Был для строения жизни – в упрёках
Только наивностью блага над строками.
Лишней привычкой не ищешь свой праздник,
Облик видения прячешь под раны,
В жизни рассказ твой – обыденный гость
Времени в новой картине, насквозь.
Стал он видением к стройному сердцу,
Стал убивать эту роль отчуждения,
Чтобы внутри угадать суть – видения
В частной картине, изменчивых лет.
Мне простоял, как фантомный сюжет
В личности слов пропадая от солнца,
Только видением в сердце – смотря,
Как для искусства ту жизнь – прохожу я.
Минута угодила, как смогла
Где резкостью были нечётные дни,
А прошлое в нас увядало от раны -
Ты стал обоюдной развалиной – странной
Катиться под скол от прибоя – внутри.
Что чёрное сердце не тешит в мгновение,
Что в море на чёрном плоту от доверия -
Относит твой день на минутах – нещадно
И тает над памятью смертной тоски.
В лицо посмотрев – угодила прохладно,
Дав думам твоим обывательский поиск,
И что – то на небе в усидчивой робе
Не смертью смогло объяснить – идеал.
Так тают надежды быть ролью – убого
От ханжества памяти видеть типичный
Рассвет идеальности в новом – упрёке,
Где словом своим угодила – минута.
Над резкостью чёрного образа утра,
Над сложенной в горсть укоризной – медали
Ты ищешь рассеянный воздух, откуда
Сам вновь отвыкаешь быть пафосом – чуда.
А смерть не стоит вдалеке, притворяясь,
А новая старость не стала – придворной
Гордыней, умеющей думать нам модно
И только внутри укрощает свой – свет.
Свой чёрный оскал от кровавого чуда,
От загнанной робости думать – премудро,
Что ждать обывательский возраст ума,
Пока он один в безызвестности – тьма.
Пока не отчается выть на природу -
Твой юмор в тоске, как гордящийся плут,
Ты ждёшь от минуты тот возраст за утро,
Чтоб чёрному ворону вжиться под хруст
Одной идиомы – быть только солидным
И верным по критике слова минутой,
Что образ тоски к философскому чувству -