Хочу свести тебя с ума

Оборачиваюсь, и мне приходится запрокинуть голову. Волков стоит очень близко ко мне, и он очень высокий. Разница в росте между нами пугающая. Он и четыре года назад не был хлюпиком, а сейчас – он нависает надо мной угрожающей горой.

– А ты у себя дома в уличной обуви ходишь?

– Нет, – отвечаю очевидное я.

– В моем доме такие же правила, – бурчит он и, протиснувшись мимо меня вдоль стены, проходит вперед.

«В моем доме…» – передразниваю в своих мыслях его же тоном.

– У меня нет с собой тапочек. А носки у меня белые! – кричу ему в спину.

– Твои проблемы, – не поворачиваясь ко мне, бросает через плечо и скрывается из вида.

Придурок.

Снимаю балетки. Шарю взглядом по полу, выискивая место, куда можно их пристроить.  Ставлю в обувницу, потеснив что-то совершенно гигантское.  Это мужские кроссовки. Двумя пальцами беру один из них, размером с мою ногу. Не стопу. А именно ногу от начала бедра до щиколотки. Переворачиваю и смотрю на подошву. Сорок шестой. Обалдеть. Такие разве бывают?

Ставлю лыжу на место. Подумав, двигаю свои дюймовочкины башмачки до тех пор, пока обувь великана не выпадает из полки. Так-то лучше!

Аккуратно ступая по грязному полу, внутри себя оплакиваю новую пару носков. С трудом тяну за собой чемодан.

Чурбан! Мог бы и помочь.

Как было туго с мозгами, так и осталось. Хотя…у меня тоже за эти годы грудь не выросла. Видела, как этот безмозговый приглядывался, будто выискивал. Да, под футболкой у меня плоско, но жить с этим можно, а без мозгов? Это же мрак.

– Эй! – кричу оглобле, орудующему в кухне. – А где будет моя комната?

Через пару секунд из-за угла появляется его недовольная физиономия, после все остальное.

Идет на меня с пачкой замороженных пельменей.

Чего это он? Драться будет?

Приосаниваюсь, сжимая в руке пакет с пирожками. Хорошо, что есть чем отбиваться.

Волков подходит близко, встает так, что снова приходится запрокинуть голову.

– Выбирай, – машет рукой с пельменями в сторону кухни, – можешь лечь там. Или здесь, – поворачивается влево, а я прослеживаю за его взглядом, и мое сердце перестает биться.

– Это что, ванная?

– Ага, – усмехается Волков.

– А где дверь? Где сама ванна?

– Вон тот тазик, – кивает на красный пластиковый таз, припорошенный строительной пылью, – типа ванна. А дверь…ну извини, я живу тут один, и у меня ремонт, – разводит руки в стороны он.

Боже…это ведь хуже, чем в общаге. В носу начинает предательски щипать. Шмыгаю им, прогоняя подкатывающую панику. Взгляд зависает на фаянсовом унитазе, расположенном ровно напротив дверного проема. Дверного проема без двери!

Так, об этом я подумаю позже…

– А комната? – с надеждой оборачиваюсь на одно единственное, похожее на жилое помещение.

– А там живу я, – самодовольно пожимает плечами.

Прекрасно. Просто замечательно.

Обреченно падаю задницей на чемодан.

Это провал. Фиаско.

Я преодолела половину Москвы, чтобы умываться из тазика? И ходить в туалет практически в коридоре?

В общаге хоть душ с действующей дверью по нечетным, а здесь… Здесь этот неадекват с пельменями, взирающий на меня с высоты птичьего полета.

– Я завтра утром уйду, – сообщаю, задрав подбородок.

Я бы и сегодня это сделала, если бы не приближающаяся ночь. Ну куда я в самом деле с чемоданом на ночь глядя?

Завтра позвоню папе…Хотя нет.

Никому я звонить не буду. Я сама приняла решение поступить в Москву, сама же и поступила, а значит и решать свои проблемы буду сама.

– А, ну смотри, дело твое, – будто бы с облегчением отзывается Волков, как если бы только этого и ждал – чтобы я поскорее свалила отсюда. – Хавать хочешь? – неожиданно интересуется и косится на мои пирожки.

Спрашивает еще! Уже и не помню, когда последний раз во мне была еда. Кажется, вчера.

Задумываюсь, прежде чем ответить.

С какой целью он спросил?

Посягает на мои пирожки? Предлагает свои пельмени? Или, может, хочет, чтобы я сварганила ему ужин? Да не в жизнь!

– Как там тебя? Паулина, кажется? Что-то туго ты соображаешь. Я. Спросил…– он наклоняется ко мне и с расстановкой чеканит каждое слово по отдельности: – хавать. Хочешь?

Как для слабоумной, прости, Господи.

– Я не тупая, – огрызаюсь в ответ. – И не обязательно называть меня полным именем. Можешь звать меня Пашей.

Ненавижу свое полное имя. Терпеть его не могу! И самое интересное, что в семье никто не признается, кому пришла идея меня так именовать.

– Э-ээ, нет, – Волков выставляет прямо у моего носа свой длинный указательный палец, – в этом доме есть только один Паша. Сечешь кто? – предупреждает высокомерным тоном.

Закатываю глаза.

Домострой на лицо. Ясна-панятна.

Трехэтажное эго.