костну, – явил то, что всё знает, Оз-зи.

Мама задумчиво пощупала свой чип.

– Фрейменд обходит контроллеры, если знать лазейки, – ответила она, – а мой отец был человеком, изучавшим всё это.

– Не нужно было говорить при нём, – указал на Оз-зи дед.

Тут откликнулась я:

– У него семейных тайн больше, чем у нас, – хмыкнула я, – он же мне рассказывает.

Все с интересом уставились на крокодилье каменное лицо.

– Мама будет жить так же долго, как ты? – вернула их внимание себе, – а папа нет.

– Вообще-то будет, – фыркнула мама.

– Ты его тянешь? – сверкнул глазами Лернт, – Кими, это опасно! Помимо того, что забирает года у тебя.

Она была счастлива.

– Мы умрём в один день, – широкая улыбка на её лице, – минута в минуту. Лет через… – со счетом у неё всегда было плохо, – шестьдесят?

– Семьдесят, судя по твоему источнику, – поправил дед, – Кими, я всё понимаю, но это неоправданно.

Она пожала плечами.

А я выдохнула. У нас с родителями примерный срок жизни одинаков. У них даже больше. Разве это не счастье для ребенка?

– К тридцати подкреплю и Аю, – смешно помахала пальцами мама.

– Я против, – сразу отчеканила для неё, – я согласна с дедом. Лучше вы с папой, чем я ещё плюсом.

Мне показали кулак. Я была довольна.

– Спасибо, мам, – погладила себя по надувшемуся от переедания животу, – очень вкусно, как всегда. Если ты готовила, то со стола уберу я, хорошо?

– Я помогу, – сразу поднялся папа, – Оз?

– В этом плане я консервативен, – улетучился в сторону дивана крокодил, – поэтому воздержусь. Однако за ужин и вправду… спасибо.

Мама была готова кинуть в него салфетку, которую скомкала в руках. А нет. Всё же бросила.

– Ждите приглашение на ужин от меня в ближайшее время, – поймал и положил рядом с собой мамину обиду он, – предполагаю, что ваша реакция будет подобна моей.

Её это всё равно не устроило, хоть она и залезла на диван с ногами рядом с ним. Со стороны стойки они казались одногодками. Особенно забавно было видеть, как Оз-зи отсаживается от неё подальше, пока она кривится.

– Вы остаётесь на ночь? – подал мне блюдо со стола папа.

Я поставила его в этажерку в холодильнике.

– Только я, Оз поедет к друзьям, – чмокнула в щёку снова протянувшего мне остатки еды папу, – я по вам соскучилась.

Стоило мне убрать из рук тарелки, как папина любовь превратилась в крепкие объятья.

– Тебя давно не было дома, – чмок в мою макушку, – давай устроим тебе выходной в понедельник?

Моё мотание головой его не устроило.

– Пап, завтра день «Любви в коробке», – прошептала, – сейчас он уедет, и я буду делать конфеты.