В романе дается два объяснения, произошедших с Бездомным изменений. Сначала из уст врача [28 - «– Доктор, – шепотом спросил потрясенный Рюхин, – он, значит, действительно болен?– О да, – ответил врач.– А что же это такое с ним? – робко спросил Рюхин.Усталый врач поглядел на Рюхина и вяло ответил:– Двигательное и речевое возбуждение… Бредовые интерпретации… Случай, по-видимому, сложный… Шизофрения, надо полагать. А тут еще алкоголизм…Рюхин ничего не понял из слов доктора, кроме того, что дела Ивана Николаевича, видно, плоховаты, вздохнул и спросил:– А что это он все про какого-то консультанта говорит?– Видел, наверно, кого-то, кто поразил его расстроенное воображение. А может быть, галлюцинировал…» (глава 6 «Шизофрения, как и было сказано»)], затем от мастера [29 - «– Будем глядеть правде в глаза, – и гость повернул свое лицо в сторону бегущего сквозь облако ночного светила. – И вы и я – сумасшедшие, что отпираться! Видите ли, он вас потряс – и вы свихнулись, так как у вас, очевидно, подходящая для этого почва». (глава 13 «Явление героя»)]. Встреча с Воландом и смерть Берлиоза оказали на поэта сильное эмоциональное воздействие. Вот только это «объяснение» не объясняет, почему талантливому литератору перестали нравиться его стихи, и он обращается в совершенно новую для него сферу – историческую науку. В ней Ивану Николаевичу придется действовать наоборот. Историк пушистую ель с огромной короной, настолько густых ветвей, что за ними порой не всегда можно углядеть ствол, должен превратить в максимально гладкий и прямой телеграфный столб. А это не так просто, как может показаться на первый взгляд.
Третья «случайность» – доведение Маргариты Николаевны до состояния, когда она уже была готова покончить жизнь самоубийством, если не встретит человека, с которым она обретет счастье. Одиннадцать лет Маргарита замужем за состоятельным инженером, который любил ее, но она не могла ответить ему взаимностью. Что же так в жизни бывает. Но она испытывала от этого сильные страдания. Кроме того, у нее не было детей, отчего она сначала много плакала, а потом стала злой. Но именно когда роман мастера летел уже к концу, она вышла на последнюю, как ей казалось, прогулку с мимозами в руках. Так совпало? И опять, как на Патриарших прудах, на всей улице никого не было, кроме мастера и Маргариты[30 - «Она повернула с Тверской в переулок и тут обернулась. Ну, Тверскую вы знаете? По Тверской шли тысячи людей, но я вам ручаюсь, что увидела она меня одного и поглядела не то что тревожно, а даже как будто болезненно. И меня поразила не столько ее красота, сколько необыкновенное, никем не виданное одиночество в глазах!Повинуясь этому желтому знаку, я тоже свернул в переулок и пошел по ее следам. Мы шли по кривому, скучному переулку безмолвно, я по одной стороне, а она по другой. И не было, вообразите, в переулке ни души». (глава 13 «Явление героя»)], да к тому же она держала в руках желтые цветы, которые еще больше привлекали внимание на черном фоне ее весеннего пальто.
Четвертая «случайность» – галлюцинации мастера якобы от статей литературных критиков, негодующих из-за публикации отрывка его романа. Такие же видения только о ершалаимских событиях представали сначала наяву, а затем во сне или в полудреме Ивану Бездомному в клинике Стравинского.
Попробуем предложить вариант, объясняющий все эти случайности и стечения обстоятельств.
В романе Воланд дважды показывал результаты своего воздействия на других лиц. В первый раз его рассказ о допросе Иешуа прокуратором погрузил Ивана Бездомного в то время и поэт стал своего рода очевидцем как бы евангельского события. Да, в этом случае мы ясно видим, как может воздействовать дьявол на человека при личной беседе. Во второй раз нам показано, как Воланд без всякого личного контакта мог оказывать воздействие даже не на собеседника. Когда дьявол сообщил Степану Богдановичу Лиходееву, что тот подписал с артистом контракт на выступления, то директор театра Варьете перепроверил это по телефону у своего сотрудника, финансового директора Римского, и тот все подтвердил.
Следовательно, Воланд мог как при личном контакте, так и без такового воздействовать на нужное ему лицо. В приведенных примерах мы видим личное участие Воланда, которое показывает, что его возможности действительно велики.
Да, «шушера» – не в счет
RhiSh: Если оставаться в рамках книги, то, очевидно, сатана ищет души, как всегда… поярче и повкуснее. Или качество – или уж количество должно быть ого-го. Но полагаю, его притягивает именно повальный наивный атеизм, который идёт от таких, как Иванушка…
А.В.Я.: Даже три – это еще не ого-го. Wir gehen weiter. Los! Надо идти дальше.
RhiSh: А вся эта шушера, которую запугала свита и которая тоже уверовала в нечистую силу, – не считается?
Казалось бы, разве не достаточно, что если люди уверовали в существование дьявола, чтобы посчитать их души уже принадлежащими ему? Нет, недостаточно, хотя вот Воланд просил Берлиоза, чтобы тот всего лишь навсего поверил в существование дьявола.
«– Позвонить? Ну что же, позвоните, – печально согласился больной и вдруг страстно попросил: – Но умоляю вас на прощанье, поверьте хоть в то, что дьявол существует! О большем я уж вас и не прошу. Имейте в виду, что на это существует седьмое доказательство, и уж самое надежное! И вам оно сейчас будет предъявлено». (глава 3 «Седьмое доказательство»)
Но этого недостаточно, чтобы человеческая душа оказалась в аду.
Никанор Иванович Босой
В главе 9 («Коровьевские штуки») повествуется о председателе жилищного товарищества дома N 302-бис по Садовой улице в Москве. После того как по доносу Коровьева органы нашли у него в вентиляции, в уборной пачку долларов, Никанор Иванович заявил о происках нечистой силы, а также:
«– Доллары в вентиляции, – задумчиво сказал первый и спросил Никанора Ивановича мягко и вежливо: – Ваш пакетик?
– Нет! – ответил Никанор Иванович страшным голосом, – подбросили враги!
– Это бывает, – согласился тот, первый, и опять-таки мягко добавил: – Ну что же, надо остальные сдавать.
– Нету у меня! Нету, богом клянусь, никогда в руках не держал! – отчаянно вскричал председатель.
Он кинулся к комоду, с грохотом вытащил ящик, а из него портфель, бессвязно при этом выкрикивая:
– Вот контракт… переводчик-гад подбросил… Коровьев… в пенсне!
Он открыл портфель, глянул в него, сунул в него руку, посинел лицом и уронил портфель в борщ. В портфеле ничего не было: ни Степиного письма, ни контракта, ни иностранцева паспорта, ни денег, ни контрамарки. Словом, ничего, кроме складного метра.
– Товарищи! – неистово закричал председатель, – держите их! У нас в доме нечистая сила!»
Таким образом, Босой демонстрировал, что верит и в Бога и в нечистую силу. Но достанется ли его душа дьяволу? Можно с уверенностью сказать, что нет.
«Первый же вопрос, который был задан Никанору Ивановичу, был таков:
– Вы Никанор Иванович Босой, председатель домкома номер триста два-бис по Садовой?
На это Никанор Иванович, рассмеявшись страшным смехом, ответил буквально так:
– Я Никанор, конечно, Никанор! Но какой же я к шуту председатель!
– То есть как? – спросили у Никанора Ивановича, прищуриваясь.
– А так, – ответил он, – что ежели я председатель, то я сразу должен был установить, что он нечистая сила! А то что же это? Пенсне треснуло… весь в рванине… Какой же он может быть переводчик у иностранца!
– Про кого говорите? – спросили у Никанора Ивановича.
– Коровьев! – вскричал Никанор Иванович, – в пятидесятой квартире у нас засел! Пишите: Коровьев. Его немедленно надо изловить! Пишите: шестое парадное, там он.
– Откуда валюту взял? – задушевно спросили у Никанора Ивановича.
– Бог истинный, бог всемогущий, – заговорил Никанор Иванович, – все видит, а мне туда и дорога. В руках никогда не держал и не подозревал, какая такая валюта! Господь меня наказует за скверну мою, – с чувством продолжал Никанор Иванович, то застегивая рубашку, то расстегивая, то крестясь, – брал! Брал, но брал нашими советскими! Прописывал за деньги, не спорю, бывало. Хорош и наш секретарь Пролежнев, тоже хорош! Прямо скажем, все воры в домоуправлении. Но валюты я не брал!
На просьбу не валять дурака, а рассказывать, как попали доллары в вентиляцию, Никанор Иванович стал на колени и качнулся, раскрывая рот, как бы желая проглотить паркетную шашку.
– Желаете, – промычал он, – землю буду есть, что не брал? А Коровьев – он черт.
Всякому терпенью положен предел, и за столом уже повысили голос, намекнули Никанору Ивановичу, что ему пора заговорить на человеческом языке.
Тут комнату с этим самым диваном огласил дикий рев Никанора Ивановича, вскочившего с колен:
– Вон он! Вон он за шкафом! Вот ухмыляется! И пенсне его… Держите его! Окропить помещение!
Кровь отлила от лица Никанора Ивановича, он, дрожа, крестил воздух, метался к двери и обратно, запел какую-то молитву и, наконец, понес полную околесицу.
Стало совершенно ясно, что Никанор Иванович ни к каким разговорам непригоден. Его вывели, поместили в отдельной комнате, где он несколько поутих и только молился и всхлипывал».
Хотя Никанор Иванович Босой и взяточник, и верил в существование дьявола, но показал свою приверженность Богу и пытался найти у него защиту от происков Коровьева, которого председатель воспринимал как черта.
Андрей Фокич Соков
В главе 18 («Неудачные визитеры») сообщается о посещении буфетчиком из театра Варьете квартиры, в которой проживал Воланд со свитой.
В то время пока шла беседа в гостиной, повествователь дал Андрею Фокичу характеристику и указал на одну деталь в помещении из церковной службы. «Был стол, при взгляде на который богобоязненный буфетчик вздрогнул: стол был покрыт церковной парчой». «Пахло не только жареным, но еще какими-то крепчайшими духами и ладаном, от чего у буфетчика, уже знавшего из газет о гибели Берлиоза и о месте его проживания, мелькнула мысль о том, что уж не служили ли, чего доброго, по Берлиозу церковную панихиду, каковую мысль, впрочем, он тут же отогнал от себя, как заведомо нелепую».
Когда Андрей Фокич покинул нехорошую квартирку, у него произошла встреча и с ним случилась история, которые подтвердили, данную ему характеристику – Соков был богобоязнен.
«Тут из квартиры, выходящей на эту площадку, вышла женщина с зеленой сумкой. Увидев человека, сидящего на ступеньке и тупо глядящего на червонцы, улыбнулась и сказала задумчиво:
– Что за дом у нас такой! И этот с утра пьяный. Стекло выбили опять на лестнице, – всмотревшись повнимательнее в буфетчика, она добавила: – Э, да у вас, гражданин, червонцев-то куры не клюют. Ты бы со мной поделился! А?
– Оставь меня, Христа ради, – испугался буфетчик и проворно спрятал деньги. Женщина рассмеялась:
– Да ну тебя к лешему, скаред! Я пошутила, – и пошла вниз».