– Конечно, – бодро подтвердил Роднин, – я всегда вожу с собой новые зубные щетки, чтобы снимать таких ночных бабочек, как ты. Для женщины зубная щетка – лучшая приманка после шампанского!
Он подмигнул, застегнул джинсовую куртку и сообщил:
– Запру тебя снаружи, а иначе кто-нибудь из братьев-киношников обязательно вломится, и уж тогда точно твоя личная жизнь пойдет под откос!
Олег исчез, а я, зевая, поплелась в ванную. Спустя полчаса мы одновременно появились в комнате. Роднин долго ковырялся в замке, затем, пыхтя и роняя свертки, боком протиснулся к столу и вывалил все принесенное на него.
– Здорово! – восхитился он при виде тюрбана из полотенца на моей голове. – В тебе появился восточный шарм!
– Да, – скромно призналась я, – моя неотразимость в любом виде давно уже подмечена мужчинами. Особенно после душа!
– И у многих ты его принимала? – прищурился Олег.
– Не считала, – отрезала я, – но если для тебя это важно…
И тут на пороге возник Фомин. Окинул нас недобрым взглядом, побагровел, подскочил ко мне и вцепился в рукав:
– Ты все же ночевала здесь?!
Олег с досадой взглянул на дверь, шагнул вперед и крепко сжал его запястье.
– А ты что, к ней в евнухи нанимался? – холодно осведомился он.
Фомин с усилием вырвался и, потирая руку, пригрозил:
– Я руководству видеоцентра доложу, чем занимаются наши творцы на съемках!
– О чем доложишь? – ласково переспросил появившийся на пороге Сорин.
Игорь с ненавистью посмотрел на него и стремительно вышел.
– Чуть с ног не сбил! – пожаловался Димка. – Олег, отчего он так болезненно на твои похождения реагирует? По-моему, это ревность!
– Какая ревность! – возмутился Роднин. – Моя знакомая из Парижа продюсирует съемки документальной картины, где будет рассказываться о Фомине. И он считает, что мои романы с другими женщинами могут помешать ее работе, а, значит, его будущей мировой славе и появлению новых заказчиков. Но вы не волнуйтесь, я с ним сейчас поговорю, и слух этот дальше не распространится!
– А кого он, собственно, должен волновать? – меланхолично поинтересовался Димка, разворачивая пакеты.
– Лизу, – в голосе Олега сквозило недоумение.
– Лизе по барабану любые слухи, а этот тем более, – сообщил Сорин, отрезая себе ломоть сыра. Олег вопросительно взглянул на меня. Я кивнула. Он пожал плечами:
– Тогда на секунду выйду и позвоню Полине в Париж, постараюсь опередить Игоря. Я ей ничего не должен, но женщины непредсказуемы. А мне не хочется заниматься разборками, особенно сейчас.
– Ты с ней на французском общаться будешь? – поинтересовался Димка. – Тогда можешь звонить из комнаты, мы с Лизаветой его не понимаем.
Роднин отошел к окну и через пару минут дозвонился до Парижа. Судя по выражению лица, переговоры оказались более сложными, чем предполагалось.
– Надо же, – растерянно пробормотал он, выключив сотовый, – и это притом, что я ей ничего не обещал… А Фомина убью!
– Хочешь, объясню, что у меня в номере воды не было, и пришлось воспользовалась твоим душем? – благородно предложила я, хотя на душе кошки скребли.
Димка захохотал. А Олег дико взглянул на меня и зло сказал:
– Полагаешь, я самостоятельно не могу разобраться в своей жизни? В конце концов, сам виноват, не надо было доводить до этого. А теперь давайте завтракать.
Он сварил кофе, все сели за стол, но настроение у меня было безнадежно испорчено. Я попыталась рассказать Сорину, как утром зашла к Олегу на кофе, а тут внезапно нагрянул Фомин… Но тот с таким непередаваемым юмором посмотрел на меня, что пришлось заткнуться. Странно, но, похоже, Димка благосклонно отнесся к моим ночным подвигам. Мне же после визита Игоря и разговора Олега с Парижем стало неуютно. И я поняла: чтобы сохранить лицо, нужно немедленно ставить точку в новом романе. Тем более, что он, в сущности, и не начинался.
Сорин подал чашку, я стряхнула с волос полотенце и, дуя на кофе, отошла к окну.
Поблескивающие, как струны, струи наискосок перерезали пространство, а вверху подрагивал и шевелился, словно медуза, прозрачный живой купол… Я сроду ничего подобного не видела!
– Ребята! – закричала я и обернулась, удивленная тишиной.
Роднин и Димка, застыв с чашками в руках, во все глаза смотрели на меня.
– Что? – нервно спросила я, ничего не понимая.
– Лизка, ты обалденно выглядишь в проеме окна! – восхищенно прошептал Сорин.
– Да вы на небо взгляните! – воскликнула я.
Олег подошел, притянул меня за плечи и молча уткнулся лицом в волосы. Сердце его билось громко и часто. А я, вырываясь, с отчаяньем повторяла:
– Да посмотрите же на небо, вы когда-нибудь видели такое?
Притопал Димка, выглянул в окно, пожал плечами и пошел допивать кофе.
Я снова посмотрела вверх, но набежала туча, и живая сфера исчезла.
– Видели купол? – с отчаяньем повторила я.
– А? Что? – рассеянно пробормотал Олег. – Конечно, большой такой!
И поцеловал меня в макушку.
– Черт! – закричала я. – И о чем вы только думаете?!
– Успокойся, – посоветовал Димка. – Роднин точно о тебе думает, а я обо всем понемножку. Например, о том, как ты классно будешь выглядеть в кадре с распущенной гривой. Можно сделать пару крупных планов в руинах на контровом освещении, и дать закадровый текст о трагическом финале великой любви!
– Мужики, – тихо спросила я, – вы зачем в депутаты и на разные высокие должности лезете, если все проблемы решаете одним – единственным местом, а головы у вас вроде рудиментарных отростков?
– Во дает! – удивился Димка. – Олег, не знаю, как ты, но я обиделся. Да вы бы нас сами со свету сжили, если бы мы из-за вас свои рудиментарные отростки не теряли!
Роднин улыбнулся, выглянул в окно, примирительно сообщил, что купол ему очень понравился, и повел меня к столу. Я стряхнула его руку с плеча и мрачно заявила:
– Спасибо за гостеприимство. А тебя, Сорин, жду через полчаса у себя в номере!
И под невнятные язвительные реплики покинула компанию. В номере переоделась, подкрасилась и поставила на подзарядку сотовый. Потом села в кресло и задумалась.