Грандиозная заря

Каблуки сандалий крушили комья глины, из-под ног врассыпную мчались муравьи и выползали из укрытий дождевые черви.

– Не хочу! Не хочу! Не хочу!

Конечно, никакого проку от этого не было, но я топтала землю и кричала ещё довольно долго.

А потом колокола церкви Сен-Совер пробили полдень, я вернулась к дому и прямо в сандалиях, облепленных землёй, направилась на кухню.

– Есть хочешь? – спросил заправщик.

Я в те времена всегда хотела есть.

Его бёдра были обвязаны таитянским парео, он что-то помешивал в кастрюле; пахло очень вкусно.

– Картошка со шкварками, моя фирменная. Жареный лук и омлет с зеленью.

Он победил: я выдвинула стул и уселась. Ноги не доставали до пола. Я слышала, как наверху, в спальне, плачут мои братья, а мама поёт в душе.

– Меня зовут Жан-Ба, – сказал заправщик.

Он растёр между ладоней несколько веточек тимьяна, и над кастрюлей пролился ароматный дождь.

– Я предложил Роз-Эме записать тебя в школу. Учителя зовут месье Сильвестр. Ты уже ходила в школу?

Я покачала головой. В сквоте никому и в голову не приходило об этом позаботиться. Там дети были предоставлены сами себе и бегали повсюду без штанов и без забот. Они смотрели, как взрослые играют на гитаре, курят, ложатся спать когда придётся и засыпают в путанице ног, рук и волос. Но здесь, на краю возвышенности и в стране озёр, общепринятые правила всё ещё соблюдались. Дети не разгуливали с голым задом, ходили в школу, разучивали песенки, правила спряжения и историю Франции.

– Кон-со-ла-та… – по слогам произнёс Жан-Ба. – Это на итальянском что-нибудь означает?

Я посмотрела на него опухшими от слёз глазами.

– Конечно, – всхлипнула я. – Это означает «та, которую утешили».

– Надо же, – усмехнулся заправщик.

А потом подмигнул и пустился в пляс («ва-пи-ду ва-пи-да!»), вращая бёдрами, как таитянка. И танцевал, пока я наконец не перестала дуться.

Вскоре, уже с сухими глазами, я поглощала свою порцию омлета и картошки со шкварками, а мама вышла из душа и занялась малышами.

Через три дня я впервые отправилась в школу Сен-Совера, в класс месье Сильвестра.

А в следующий понедельник мама устроилась кладовщицей в издательство каталогов.

Я тогда ещё не знала, что начинаются самые важные годы моей жизни.

Глава 4

Пятница

23:00

Рагу из кролика в тарелке совсем остыло. Ночь за окнами замерла как вкопанная. Нин – тоже.

– Ну? Ты совсем не ешь, – заметила Титания.

– Ем-ем, – встрепенулась Нин, как будто её разбудили.

Она машинально подцепила вилкой еле тёплый кусочек. Теперь она, пожалуй, не скоро сможет что-нибудь проглотить.

– Ты говорила, что…

Девушка запнулась, пытаясь собраться с мыслями, и откашлялась: в горле стоял комок.

– Ты говорила, что Окто уехал в аэропорт… встречать Ориона и Роз-Эме?

– Так он написал.

– Значит, завтра они будут здесь? Все трое? В этом доме?

– Если всё пойдёт по плану – да.

– Но… – Нин, прищурившись, посмотрела на потолок, будто надеялась сквозь него разглядеть небо. – Ты всегда говорила, что твоя мать умерла.

– Да. В определённом смысле так оно и было.

Нин мысленно повторила эту абсурдную фразу: в определённом смысле так оно и было. Её бабушка в определённом смысле умерла.

– И, значит, этот Окто… – продолжала она, – твой младший брат?

– Один из братьев, да. Они с Орионом близнецы.

– Ясно, – чуть слышно проговорила Нин.

Она набрала в лёгкие воздуха. Чтобы задать следующие вопросы, ей пришлось приложить немало усилий, тщательно проговаривая каждый слог, словно она обращалась к глуховатой старухе.

– То есть ты не единственный ребёнок в семье, как всю жизнь рассказывала?

– Нет.

– И ты не сирота?

– Нет.

– И тебя зовут не Титания?

– Не совсем. Скажем, это мой псевдоним. Ник, если так тебе понятнее.

– То есть, – подытожила Нин, – всё, что ты рассказывала раньше, было ложью. Подставой? Да?

– Я была вынуждена врать, – объяснила Титания. – Но со вчерашнего дня необходимость в этом отпала. Поэтому-то мы сюда и приехали.