Энэр

– Я не проти… чтобы побесе… А вы кто?

Восседающий приветливо улыбнулся и прочёл:

– Я – ученик, от края и до края вселенной открывающий красу…

– Так мы… во вселе…? Или… том свете? – вопрос дался уже чуточку легче.

– …Никто всецелой истины не знает, лишь ждущий каплю чуши, что несу, – продолжил серебряный.

– Меня Кузьмо… Можно про… Кузя – друзья… так зовут. А вас?

Кивнув головой, серебряный с искренней улыбкой представился:

– Кузьме почтенье от простого Бо! Лишь с радостью, без всякого сомненья, встречаю каждого, влекомого стремленьем увидеть лучик света от Него.

– …ачит, Бо?! Прем… рад! – Кузя хотел подать руку, забыв о сломанных пальцах, но ощутил, что подать нечего.

Бо заметил замешательство и дружески посоветовал:

– Не суетись, Кузьма! Прими, как должно, что нет сейчас ни рук твоих, ни глаз! Душою видеть всё без глаз возможно! Душа подаст всем руку и без нас!

Бо говорил неспешно, легко и искренне, что понравилось Кузьме, и он, преодолевая ком, признался:

– Мне как-то неловко отвечать не стихами.

– Стиль стихов – лишь обложки глянец! Сущность слов – благодатный дар… – успокоил Бо.

– Здорово у вас получается! Вот бы мне так научиться!

– На щеках – молодой румянец. Всё придёт – будет слов пожар! – продолжил Бо.

– Пусть так! – согласился Кузя. – Так эта река к Богу течёт?

Бо оглядел реку и с сожалением произнёс:

– Чтобы Бога узреть, все смиренно плывут, но искомого нет – бесконечность найдут.

– А как тогда увидеть Его?

– Чтобы увидеть Бога, плыть, как и все, не стоит! Только шагнёшь с порога – дверь за тобой закроет! – прочёл Бо.

– Вы какими-то загадками говорите! – Бо выглядел сверстником, но в его доброй интонации улавливалось столько мудрости, что Кузьма никак не мог перейти на «ты».

Бо взглянул так, словно смотрел насквозь, и удовлетворённо предложил:

– Вблизи большое взглядом не объять! Попробуй сам себя ты в нём понять! Поведай о себе, и, может быть, не надо будет бесконечно плыть!

– Пусть так! – вновь согласился Кузя.

С каждым произнесённым словом говорить становилось всё легче, и он стал рассказывать о себе.

* * *

Кузя рос в небогатой трудолюбивой семье. Отец работал то плотником, то столяром, то наладчиком деревообрабатывающих станков. Кузя был первенцем и впитывал от отца его мастерство. Перепадало от отца за непослушание и за чрезмерное любопытство. Это любопытство касалось тайн, скрывающихся внутри всего – от игрушек до приборов. Сначала Кузя разбирал игрушечные машинки, а потом уже хотел найти двигатель в отцовском компасе: ведь должно что-то вращать стрелку! Чрезмерное любопытство, естественно, влекло за собой иные уроки…

Учёба Кузи виляла от посредственности до замечательности в зависимости от того, интересен ли был предмет. Так, в диктантах он упорно писал «-ево», как и звучало, венчался взбучками по математике за ответы вслед за условием задачи, а физические опыты упорно повторял дома… Один факт из школьной жизни особо врезался в память: в познании химии Кузя всегда оставался середнячком, но перед выпускным экзаменом заново проштудировал всё то, что долбилось долгое время; на экзамене сполна ответил на вопросы билета, и учительница, будучи уверенной, что Кузя списал со шпаргалок, пыталась выявить подлог – завалить его дополнительными вопросами, но и на них Кузя ответил влёт.

– Почему ты так не отвечал на уроках?! – поразившись, возмутилась учительница.

– Так неинтересно было, – промямлил Кузя.

– Вот за то, что ты лоботряс, а не тупой, как я думала, пятёрки от меня не дождёшься! – с глубокой обидой разгневалась седая учительница. – Чтобы всю жизнь помнил, что нельзя так относиться к самому главному предмету!!!

Новобранцем, по счастливой случайности, Кузя попал в десант.

Командование внушало: «Вам выпала высокая честь служить в десанте! Каждый десантник – это боевая машина по уничтожению врага, и ваша обязанность – беспрекословно выполнять всё, что приказано…»

Кузя категорически не желал чувствовать себя машиной, но возражать было глупо. Он постигал боевую подготовку, а особенно – матчасть, где всё было интересно: оружие, боевые машины, самолёты, вертолёты… Хотя изучать было интересней, прикасаясь руками, но и бумажную лабуду приходилось постигать.

Его интерес отразился обратной службой: командир роты, решивший хвастануть перед проверяющим, вызвал Кузю из строя и подобострастно обратился к генералу с просьбой задать контрольный вопрос; Кузя влёт ответил на вопросы о дальности стрельбы пулемёта, принципе действия автомата изменения клиренса БМД и даже о назначении автомата перекоса вертолёта с использованием терминов аэродинамики; генерал даже выпятил грудь и мимикой выразил гордость за такого солдата и предложил Кузе службу в штабе армии.

Командир роты, провожая Кузю к генеральскому вертолёту, признался: «Ты мне такое дело сделал!!! Я тоже не остался в долгу!»

В поощрение Кузе вместо интересного дела пришлось заниматься рутинной рассылкой документов с грифом «секретно» и «для служебного пользования». Многие мечтали о службе в штабе, а для Кузи это было как наказание.

Лишь на время крупных учений Кузя возвращался в родную дивизию и радостно ощущал себя частицей впечатляющих шлейфов, высыпавшихся за самолётами.

Как-то под конец службы пожилой генерал пригласил Кузю прогуляться по штабному парку. Полковники, шедшие навстречу, переходили на звучный строевой шаг, отдавая честь, а генерал отделывался лёгким взмахом. Таким же взмахом приветствовал полковников и Кузя.

– Так ты не хочешь остаться? – пожурил генерал по-отечески. – Ведь на твоё место масса желающих!

– Нет, Геннадий Даниилович, я по характеру свободный человек! – ответил Кузя, обращаясь с уважением, но без тени подобострастия.

– Как я тебе завидую! – пожал руку генерал.

После службы в армии Кузя погостил немного дома и подался на работу в строительную бригаду, прокладывавшую трассу через тайгу. Бригада жила в вагончиках, переезжавших с места на место по мере строительства трассы. Это вполне устраивало Кузю, поскольку в родительском доме было уже тесновато.

Целый год трасса уходила всё дальше от родного городка, и Кузя всё реже наведывался к родителям. А потом вся бригада со строительной техникой была переброшена за Урал, где сулилось значительное повышение зарплаты. Там Кузя проработал долго – и в одной деревушке, стоявшей неподалёку от трассы, где бригада прикупала свежее молоко, познакомился с Катей.

Катя помогала соседке доить корову, а сама соседка доить уже затруднялась в ожидании родов. У соседки они и познакомились. Катя оказалась трудолюбивой и спокойной. Её родители погибли в аварии, и она жила с бабкой, характер у которой был прескверным. Катя топила печь, готовила еду, мыла полы, но для бабки всё было плохо. Катя рада была бы куда-нибудь уехать, но не было ни денег, ни вариантов, ни подходящей одежды.

Вечерами Кузя и Катя подолгу сидели на лавочке, а бабка всё сновала и ворчала на них. Кузя уговорил начальника взять Катю помощницей поварихи Нюры, которая, потеснившись, с радостью приняла напарницу.

Начальник Федот ценил Кузю за то, что ему можно было поручить любое дело, не сомневаясь, что будет сделано на совесть. Кузя охотно брался за любое поручение. Он освоил работу бетоноукладчика, сварщика и бульдозериста и выполнял не хуже специалистов с удостоверениями. Видя, что отношения Кузи и Кати серьёзные, Федот строго запретил бригаде даже материться в её присутствии, не то что клинья подбивать.

В небольшом городке, где трасса подходила к завершению, Кузя и Катя расписались. Родители Кузи не приехали, поскольку было очень далеко, да и остановиться было негде. Общались лишь по фону.

После завершения работ руководство, рассчитавшись с работниками, распустило бригаду. Вагончики и строительная техника были собраны на площадке заброшенного завода, где Кузя остался охранником. Но это было ненадолго. По железной дороге всё имущество должны были перебросить куда-то далеко, где потребности в бригаде уже не было.