Наперегонки со смертью

Девушка прижималась к нему страстно и доверчиво, так, как это было в ее сне.

Он взял ее на руки и прижал к себе крепко и нежно, так, как ему хотелось, чтобы было в его сне.

Он взял ее на руки так легко, как это было в ее сне.

Она прижалась к нему ласково и беззащитно, так, как ему хотелось, чтобы было в его сне.

Но это был не сон. Они ласкали и целовали друг друга. Они так и не сказали ни слова, но глаза их говорили все. Темные загадочные глаза Алины были сейчас еще более темными, страстными, горящими. Холодные голубые глаза Александра светились необычайной нежностью и теплотой, преображая лицо парня.

Он покрывал поцелуями ее щеки, губы, волосы, шею. Он расстегивал пуговицы на ее блузке, и она с готовностью помогала ему, ощущая на своей груди потрясающе горячие, сладкие и страстные поцелуи.

Она потянула его галстук, сняла с него пиджак и, наткнувшись на наплечную кобуру с пистолетом и специальный тонкий внешне незаметный бронежилет под рубашкой, попыталась справиться с тугой застежкой, но попытка не удалась, и девушка мягко отстранила Банду от себя:

– Сними эту амуницию, Саша!

– Я люблю тебя, Алина! Я до умопомрачения тебя люблю! Я просто не могу прожить без тебя ни единого дня! – он шептал это страстно и искренне, вкладывая в этот шепот всю измученную душу.

– Милый, я люблю тебя! Ты каждую ночь приходишь ко мне! Я не могу дождаться дня твоего дежурства, чтобы снова увидеть тебя! – она задыхалась в горячем шепоте, пытаясь излить в нем все томление, все мучение безнадежно влюбленного девичьего сердца...

Когда он осторожно лег на нее, они застонали оба. Потом она не переставала стонать. Она всем телом прижималась к нему и, чтобы лучше ощутить его, согнула ноги в коленях. Ей хотелось плотнее прижаться к нему, а он, боясь испугать, обидеть, борясь с неимоверным желанием, старался казаться как можно легче, невесомее. Она ощущала жар мужской страсти всем своим существом. И кожа парня казалась ей приятной. И запах его был приятен ей. Она дотрагивалась ладонями до его спины, гладила его лицо, грудь, шею, ласково перебирала волосы на его затылке. И все время повторяла: "Милый! Любимый! Родной!"

А он ласкал все ее тело, нежно покрывая его поцелуями, и в конце концов девушка так опьянела от этих волшебных ласк, что открылась для его поцелуев вся, смело и доверчиво. Она почти бредила от удовольствия в океане нежности, который выплеснулся на нее.

А потом она захватила его губы в свои и задержала их там, слегка укусив, и в ее темных глазах он вдруг явственно прочитал, что ей хотелось большего. Она была готова к боли, а боль ее оказалась так близка к удовольствию, что стон этой боли походил на стон сладострастия. Она вскрикнула и не оттолкнула его, а как бы открылась навстречу, еще теснее прильнув к нему. Он застыл в ней, не двигаясь, испуганный тем, что сделал ей больно, но вдруг совсем ясно ощутил, что она просто неимоверно счастлива.

Он начал двигаться, и она ожила. Она на мгновение сжала бедра, приподняв их, и вдруг расслабилась, стала совсем покорной, все больше и больше открываясь навстречу ему. А потом тоже пришла в движение – ее вдруг подхватили совсем неведомые для нее волны, закачали ее, закачали их обоих, лаская и сводя с ума своей нежностью.

Он заметил, как волна наслаждения начала расти в ней, вздыматься, подхватывать ее, и она была этим ощущением искренне напугана. Это было похоже чем-то на тот ее необычный сон, в котором главным действующим лицом оказался именно он, но на этот раз, наяву, все это было в тысячу и даже в миллион раз сильней и чудеснее.

Она застонала, сначала как раненое животное, потом как животное бешеное. С ее губ срывались какие-то бессвязные слова, слова рождались из стона и продолжали его. А потом слова эти стали уже не словами, а криком, криком наслаждения и страсти: "Еще! Еще! Еще!.."

А потом они лежали без сил, мокрые, разгоряченные, и у них не было ни малейшего желания отрываться друг от друга, чтобы отдохнуть, открыть глаза или вообще пошевелиться. Они стали чем-то одним, неразрывным.

Наверное, в таких случаях говорят, Что половинки, разбросанные Господом по всей земле, соединились. Они соединились и срослись, сбились в общий комок, слились в общее тело, и не существовало более, казалось, силы, которая смогла бы разлучить их, лишить друг друга. Это было так же невозможно, как лишить небо солнца, атмосферу – кислорода, а человека – любви.

Они познали друг друга. Они нашли друг друга.

Они были счастливы друг с другом.

Они были судьбой один другого...

* * *

На следующее утро Банда ворвался к шефу, даже не обратив внимания на секретаршу, что-то прокричавшую насчет важного звонка и большой занятости Валентина Кирилловича.

– Валентин Кириллович, пожалуйста, отмените все распоряжения насчет смены "объектов" охраны!

Отмените все, о чем я просил вас позавчера! – выпалил с порога Банда, бешено вращая глазами и взволнованно раздувая ноздри.

– Эй, ты что?

– Я вас прошу!

– А ну попей воды! – шеф достал из холодильника бутылку "Кока-колы" и бросил в руки Банды. – Успокойся и рассказывай все толком и по порядку.

Банда действительно с благодарностью хлебнул "Кока-колы" и, переведя дух, уселся в кресло напротив шефа.

– Говори, что случилось?

– Валентин Кириллович, просто отпала необходимость переводить меня на другой "объект". Нет, даже не так! Меня ни в коем случае нельзя переводить на другой "объект"...

– Она ответила тебе взаимностью?

– Мы не можем жить друг без друга...

– Ох, какие слова!

– Валентин Кириллович!

– Да ладно тебе, я же не со зла. Банда, черт, ты хоть понимаешь, что делаешь?

– Да. Я клянусь, что не позволю даже волосинке упасть с ее головы. Я готов умереть в любую секунду, если это потребуется для обеспечения ее безопасности...

– Знаешь что, Банда, ты сам можешь помирать действительно хоть в любую секунду, в которую только это втемяшится тебе в глупую голову! А я отвечаю за безопасность нашего клиента, на которого оформлен неплохой в финансовом отношении контракт сроком на год и с большими перспективами на продление! И я не могу рисковать репутацией своей фирмы ни под каким предлогом! Ты это понимаешь, телохранитель чертов?!

– Да. Я не подведу.

– Банда, да ты пойми...

– Шеф!

– Бондарович...

– Валентин Кириллович!

– Ax! – шеф вскочил и нервно зашагал по комнате. – Твою мать, в какое положение ты меня ставишь!

Банда тоже поднялся и твердо посмотрел своему боссу в глаза.

– Валентин Кириллович, вы же меня знаете. Я вас еще ни разу не подводил.

– Слава Богу!

– И не подведу!

Шеф глубоко вздохнул и остановился против Бондаровича, положив ему руку на плечо.

– Вот что. Банда. Был бы на твоем месте другой... Да не перебивай ты в конце-то концов! Был бы на твоем месте другой – ни за что не разрешил бы путать личную жизнь с делом. Но ты ведь действительно лучший, и я тебе почему-то верю.