На грани

– Главное держись. Тебе предстоят не самые лёгкие времена, и я хочу, чтобы ты был сильным. Ты обещаешь выстоять?

– Обещаю. Береги себя и детей. Если нужны будут деньги – ничего не бойся, – звони моему банкиру.

На следующий день капитан вновь стал меня допрашивать:

– Итак, где вы были в ночь на ту злосчастную субботу?

– Говорю же вам, я спал в доме у друга, а затем поехал к офису, сколько ещё можно повторять?

– А что вы, собственно, делали возле своего офиса ночью?

– Я спал, зазвонил телефон. Мне сообщили, что здание горит, потому как кто-то заложил бомбу. Никто не пострадал, с охраной всё в порядке. Я сказал, что приеду, и помчался туда. Конец.

– Вас не удивило, каким образом этот псих, как вы соизволили выразиться, попал в наиболее охраняемые места здания?

– Возможно, охрана знала виновника, потому и пропустила. Вы, должно быть, уже допросили моего друга Чарли? Он ведь находится в одной камере со мной. Говорю же вам, он и его сын могут подтвердить, что на тот момент я спал.

– Мистер Бальдбридж… – ему всё труднее было сохранять беспристрастность, – Том, либо ты очень умный преступник и умело притворяешься, либо у тебя огромные проблемы.

Всё так же ничего не говоря, он отправил меня обратно. Затем вновь вызвал, попросив повторить историю теперь уже при докторе. Я, полностью повинуясь, повторил слово в слово всё то же самое, что за несколько часов до этого изложил ему.

– Должен вам сказать две новости. Одна хорошая, а другая – плохая. С какой мне следует начать? – спросил присутствующий доктор.

– Начните с хорошей, – сказал ему капитан.

– Мистер Бальдбридж говорит чистейшую правду: на момент случившегося он действительно спал.

– Я же говорил вам! – чувствуя небольшое ликование, проговорил я, впрочем, оно довольно быстро развеялось после того, как я спросил, какая же новость является плохой.

– Плохая же новость в том, что ваш друг Чарльз, в отличие от вас, тогда не спал. Капитан, мы можем посмотреть то видео, которое вы мне показывали, вновь?

– Ладно, – ответил капитан. – Пройдёмте за мной.

Они увели меня в другую комнату, где находилось оборудование и множество экранов.

– Дело 5-42. Начни с 2:14 после полуночи.

Человек включил нам фильм, если это можно так назвать. Я узнал офис – это было видео с камер наблюдения, которому чудом удалось уцелеть. А когда в поле зрения начал появляться молодой человек, доктор, наверняка запомнивший, что в этом видео произойдёт дальше, сказал:

– А плохая новость, мистер… Том, в том, что Чарльз и вы, – а когда человек повернулся лицом к камере и начал устанавливать взрывчатку, добавил: – Это один и тот же человек.

Я не на шутку ужаснулся. Значит, мои опасения были не напрасны: у меня действительно прогрессировала шизофрения. И когда до меня наконец дошло, о чём с такой заботой предупреждала Холли, я осознал, насколько плохи мои дела.

– Что будет дальше? – спросил я ледяным голосом, к тому же у меня пересохло во рту. – Меня посадят, капитан?

– Будем ждать решения суда, – ответил тот. – Скорее всего, своё наказание ты будешь отбывать в лечебнице.

IV

Капитан оказался прав: решением суда я был приговорён к году лишения свободы и отбыванию срока в психиатрической лечебнице. Поскольку в моём городке подобного заведения нет, то государству пришлось потратиться на мою транспортировку.

Уже своим мрачным видом, неизвестно-когда построенное здание навевало чувство угнетённости и печали, но уж точно не счастья. Меня сопровождал всё тот же доктор и двое полицейских. Когда пришёл удобный момент, я отважился у него спросить:

– А там, внутри, страшно?

– Поначалу многие не выдерживают и первой ночи. А, в целом, люди у нас хорошие, просто их окружение так не считает.

По прибытии меня вынудили принять душ и остричься, а затем я, заключённый номер 11075, получил свою одежду и проследовал за санитаром к изолятору. Теперь я должен был носить идеально белую одежду, хотя, по правде говоря, она лишь слегка была приближена к заветной белоснежности. Да и стены были в подобной цветовой гамме. Сначала мне показалось, что эта гробовая тишина и эти цвета потолка со стенами сведут с ума даже самого здорового человека. А вообще, как только переступил порог своего места жительства на целый год, перед моими глазами пролетела картинка ночи, когда я хоть и был в размолвке, но всё же с семьёй и всё же дома. Вспоминаются слова доктора: «Таких, как вы, нужно лечить, а не осуждать. Им необходима наша помощь, но никак не отрешение от них лишь потому, что их проблемы более заметны. В конце концов, каждый из нас уже псих. В больницах находятся лишь те, у кого проявления стали слишком очевидны».

Я благодарен полицейским, ведь они привезли меня очень даже вовремя: час спустя здесь был обед, а затем многим из нас позволили выйти на прогулку. Также я благодарен полицейским, за то, что они поймали меня и, пусть принудительно, но вынудили лечиться. Да, я был вдали от дома и абсолютно не знал никого из людей вокруг, но, пожалуй, я должен поблагодарить фатум за это испытание, выпавшее на моём нелёгком пути.

Невероятно, насколько прав оказался доктор касательно первой ночи, что её я провёл здесь. Ты один, вдали от дома и семьи, находишься в замкнутом пространстве и не знаешь, доживёшь ли до следующего утра. Эта обстановка вызвала у меня паническую атаку, в разгар которой из ниоткуда вновь появился Чарли.

– Исчезни, ты лишь иллюзия, – крикнул я ему.

– Ты сам меня создал, сам только что захотел меня увидеть, – невероятно спокойным тоном ответил он. – Я – твоя защита. Каждый раз, когда мир захочет тебя обидеть или тебе будет очень плохо – я буду возвращаться вновь и вновь, пока ты, Том, не научишься защищаться.

– Исчезни, – криком повторил я ему.

– Страшно оставаться наедине со своими мыслями, наедине с самим собой, не так ли?

Спасибо, что в тот момент вошли двое санитаров, которые накачали меня успокоительным, и пару минут спустя я уснул.

Через две недели я уже неплохо освоился и знал большую часть братьев по несчастью. К тому времени уже активно продолжалось моё лечение. Не знаю, помогало ли оно, ведь пока я находился в безопасности, моё второе «Я» было не страшно.

Это поразительно: люди бегут по утрам на работу, сидят там до потери сознания, затем возвращаются домой, вновь работают, ложатся спать, а утром нехотя подымают руку, чтобы отключить прозвеневший в пятый раз будильник, и снова всё по кругу. О какой семье здесь вообще может идти речь? То ли дело мы: подъём и отбой в одно и то же время, завтрак, обед, ужин, а, порой, кормят и в промежутках, притом между приёмами пищи ты можешь делать всё, что угодно: выйти на прогулку, прочитать одну из книг огромной библиотеки, сыграть с кем-то в карты или шахматы и так далее. Конечно же, только если ты не занят процедурами своего курса лечения. А ещё иногда приходится помогать на кухне или убирать территорию. На эти задания допускают лишь наиболее адекватных, и я был одним из них. Не вижу ничего в этом плохого: труд облагораживает человека. Так кто из нас ещё псих, а, поглощённые буднями людишки?

Я довольно быстро и довольно неплохо освоился здесь, хотя одного места всё же побаивался. Коридор на третьем этаже соединял палаты наиболее опасных или безнадёжных больных. Итого их было семеро – одна палата почему-то простаивала без дела. Все двери были закрыты несколькими дверными замками. Поговаривали, что некоторых из них держат здесь насильно, накачивая психотропными веществами и провоцируя явления, которые потом списывают на болезнь. Так поступают лишь с теми, кто добровольно попал сюда: ради новых ощущений или желая убежать от реальности. Поначалу это является частью прикрытия, чтобы государство ничего не заподозрило, а потом «курс» просто не останавливают, продолжая делать это ради денег их «клиентов». Остальные же больные в тех палатах – жертвы своих болезней, как и каждый из нас, вот только эти проявления уж слишком опасны если не для окружающих, то точно для самого больного.

Даже здесь, в этом жутком, на первый взгляд, месте, я не был один. Даже здесь Вселенная наградила меня другом. Однажды, когда на мою долю выпала задача, состоявшая в уборке третьего этажа ещё с несколькими ребятами, я не смог удержаться и смотрел внутрь каждой из палат. Кто-то неподвижно лежал, кто-то создал напротив окна баррикаду из кровати, чтобы защищаться от монстров, кто-то непрестанно смотрел в окно. Почему-то именно эта особа вызвала у меня наибольший интерес. Эта осанка, эта поза и даже движения, время от времени невольно проявлявшиеся, показались мне невероятно знакомыми. Я подозвал напарника и спросил:

– Ты его видишь?

– Да, а ты? – задал он мне ответный вопрос.

– Да, вижу. Кто он?

– Имени его я не знаю, но Дикки говорил, что он один из тех, кого держат здесь не по своей воле. Бедняга, пожалуй, совсем спятил. В прошлый раз, когда мы здесь были пару недель назад, он делал всё то же самое.

– А с ними можно говорить? – поинтересовался я.

– Не знаю, но, кажется, нет. Нужно спросить у доктора.

– И на том спасибо, Кевин.

Кевин был одним из заключённых. Он уже давно здесь, знал почти каждого. А попал он сюда из-за навязчивых голосов, которые иногда слышит по ночам. Однажды этот голос вынудил его убить сразу троих невиновных, за что его поймали. Он часто раскаивался и невероятно стыдился этого, а каждую субботу ходил молиться своему Богу, прося у него прощение за грехи. Что же касается того, человека в палате, то лопни мои глаза, но я так и знал – это был Пит. Я знал, я верил, что он не плод моей фантазии, и что всё то, что с нами случалось когда-либо – самая настоящая, что есть на свете, правда и реальность. Но потом наша работа была окончена, задача – выполнена, а, значит, пришло время возвращаться по своим палатам или же в «места отдыха».

Мне пришлось нелегко: доктора ещё целых два дня не было на месте, поэтому свою нетерпеливость в предвещании чего-то великого я должен был побороть в одиночестве. Но кто мог уверить меня, что и это всё, что моя жизнь, вплоть до сегодняшнего дня, – не иллюзия? Вдруг, эти мои похождения и намерения – лишь один большой сон? Тогда, как могу я открыть глаза, узреть реальность? Меня всё чаще беспокоили подобные мысли. Лечение брало своё – та реальность, где нет места моим фантазиям, – что в ней хорошего? Мои паршивые отношения с друзьями и близкими, отсутствие работы, напряженность – это вводило в депрессию.