Советско-германский договор о ненападении 1939 г.: секретные протоколы. Сборник материалов

Советско-германский договор о ненападении 1939 г.: секретные протоколы. Сборник материалов
Андрей Тихомиров

«Что выиграли мы, заключив с Германией пакт о ненападении? Мы обеспечили нашей стране мир в течение полутора годов и возможность подготовки своих сил для отпора, если фашистская Германия рискнула бы напасть на нашу страну вопреки пакту. Это определённый выигрыш для нас и проигрыш для фашистской Германии». Сталин. Подлинники так называемого секретного дополнительного протокола, которым размежевывались «сферы интересов», не обнаружены ни в российских, ни в зарубежных архивах.

Советско-германский договор о ненападении 1939 г.: секретные протоколы

Сборник материалов

Составитель Андрей Тихомиров

ISBN 978-5-0050-2748-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Материалы:

Подписание советско-германского договора о ненападении 23 августа 1939 г.

СССР – действительный фактор мира

«Глава 26 СССР – действительный фактор мира (1939 г.) … Под влиянием всё возраставшей оппозиции англо-французские уполномоченные в Москве получили 27 мая 1939 г. инструкцию форсировать переговоры. К этому вынуждала и всё более обострявшаяся международная обстановка. Она уже не оставляла сомнений в окончательной непримиримости фашистских поджигателей войны. В противовес усилиям англо-французской дипломатии укрепить свои позиции в Европе и противопоставить Германии и Италии руководимый Францией и Англией блок малых стран немцы и итальянцы, как указывалось выше, подписали в Берлине 22 мая 1939 г. договор о военно-политическом союзе. Этот акт знаменовал боевую расстановку сил, готовившихся к схватке на европейском континенте. Лицом к лицу становились два противных лагеря: англо-французский блок, включавший гарантированные страны, и германо-итальянский союз, усиленно подготовлявший себе плацдарм для наступательных действий… Дипломатия Гитлера стремилась во что бы то ни стало помешать заключению англо-франко-советского пакта. Это стремление вызывалось боязнью войны на два фронта. Среди германских военных кругов издавна господствовало убеждение, что такой войны Германия выдержать не может. «Гитлер спрашивал генерала Кейтеля, начальника генерального штаба, и генерала фон Браухича, главнокомандующего, – доносил 1 июня французский посол Кулондр своему министру иностранных дел Бонно, – может ли окончиться война благоприятно для Германии. Оба ответили, что решающее значение имеет вопрос, останется ли Россия нейтральной или нет. Если Германии придётся сражаться одновременно и против России, у неё мало будет шансов на выигрыш войны. Оба генерала придавали большое значение позиции Турции. Они считали, что Турция может выступить на стороне западных держав, если к ним присоединится Россия… В конце концов решение Гитлера зависело от подписания англо-советского пакта. Полагают, что он рискнёт на войну, если не будет фронта со стороны России. Но если Гитлер будет знать, что ему придётся воевать также и против России, то он скорее «отступит» перед Польшей, чем обречёт свою страну, партию и самого себя на поражение и гибель. Если же англо-русские переговоры затянутся, то не исключён в течение ближайших же недель молниеносный захват Данцига».

Из переписки между французским министром иностранных дел Жоржем Боннэ и Риббентропом, относящейся к лету 1939 г. и опубликованной в 1940 г. во французской «Жёлтой книге», явствует, что гитлеровская дипломатия всячески старалась удержать Францию от заключения военного союза с Советской Россией. 1 июля 1939 г. Боннэ обратился к Гитлеру с нотой, переданной через германского посла в Париже Вельчека. Нота предупреждала, что насильственное изменение status quo в Данциге вызовет вооружённое сопротивление Польши, а это повлечёт за собой применение франко-польского соглашения о взаимной помощи.

Риббентроп ответил на французскую ноту письмом, в котором напоминал о германо-французской декларации от 6 декабря 1938 г. Эта декларация предусматривала «необходимость взаимного уважения жизненных интересов обеих стран». Ссылаясь на свои переговоры с Боннэ в Париже в день опубликования франко-германской декларации, Риббентроп писал: «Я настойчиво указывал на Восточную Европу как на сферу немецких интересов; вы же, в полном противоречии с вашими нынешними утверждениями, подчёркивали тогда со своей стороны, что позиция Франции в отношении восточноевропейских вопросов со времени Мюнхенской конференции существенно изменилась». Риббентроп нагло упрекал Боннэ в прямой «измене». Он заявлял, что Германия решительно отклоняет «вмешательство Франции в сферу немецких жизненных интересов». На этом основании германское правительство не находит возможным обсуждать с французским правительством вопросы немецко-польских отношений. Если же Франция будет поддерживать Польшу в данцигском вопросе, то фюрер преисполнен решимости «защищать немецкие интересы всеми средствами, находящимися в его распоряжении».

Риббентропу ничего не оставалось, как только попытаться припугнуть Францию, чтобы вынудить её к отступлению. Развязный дипломат Гитлера оказывался в критическом положении. Ещё недавно он настойчиво твердил своему фюреру, что ни Франция, ни Англия не вступятся за Польшу. Теперь Гитлер убеждался, что самоуверенный министр ввёл его в заблуждение. Это грозило Риббентропу серьёзными неприятностями. Об этом сообщил в Париж Кулондр в своём донесении от 11 июня 1939 г. Впрочем, уже через два дня тот же Кулондр уведомлял, что военные приготовления Германии идут ускоренным ходом и что к августу 1939 г. она может начать войну.

В полном соответствии с донесениями Кулондра в Париж и британский посол в Берлине Гендерсон сигнализировал в Лондон об усиленных приготовлениях Германии к войне и о боязни Гитлера и его высшего командования вести одновременную вооружённую борьбу не только с Англией и Францией, но и с Советским Союзом. Английский посол настаивал, чтобы его правительство сделало практические выводы из его донесений. Необходимость активизировать дипломатические переговоры с Москвой представлялась в этих условиях совершенно очевидной. В конце мая 1939 г. английская и французская дипломатия выступила с новыми предложениями Советскому Союзу: в них, в случае прямой агрессии, направленной против той или другой договаривающейся стороны, предусматривались обязательства взаимной помощи между Англией, Францией и СССР. Но эти новые предложения о взаимной помощи сопровождались такими оговорками, которые фактически их обесценивали. Новые предложения предусматривали помощь СССР в отношении пяти стран, которым Англия и Франция уже дали гарантии. Однако они не говорили ничего о помощи со стороны Англии и Франции трём граничащим с СССР балтийским государствам – Латвии, Эстонии, Финляндии. Естественно, возникало опасение, что агрессоры могут беспрепятственно воспользоваться этими малыми странами для нападения на СССР. Поэтому советское правительство в ответ на англо-французские предложения потребовало, во-первых, заключения эффективного пакта о взаимной помощи между Англией, Францией и СССР, во-вторых, оказания помощи как пяти государствам, которым были даны англо-французские гарантии (Польше, Румынии, Турции, Греции, Бельгии), так и трём балтийским государствам (Латвии, Эстонии, Финляндии) против прямой и косвенной агрессии.

Неоспоримую справедливость этих требований признавала и английская парламентская оппозиция. 8 июля 1939 г. в газете «Daily Telegraph and Morning Post» появилась большая статья Черчилля, в которой он требовал немедленного создания тройственного пакта с участием СССР против гитлеровской Германии.».

«В своём докладе о внешней политике Советского Союза на третьей сессии Верховного Совета СССР 31 мая 1939 г. т. Молотов следующим образом изложил ход и состояние переговоров советского правительства с Англией и Францией.

«…Если в самом деле, – говорил т. Молотов, – хотят создать дееспособный фронт миролюбивых стран против наступления агрессии, то для этого необходимы, как минимум, такие условия: заключение между Англией, Францией и СССР эффективного пакта взаимопомощи против агрессии, имеющего исключительно оборонительный характер; гарантирование со стороны Англии, Франции и СССР государств центральной и восточной Европы, включая в их число все без исключения пограничные с СССР европейские страны, от нападения агрессоров; заключение конкретного соглашения между Англией, Францией и СССР о формах и размерах немедленной и эффективной помощи, оказываемой друг другу и гарантируемым государствам в случае нападения агрессоров.

Таково наше мнение, которое мы никому не навязываем, но за которое мы стоим. Мы не требуем принятия нашей точки зрения и никого не просим об этом. Мы считаем, однако, что эта точка зрения действительно отвечает интересам безопасности миролюбивых государств».

«Позиция СССР при переговорах с Англией и Францией, изложенная главой советского правительства, была безупречно пряма, открыта и последовательна. Несмотря на это, англо-французская дипломатия продолжала упорно затягивать переговоры. Такая медлительность, естественно, вызывала тем больше подозрений, что в переговорах с другими странами дипломатия союзников, когда нужно, умела проявлять несомненно большую оперативность. В частности в кратчайший срок ею достигнуто было соглашение с Турцией.

12 мая 1939 г. опубликована была англо-турецкая декларация о взаимной помощи в случае агрессии в районе Средиземного моря. Декларация гласила, что «в ожидании заключения окончательного соглашения английское и турецкое правительства заявляют, что в случае акта агрессии, могущего привести к войне в районе Средиземного моря, они будут готовы» к тому, чтобы эффективно сотрудничать и предоставить взаимно друг другу всестороннюю помощь». К декларации присоединилась и Франция.

Образ действия англо-французской дипломатии в переговорах с СССР не мог не вызвать соответствующей реакции со стороны общественного мнения Советского Союза. 29 июня 1939 г. в «Правде» помещена была статья т. Жданова, озаглавленная «Английское и французское правительства не хотят равного договора с СССР». Статья эта произвела сенсацию в дипломатических кругах и вызвала широкий отклик во всём мире. Автор ставил вопрос: в чём причина затяжки переговоров, завершения которых с нетерпением ожидают все друзья мира? Объяснение автор усматривал в том, что «английское и французское правительства не хотят равного договора с СССР, т. е. такого договора, на который только и может пойти уважающее себя государство, и что именно это обстоятельство является причиной застойного состояния, в которое попали переговоры». В доказательство статья приводила следующие факты:

1. Англо-советские переговоры продолжаются уже 75 дней, из них 59 дней ушли на проволочки со стороны англичан и французов.

2. Та же самая Англия, когда ей нужно было, заключила пакты взаимной помощи с Турцией и Польшей в кратчайший срок.

3. В ходе переговоров англичане и французы искусственно нагромождают всяческие трудности, чем создают видимость серьёзных разногласий между Англией и Францией, с одной стороны, и СССР – с другой; ссылки англо-французской дипломатии на то, что прибалтийские государства якобы не желают гарантий, явно несостоятельны: они продиктованы только намерением затруднить и сорвать переговоры. Неизвестно, спрашивали ли Литву и Голландию, хотят ли они для себя гарантий со стороны Англии и Польши; сами они этих гарантий не просили; однако это не помешало Англии и Польше заключить договоры о двусторонней взаимопомощи.

4. Англия и Франция требуют от СССР гарантий не только для Польши, Румынии и ещё четырёх других государств, но также для Голландии и Швейцарии, с которыми СССР даже не имеет дипломатических отношений.

«Всё это говорит о том, – заключал автор статьи, – что англичане и французы хотят не такого договора с СССР, который основан на принципе равенства и взаимности, хотя ежедневно приносят клятвы, что они тоже за «равенство», а такого договора, в котором СССР выступал бы в роли батрака, несущего на своих плечах всю тяжесть обязательств. Но ни одна уважающая себя страна на такой договор не пойдёт, если не хочет быть игрушкой в руках людей, любящих загребать жар чужими руками. Тем более не может пойти на такой договор СССР, сила, мощь и достоинство которого известны всему миру» («Правда» от 29 июня 1939 г.). Дальнейшие события доказали полную обоснованность выводов статьи т. Жданова. Московские переговоры с англичанами и французами затягивались бесконечно. Лишь 25 июля английское и французское правительства приняли предложение правительства СССР о посылке в Москву военных миссий. Однако миссии не торопились выехать по назначению. Они отбыли лишь спустя 11 дней. Притом они не пожелали воспользоваться воздушным сообщением; члены их отплыли на товаро-пассажирском пароходе, скорость которого не превышала 13 узлов в час.».

«Советское правительство имело веские основания усомниться в серьёзности намерения англичан и французов договориться с СССР о взаимной помощи против агрессора, В то время, когда томительно тянулись англо-франко-советские переговоры о заключении договора о взаимопомощи, не прекращались оживлённые дипломатические сношения англичан и с гитлеровской Германией. В своей книге «Провал одной миссии» английский посол в Берлине Гендерсон подтверждает, что он развивал в эти дни усиленную дипломатическую активность.

Сам министр иностранных дел Англии Галифакс открыто выступал с примирительными речами, обращёнными к Германии. 30 июня 1939 г. в речи на банкете в Королевском институте международных отношений Галифакс выражал готовность договориться с Германией по всем проблемам, «внушающим миру тревогу». «В такой атмосфере, – говорил министр, – мы могли бы обсудить колониальную проблему, вопрос о сырье, о барьера в торговле, о „жизненном пространстве“ и все другие вопросы, затрагивающие европейцев».

23 июля 1939 г. в английскую прессу проникли сведения о переговорах, якобы ведущихся между германским уполномоченным Вольтатом и представителем английского правительства Хадсоном. Этого мало. Небезызвестный английский журналист Бартлет выступил в газете «News Chronicle» с сообщением, будто бы правительства Франции и Англии собираются не позже сентября обратиться к немцам с некоторыми серьёзными предложениями, в частности о гарантированном займе в сумме 100 миллионов фунтов стерлингов и совместной эксплуатации африканских колоний. Создавалось впечатление, что дипломатия Чемберлена – Даладье ведёт двойную игру. Это, естественно, вынуждало советское правительство принять свои меры предосторожности.

31 мая 1939 г., выступая на третьей сессии Верховного Совета СССР, т. Молотов напомнил слова товарища Сталина о необходимости бдительности и осторожности, дабы не дать «втянуть в конфликты нашу страну провокаторам войны, привыкшим загребать жар чужими руками». (Третья сессия Верховного Совета СССР, стр. 469.).

Советско-германское торговое соглашение (19 августа 1939 г.)

Отметив, что советское правительство отнюдь не считает необходимым отказаться от

деловых связей с такими странами, как Германия и Италия, т. Молотов сообщил, что

ещё в начале прошлого, 1938, года германское правительство предложило советскому правительству вступить в переговоры о торговом соглашении. Немцы имели в виду предоставить Советскому Союзу новый кредит в 200 миллионов марок. Однако стороны не договорились о конкретных условиях соглашения. Переговоры были прерваны. В конце 1938 г. германское правительство вернулось к своим предложениям. Возобновились переговоры в Москве. Со стороны немцев они были поручены германскому послу Шуленбургу. И на этот раз их пришлось прервать ввиду разногласий.

22 июля 1939 г. советско-германские переговоры возобновились. 19 августа они завершились заключением торгово-кредитного соглашения: Советскому Союзу предоставлялся долгосрочный кредит на выгодных условиях в сумме 200 миллионов марок. Ясно было, что немецко-фашистская дипломатия заинтересована была не только в использовании советского рынка для сбыта продуктов германской промышленности и для получения в СССР необходимого сырья. Немцы были одержимы страхом перед войной на два фронта. Поэтому они и заискивали перед правительством СССР в надежде помешать его соглашению о взаимной помощи с Англией и Францией.

Германская дипломатия не ограничилась укреплением экономических связей с СССР. Летом того же 1939 г. немцы предложили советскому правительству заключить договор о ненападении.

Правительство СССР приняло немецкое предложение.

Уже во время войны, в речи по радио 3 июля 1941 г., товарищ Сталин объяснил причины, побудившие советское правительство пойти на заключение пакта с фашистской Германией.

«Могут спросить, – говорил товарищ Сталин: – как могло случиться, что Советское Правительство пошло на заключение пакта о ненападении с такими вероломными людьми и извергами, как Гитлер и Риббентроп? Не была ли здесь допущена со стороны Советского Правительства ошибка? Конечно, нет! Пакт о ненападении есть пакт о мире между двумя государствами. Именно такой пакт предложила нам Германия в 1939 году. Могло ли Советское Правительство отказаться от такого предложения? Я думаю, что ни одно миролюбивое государство не может отказаться от мирного соглашения с соседней державой, если во главе этой державы стоят даже такие изверги и людоеды, как Гитлер и Риббентроп. И это, конечно, при одном непременном условии – если мирное соглашение не задевает ни прямо, ни косвенно территориальной целостности, независимости и чести миролюбивого государства. Как известно, пакт о ненападении между Германией и СССР является именно таким пактом.

Что выиграли мы, заключив с Германией пакт о ненападении? Мы обеспечили нашей стране мир в течение полутора годов и возможность подготовки своих сил для отпора, если фашистская Германия рискнула бы напасть на нашу страну вопреки пакту. Это определённый выигрыш для нас и проигрыш для фашистской Германии» (Сталин, О Великой Отечественной войне Советского Союза, изд. 4-е, 1944, стр. 9).

Советско-германский договор о ненападении (23 августа 1939 г.)

23 августа 1939 г. был заключён советско-германский договор о ненападении. С немецкой стороны он был подписан Риббентропом, прибывшим для этой цели в Москву. Основное содержание договора сводилось к следующему:

1. Обе договаривающиеся стороны обязуются воздерживаться от всякого насилия, от всякого агрессивного действия и всякого нападения в отношении друг друга как отдельно, так и совместно с другими державами.

2. В случае, если одна из договаривающихся сторон окажется объектом военных действий со стороны третьей державы, другая договаривающаяся сторона не будет поддерживать ни в какой форме эту державу.

3. Правительства обеих договаривающихся сторон останутся в будущем во взаимном контакте для консультации, чтобы информировать друг друга о вопросах, затрагивающих их общие интересы.

4. Ни одна из договаривающихся сторон не будет участвовать ни в какой группировке держав, которая прямо или косвенно направлена против другой стороны.

5. В случае возникновения споров или конфликтов между договаривающимися сторонами по вопросам того или другого рода обе стороны будут разрешать эти споры или конфликты исключительно мирным путём, в порядке дружественного обмена мнениями или, в нужных случаях, путём создания комиссии по урегулированию конфликтов.

Советско-германский договор о ненападении заключался на срок в десять лет. 11 февраля 1940 г. он был дополнен советско-германским торговым договором.

Заключение советско-германского договора от 23 августа опрокидывало замыслы тех реакционных дипломатов Англии и Франции, которые рассчитывали, изолировав Советский Союз и не обеспечив его обязательствами о взаимной помощи, направить против него германскую агрессию. Это явилось крупнейшим дипломатическим достижением правительства СССР. С другой стороны, подписывая договор о ненападении с Советским Союзом, Германия Гитлера тем самым демонстрировала перед всем светом своё признание мощи СССР и боязнь перед возможным участием советской державы в борьбе против Германии на стороне англо-французского блока. Само собой разумеется, что договор с Германией отнюдь не был свидетельством излишнего доверия советского правительства к фашистской Германии. Ни в малейшей степени не ослаблял он бдительности советского правительства и его неустанной заботы об укреплении обороноспособности СССР. «Этот договор, – говорил т. Молотов, – подкреплён твёрдой уверенностью в наших реальных силах, в их полной готовности на случай любой агрессии против СССР» (Молотов, О ратификации советско-германского договора о ненападении, Военгиз, 3939, стр. 15).