Работа над ошибками

Присяжные вынесли вердикт: «Виновен».

Светлана не удержалась и опять заплакала. Юра в клетке был бледен. Его последнее слово, где он признал частично свою вину и просил его не лишать диплома, как ему посоветовал адвокат, на присяжных влияния не возымело.

Судья оказался умнее и добрее, что ли, как были добрыми инквизиторы и вивисекторы, которые постановляли сжечь, но сперва придушить, чтоб приговоренному гореть и не мучиться.

Секретарь суда произнес сакраментальную фразу.

Мы встали. Суд вернулся из комнаты заседаний, и судья зачитала решение:

– Свиридов Юрий Александрович обвиняемый по статьям… УК России, а также статье… за разглашение медицинской тайны и нарушение закона о медицинской этике, руководствуясь статьями… – признан виновным и приговаривается к двум годам лишения свободы условно и лишению права заниматься медицинской практикой сроком на пять лет. Подсудимый освобождается в зале суда. Приговор может быть обжалован в установленные законом сроки. Вопрос трудоустройства через ФСИН по желанию подсудимого остается открытым.

Иск ГБУ[4 - Государственное бюджетное учреждение] «Клиника паллиативной медицины» к гражданину Свиридову признать. В погашение иска предложено отторжение из собственности Свиридовых жилой площади, стоимость которой на данный момент с учетом оставшейся задолженности по ипотеке составляет семь миллионов рублей. Отношение суда банку и истцу будет отправлено после соблюдения формальностей с учетом сроков апелляции.

Адвокат крикнул Юре:

– Мы подадим апелляцию! Прямо сегодня! Не уходите! Я подготовлю документы.

Я прорывался к скамье подсудимых. Светлана ухватилась за мою куртку и двигалась следом.

Юрка на слова адвоката криво усмехался.

Я ждал, пока он выйдет из клетки. Охрана исчезла. В зале было холодно, видимо нарочно не топили, чтобы судья и присяжные не затягивали заседание. Я локтями распихивал скучающих «любителей крови» и журналюг, которые комментировали решение перед небольшими камерами, закрепленными прямо на выносной штанге, прикрепленной к шлему с логотипом своих каналов.

Вранье, типа «Нет доказательств, что ему заплатили, но, мы-то с вами знаем, как это обычно бывает…» – лилось из поганых ртов этих искателей сенсаций. Один набрался наглости и крикнул в сторону Свиридова:

– Признайтесь, сколько вам заплатили эти люди за разглашение врачебной тайны? Они предлагали с вами поделиться наследством? Это вы им предложили или они вам? Теперь уже можно не скрывать. Суд не станет менять свой приговор. Расскажите!

Журналисты развернули камеры на Юру, ожидая скандала, брани или драки. Им очень хотелось жареных событий! А что может быть лучше драки в суде? Бывший врач-психопат накинулся на хама-журналиста! Больше всего их волновали не люди, не врач, которому только что по закону сломали жизнь, не пациенты, которых загоняют в приюты для доживания, организовав целый бизнес, выкачивания последних деньги из пенсионеров и инвалидов. Их волновал рейтинг! В первую очередь личный рейтинг журналиста-скандалиста. Это шанс в карьерном росте. С недавних времен появился термин «надудеть сенсацию» по фамилии их кумира, который мог из пальца высосать любую новость, повернув под неожиданным углом любые, даже самые банальные события. Лишь бы поскандальнее, не думая о морали и личной жизни людей. Их кредо – беспардонность!

Наконец, Юра пробрался ко мне, потому что нам со Светой двигаться навстречу потоку людей, выходящих из зала, было уже невозможно…

Он не повелся на провокацию и подлюги-журналюги сразу потеряли к нему интерес. Еще один неудачник. Это скучно, если неудачник не скандалит и дает повода к скандалу. Сдавшийся неудачник – никому не интересен. Сенсация не получилась, придется выжимать капли из отснятого во время процесса материала. Хорошо, хоть, что у нас не запрещают съемки в здании суда, а только в зале во время слушанья.

Светлана повисла на Юриной шее, заливая воротник слезами.

– Жить мы где теперь будем?

Юра молчал, видно было, он подавлен и в шоке от приговора. Но, собран, и непременно что-нибудь придумает. А пока он только целовал жену и гладил ее, успокаивая.

Свидетели – родственники умершего от рака человека, отводили глаза, постепенно исчезали из зала суда. Совесть еще не покинула окончательно их сердца? Возможно, что они сами не ожидали того, как развернется их подлость по отношению к врачу. Все, что сумели добиться – спасти квартиру.

Несколько журналистов продолжали съемки репортажей для своих телеканалов. У осужденного больше никто не спешил брать интервью.

Журналист канала «Град» пытался расспрашивать инициаторов скандального дела, родственников умершего больного раком, довольны ли они результатами, удалось ли им получить долю умершего в качестве наследства? Родня хмуро отмалчивалась и пыталась поскорее улизнуть.

За время, что моего друга содержали в следственном изоляторе, он немного похудел и отрастил рыжую щетину на впалых щеках.

– Юрка, поздравляю. – Обняв его, сказал я. – Все-таки не на поселении. А работу найдешь. Хотя, может быть стоило воспользоваться правом на трудоустройство? Судимость не лучшая характеристика для работника, но предписание ФСИН – гарантия, что возьмут хоть и не квалифицированную, но на работу.

– Спасибо, Леха, спасибо, ты – настоящий друг, – Юрка снова усмехнулся, – не представляешь себе, как я рад тебя видеть. И трех дней за решеткой, вот так хватило, – он провел кончиками пальцев по горлу. – А какая разница? На поселении или в Москве? Специальность-то врача для меня закрыта. Теперь только если рабочим на стройку или на мусорном заводе сортировщиком. Это хорошо, если возьмут. Сам знаешь, квоту на мигрантов заменили квотой на москвичей. Да, жить теперь будет негде. В хостел временно переедем, поживем в общаге пару недель.

Да, с жильем туго. Никто не приютит. Любому филантропу придется налог платить за предоставление жилплощади. Даже если с постояльца не брать ни копейки. Налоговая через месяц пришлет счет по среднесдельной цене. Благотворительность за свой счет для благотворителя, но государство терять денег не хочет. Как узнает? Легко, эльки отслеживаются даже дверными проемами в подъездах.

– Так куда? – снова спросил я, – уже решил что-то?

– Вот найду лесок поглуше и устроюсь лесником, – процитировал он из «Федота-стрельца» Леонида Филатова.

3

На следующий день мы с Юрой поехали прогуляться по парку. Укатили на окраину, в Лианозово. Ходили по дорожкам, укрывшись зонтами, и весь наш диалог велся исключительно письменно в блокноте карандашом. Юрка сообразил, что все ручки даже одноразовые заряжены чипами, и можно запросто перекачать на любой планшет все, что ей недавно писалось. Делалось это для удобства пользователей, конечно. Но силовым органам тоже было очень удобно. От всевидящих дронов мы укрылись зонтами, а чтобы любопытные техники не подслушали нас, то писали.

Юрка знал, что его, осужденного, непременно ведут техническими средствами. На всякий случай, из профилактики, как обиженного властью. Чтобы предвосхитить, если вдруг замыслит что-нибудь противоправное. Каждый вечер его дневные деяния просматривал специалист, отмечал, где был, с кем и о чем беседовал. Просто так, чтобы не пропустить возможность пресечь готовящееся преступление. Юра сейчас в архетипе «андердог », а такие люди, по мнению психологов, способны на все, особенно на бессмысленную месть.

Весенняя погода не радовала, в воздухе висела водяная взвесь, от чего бумага намокала, и нам приходилось довольно часто перелистывать раскисшие страницы.

Юрка закрыл свой мобильный номер, смартфон продал. Поэтому забрал мой, но не для звонка. Он выключил его, но затем убрал в плоскую железную банку из-под чая и укутал ее пупырчатой пленкой, чтобы даже выключенным, тот не мог «услышать» нашего разговора. Давно уже в телефонах стоят неизвлекаемые батареи, а старые аппараты по акции скупают, меняя на новенькие смартфоны «один к одному». Так что найти сейчас аппарат со съемной батареей в городе нереально.

Самое вероятное, что нас «пасут» сверху. И то не специальным, а обычным, штатным дроном, который патрулирует район. А значит, направленный на нас микрофон если и есть, то сверху.

«Мне помогут исчезнуть» – написал он и добавил: «нам со Светой».

«Как?» – написал я.

«Нужен ДК» – ответил он.

Я подчеркнул «КАК?»

«У тбя отбрут на вызве»

«А смысл? ДК не взломать за пять минут, – ответил я. – а потом он бесполезен».

Мы продолжали писать, выбрасывая гласные, чтобы сохранялся смысл слов.

«Если не знать пин-код».

«Я не могу сказать, ты же знаешь. Это автоматом обвинение в соучастии. Если не убьют, и даже если убьют. На мне родители!» – мне хотелось дать ему по роже. – «Ты понимаешь, что это – нам всем приговор!»

Я догадался, что на Юру вышли какие-то люди и сделали предложение, от которого сложно отказаться. Невозможно отказаться. Видимо ему пообещали не только новые документы, но и неплохие «подъемные». Взломанная база стоит десятки миллионов.

Он что, забыл? У меня отец больной, мать на пенсии.

Каждый год соцработники приходили с предложением перевести моих родителей в приют. Я отбивался. То, что у отца «Альцгеймер» – не повод отправлять его в интернат. Если со мной что-то случится – они обречены. Их отправят в приют и там, через год, похоронят. На стариков государственный лимит исчерпан. Если дети их кормить не могут или не хотят – пенсионеров отправляют в дом престарелых, где они умирают очень быстро «от естественных причин». Мы-то с Юрой отлично понимали, что это за «естественные» причины. В стране рыночная экономика. И как планировал пухлощекий «гений экономических реформ» – «рынок управил». Старики, особенно одинокие, долго не жили. Их даже не вскрывали из экономии. По завету этого государственного пухлощекого деятеля «если в период реформ часть пенсионеров вымрет, это не страшно» – кажется процесс «вымирания» наши финансисты перевели на обязательные рельсы. Не так жестоко, как в первобытном обществе, где стариков предписывалось связанными отвозить в лес, на съедение зверям и не как у фашистов в лагерях смерти – через газовые камеры и печи. Все интеллигентно и «с достоинством» – за год подсаживали на сердечный препарат, который потом, когда сердце без него работать уже не могло, резко отменяли, и вот тебе «Смерть от естественной причины» – срыв ритма и асистолия. А перед этим Минздрав спустил приказ, о том, чтобы смерть пенсионеров при наличии медкарты, то есть стоящего на учете в поликлинике, принималась на основании истории болезни, а патанатомическое исследование производилось только по решению суда. Это был сигнал «черным риэлторам» пробудится от временной спячки.

Юра все понимал. Он написал:

«Если будут знать четыре символа из шестнадцати, взломают за минуту».

«Я не могу их произнести. – Ответил я и напомнил, – ДК пишет каждое слово»