– Ты ведь не несешь службу. Вот завтра меня не будет – ты же целый вечер просмотришь на охраняемый "объект" элементарно влюбленными глазами.
Девушка будет беззащитной.
– Да ну перестань...
– Не перестану, Банда. Это все не шуточки: нас наняли обоих на ее охрану, и именно за ее безопасность нам платят деньги. В таком состоянии, в каком находишься сейчас ты, ты не сможешь выполнять свою работу. А я не хочу отвечать за твое разгильдяйство.
– Толя, подожди...
– Не собираюсь, – Толик разошелся не на шутку, и глаза его смотрели на Банду слишком серьезно и строго. – Я завтра же, благо, буду свободен, доложу обо всем Валентину Кирилловичу.
– Толя...
– Тридцать два года "Толя".
– Но послушай... Это как стихийное бедствие. Все так неожиданно. Ты пойми... – Банда лихорадочно подыскивал слова, чтобы объясниться с напарником. – У меня уже был разговор с шефом. Я ему во всем признался, он мне поверил...
– Я обязан...
– Толя, я больше не появлюсь во время твоего дежурства!
Напарник задумался, и Банда постарался Как можно быстрее закрепить достигнутый успех:
– Правда, не буду. А за мое дежурство не беспокойся – мухе не позволю Алину обидеть!
Банда произнес эту фразу с такой искренностью и убежденностью, что его напарник не нашел в себе сил не поверить парню. И лишь для того, чтобы не сдаваться сразу, с самому себе противной менторской назидательностью выговорил:
– Но я тебя, Саша, предупреждаю в первый и последний раз: еще хоть однажды помешаешь мне работать – иду к шефу.
– Договорились!
Они вернулись к Алине довольные, и каждый из них считал, что сумел добиться своего. На все вопросы девушки ребята так и не ответили, отшучиваясь тем, что, мол, обсуждали, в голову стрелять нападающим на нее или в ноги.
Правда, на следующий день Банде пришлось объяснить девушке, по какой причине видеться теперь они смогут лишь через сутки.
* * *
Второй все поняла мать Алины.
Впрочем, не заметить перемены мог разве что слепой: дочь совершенно не таила свое особое расположение именно к Банде. Теперь, если она бывала дома по вечерам, Банда не сидел до одиннадцати на кухне, а уходил в комнату девушки и задерживался там гораздо дольше, чем это было оговорено в контракте. Анатолий между тем так и не смел ступить в квартире Большаковых дальше прихожей и кухни.
Ко всему прочему, возвращаясь домой после дня, проведенного под охраной Банды, Алина всегда с гордостью несла огромный букет роз, так что теперь прекрасные свежие цветы в комнате дочери были лучшим свидетельством перемен в ее жизни.
Банда нравился Настасье Тимофеевне. Он был высок, красив, спокоен, умен. В нем чувствовалась недюжинная сила. Держался он с достоинством и благородством, и Настасье Тимофеевне парень очень напоминал ее Большакова в то время, когда он не был еще Владимиром Александровичем, а лишь аспирантом Володей.
Мать с улыбкой исподтишка наблюдала за дочерью, терпеливо дожидаясь, когда девичья душа не выдержит, раскроется широко и доверчиво и Алина выплеснет на нее, самого близкого человека, поток счастливых признаний в своей первой и сильной любви.
Так в конце концов и произошло.
Однажды, когда Банда уже уехал домой, Алина на цыпочках прокралась мимо кабинета отца в спальню матери и, тихонечко приоткрыв дверь, осторожно позвала:
– Мама, спишь?
– Нет, – быстро включила прикроватную лампу Настасья Тимофеевна. – Заходи.
Алина прошмыгнула в спальню и в халате юркнула к матери под одеяло, доверчиво прижавшись Лицом к ее плечу.
– Мамка, я, кажется, влюбилась!
– Да ну? – притворно удивилась Настасья Тимофеевна, пряча улыбку от дочери.
– Да. И притом так сильно, мама! Я не могу спать, когда его нет рядом. Я все время думаю о нем, вспоминаю наши встречи, его глаза, его слова, его руки...
– Подожди, тараторка! В кого же ты так влюбилась? Я его, может быть, знаю?
– Да. Один из моих телохранителей – Саша... Помнишь, конечно?
– Конечно. Через день имею счастье его лицезреть.
– Александр, – мечтательно произнесла дочь. – Правда, красивое имя?
– Бесспорно.
– Мама, а тебе он нравится?
– Алинушка, у меня же есть свой предмет для обожания, – со смехом кивнула мать в сторону отцовского кабинета, откуда чуть слышно доносился через стену звук телевизора. – Александра своего ты уж сама рассматривай да сравнивай со своими идеалами.
– Ну все же, ма?
– Конечно, нравится! По-моему, неплохой парень, – мать помолчала несколько мгновений, прислушиваясь к счастливым вздохам дочери, и осторожно спросила:
– А кто он, Алина? Кто его родители? Как он попал в эту службу охраны? Ты мне, если, конечно, это не страшная тайна, можешь рассказать?
Алина даже привстала, опираясь на локоть, озадаченно посмотрев на мать.
– Мам, а я толком и не знаю. Честное слово! Мы все время про меня разговариваем, про мои дела, про учебу... Про кино, про музыку. Ой, ну почему я его не спросила?
"Молодец парень, – с улыбкой отметила про себя Настасья Тимофеевна, – знает, хитрец, как завоевать сердце женщины! Стоит лишь поговорить с такой балаболкой про ее проблемы, про ее красоту и исключительность – и вот нате вам! Влюбилась! А в кого – и сама толком не знает. Учить ее еще уму-разуму да учить".
– Мама, я у него послезавтра все и спрошу. Теперь мы с ним только про него говорить будем. Я тебе тогда все расскажу, хорошо?
– Ну, я надеюсь...
– Конечно, мама!.. Ой, какая я счастливая!
– А как диплом твой, счастливая?
– Да все нормально, мам, не беспокойся. Материал практически весь собран. Теперь только сесть да написать...