Подарит счастья ей досуги.
И благородные мечты
Душе дарили настроенье,
Рождало сердце вдохновенье
И билось в ритме красоты.
А обозлённые сестрицы
В то время жили как царицы.
Их спальни (как огромный зал,
С паркетом, роскошью зеркал,
Блестящих, точно небосводы),
Обставленные в духе моды,
Казались райским уголком.
Но не тревожилась о том
Простая девушка, в молчанье
Она сносила всё страданье,
Что, мнилось, длилось без конца.
Позвать в защитники отца
Она боялась: он, как раб,
Стал милой жёнушке послушен
И к чувствам дочки равнодушен.
Он так был неразумен, слаб,
Что даже своего сужденья
Или весомого решенья
Помыслить и сказать не мог.
И потому один упрёк
За слёзы и непослушанье,
Неблагодарность, жалкий вид,
За то, что зря она шумит, –
Услышала бы дочь в страданье.
Трудилась девушка с рассвета
И до зари. Затем она,
Усталости, мечты полна,
Волшебной мыслию согрета,
Садилась тихо в уголок,
На ящик расписной с золою,
Вблизи камина и душою
Ласкала резвый огонёк,
Гнала уныние своё.
За это сёстры с мыслью злою
Прозвали Золушкой её.
Затем уже и всей семьёю
Звалась бедняжка так всегда.
А всё-таки она, в обносках,
В золе, в лохмотьях, как звезда
Была вблизи сестёр – в причёсках,
В прелестном бархате, в шелках.
Краса живёт в любви мечтах,
А не в каменьях и одежде.
Беда завистливой невежде,
Которой ценность лишь в деньгах,