Корейцы. Язык, миграции, обычаи

Корейцы. Язык, миграции, обычаи
Андрей Тихомиров

В книге рассказывается о корейском народе. О том, как возникает корейская общность, о формировании корейских обычаев, обрядов, ритуалов. Привлекаются различные исторические и этнографические источники. Приведена краткая грамматика корейского языка.

Корейцы

Язык, миграции, обычаи

Андрей Тихомиров

© Андрей Тихомиров, 2018

ISBN 978-5-4493-6106-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Корейцы

Корейцы (самоназвание – чосон-сарам) – основное население Кореи, ныне составляющее два государства – Корейскую Народно-Демократическую Республику (Северную Корею) и Республику Корею (Южную Корею), сложившееся в нацию к началу 20 в. Также корейские диаспоры имеются в Австралии, Казахстане, Новой Зеландии, России, США, Узбекистане, Японии и в других странах. По физическому типу корейцы принадлежат к монголоидной расе, сформировавшейся на территории большого Алтая. В 1905—1945 гг. во время японской оккупации значительное число корейцев переселилось в северо-восточный Китай. Основная группа переселенцев была сосредоточена в районе Кандо (по-китайски – Цзяндао) провинции Гирин. Корейский народ включается частью учёных в состав большой алтайской семьи, который ныне представлен только самими корейцами. «Большинство исследователей относит современный корейский к изолированным языкам, однако некоторые считают его частью гипотетической алтайской языковой семьи. Остаётся спорным вопрос об отношении к современному корейскому языков Трёх корейских царств – пэкче, силла и когурёского, хотя все три языка обнаруживают сходство в лексике и (насколько позволяет судить иероглифическая запись) грамматическом строе. По мнению некоторых лингвистов, из указанных языков наименьшее сходство обнаруживает когурёский, который ряд лингвистов считает предком или ближайшим родственником японского языка. Язык силла, напротив, чаще всего рассматривается как предок корейского языка. Одним из первых на возможное родство корейского и японского языков обратил внимание Огура Симпэй. В современной западной лингвистике корейский, японский и древние языки Корейского полуострова нередко объединяют в группу языков пуё по названию царства Пуё.» «Языки средневековых царств Кореи – Силла, Пэкче и Когурё – по-видимому, находились в близком родстве с современным корейским языком, однако вопрос о степени родства каждого из указанных языков остаётся предметом дискуссий. В наибольшей степени от корейского языка отстоял когурёский язык, который иногда сближают с японским языком.». (Википедия).

В древности распространённой религией среди корейцев был шаманизм. В 3—4 вв. н. э. в Корею проник буддизм, получивший широкое распространение в 8—11 вв. В период зависимости от Китая решающее влияние имело религиозно-философское учение – конфуцианство. В 19 в. проникло христианство.

Крестьянские селения корейцев обычно не имеют правильной, строгой планировки. Типичны одноэтажные дома, прямоугольные в плане, объединяющие под одной крышей жилые и хозяйственные помещения. Остов дома состоит из столбов, врытых в землю и оплетённых прутьями. Изнутри и снаружи стены обмазываются глиной. Крышу кроют соломой, переплетаемой верёвкой для защиты от ветров, иногда черепицей. Дома отапливают печью «ондоль», с наружной топкой, расположенной под навесом. Сложная система дымохода из зигзагообразных труб проходит по всему дому под полом и оканчивается дымовой трубой, также расположенной снаружи. При такой системе отопления нагревается пол в доме. Жилое помещение состоит из нескольких комнат, разделённых щитами или ширмами. Внутренняя обстановка в доме довольно проста: циновки, одеяла и плоские подушки, низкие маленькие столики для еды; постельные принадлежности хранятся в нишах стен. Двери и окна раздвижные, с двух сторон оклеиваются прочной белой промасленной бумагой «пэкноди», которой иногда оклеивают также стены и застилают пол.

Национальный корейский костюм обычно состоит из одежды белого цвета. Мужчины носят короткие куртки «чёгори», широкие штаны «пачжи», стягиваемые у щиколоток тесёмками и заправляемые в «посон» (подобие носков). Обувью служат прорезиненные башмаки без каблуков, называемые «гомусин», и туфли из кручёной соломы. Часто мужчины носят халат с широкими рукавами – «турумаги». Поверх куртки иногда надевают жилет «магуди». Головной убор мужчин – шляпа, изготовляемая обычно из конского волоса; в прошлом были распространены шляпы, сплетённые из тонких волокон бамбука, с широкими полями, покрытые чёрным лаком. Женщины носят короткие кофты, длинные штаны и широкие юбки, стягиваемые немного выше талии широким кушаком. Молодые женщины предпочитают одежду ярких цветов, пожилые одеваются преимущественно в платья белого цвета.

Корейцы – народ древней самобытной культуры. Изобразительное искусство, архитектура, скульптура, стенные росписи свидетельствуют о художественном таланте народа. Значительного развития достигли резьба по дереву, художественная вышивка. Керамическое искусство корейцев приобрело мировую известность. В корейской музыке нашли своё отражение народное горе, печаль, связанные с историей многострадального народа. Устное народное творчество корейского народа чрезвычайно богато и разнообразно. Многие старинные народные песни, сказания дошли до наших дней. Появившиеся около 4—6 вв. корейские струнные инструменты «комунго», «каягым» и ныне широко распространены в Корее. Любимыми музыкальными инструментами являются также различные флейты, барабан «бук» и гонг.

В книге «Календарные обычаи и обряды народов Восточной Азии. Новый год». Ответ. редакторы: Р. Ш. Джарылгасинова и М. В. Крюков, Главная редакция восточной литературы издательства «Наука», 1985, с. 81—83, описывается, как корейцы отмечали свой Новый год: «На рубеже XIX – XX вв. корейцы отмечали Новый год в основном по лунно-солнечному календарю, тесно связанному с традиционной корейской культурой.

Хозяйственная деятельность древних насельников Корейского полуострова, прежде всего занятие земледелием, определила необходимость наблюдений за небесными светилами, за изменениями в природе, связанными с различными сезонами. Древнекорейские эпиграфические памятники, а также сообщения китайских династийных хроник и средневековых корейских летописей свидетельствуют о том, что к первым векам нашей эры необходимые для сельскохозяйственной деятельности наблюдения за небесными светилами имели у древних корейцев давние, многовековые традиции. Так, в «Самтук саги», в «Летописях Силла» [«Силла понги») солнечные затмения начинают упоминаться со времени правления полулегендарного Хёккосе-косогана (57 г. до н. э. – 3 г. н. э.); первое упоминание датируется 54 г. до н. э. [Самгук саги, 1958, с. 2]. В «Летописях Пэкче» («Пэкче понги») первое сообщение о солнечном затмении датируется 6-м

годом правления Основателя – Онджо-вана (18 г. до и. э. —27 г. н. э.), т. е. 13-м годом до тт. э. [Самгук саги, 1958, с. 560]. В «Летописях Когурё» («Когурё понги») солнечные затмения фиксируются со времени правления Тхэджо-вана (53— 145); первое упоминание относится к 114 г. [Самгук саги, 1958, с. 387]. Сведения о солнечных затмениях, содержащиеся в «Летописях Когурё», подтверждаются аналогичными записями в китайской династийной хронике «История династии Поздняя Хань» («Хоу ханыпу») (раздел «Записи о пяти стихиях природы» [Чон Чип Сок, Чон Сон Чхоль, Ким Чхан Вон, 1966, с. 26]).

Развитие астрономических знаний в Корее в период Трёх государств (57 г. до н. э. – 668 г. н. э.) было связано прежде всего с развитием земледелия, с попытками оказать воздействие на сельскохозяйственное производство. В тот период широкое распространение имела древнекитайская астрология, согласно которой небесные явления оказывали непосредственное влияние па ход событий на земле. Отрасль знаний, связанная с астрономическими наблюдениями, получила в древней Корее название «небесная грамота» (чхон-мун). В государствах Когурё, Пэкче и Силла существовали учреждения, в ведении которых было наблюдение за небесными светилами и составление календарей. В Когурё такое учреждение называлось Ильча, в Пэкче – Илькванбу. Ученые-астрономы (чхонмун пакса – досл. «профессора небесной грамоты») вели большую работу по составлению календарей и астрономических карт, которые являлись символами королевской власти, прерогативой правителей. Первые астрономические карты появились в Когурё. Одна из таких карт была вырезана на каменной плите. Как считают ученые КНДР, с этой каменной плиты еще в период Когурё были сняты карты-эстампы; сама стела со звездной картой была утрачена во время войны в VII в., а эстамп с нее был найден лишь в конце XIV в., в первые годы правления династии Ли. В 1395 г. с него была снята копия, в которую были внесены некоторые поправки. На этой астрономической карте показана небесная сфера с Северным полюсом в центре, точно отмечены 282 созвездия с 1467 звездами. На ней показаны также точки весеннего и осеннего равноденствия, выделены 24 сельскохозяйственных сезона [Астрономическая карта, 1977. с. 25]. Изображения небесных светил, которым придавалось магическое значение, широко представлены на фресках гробниц эпохи государства Когурё, датируемых IV – VII вв. Солнце, Луна и созвездия (например, Большая Медведица) помещались древними художниками на потолочных сводах гробниц, символизировавших небесную сферу. В государстве Силла в VIII в. была сооружена обсерватория – Башня для наблюдений за звездами (Чхомсопдэ), сохранившаяся до наших дней в городе Кёнджу.

С первых веков нашей эры древним корейцам был известен лунно-солнечный календарь. Год состоял из 12 месяцев, каждый из которых имел свой порядковый номер. Поскольку календарь был теснейшим образом связан с земледелием, уже в древности особо выделялись месяцы завершения посевных работ (5-й месяц) и сбора урожая (10-й месяц). Как свидетельствуют древнекитайские историки, именно в эти месяцы у корейских народов происходили массовые торжества, жертвоприношения Небу, добрым и злым духам, предкам. Начиная с периода Трех государств, а возможно, и ранее жители Корейского полуострова выделяли четыре сезона: весну, лето, осень, зиму. Так, из сообщений китайской летописи «История Северных династий» («Бэйши») следует, что в государстве Пэкче год делился па четыре сезона, причем в «среднюю луну», т. е. в средний из каждых трех месяцев того или иного сезона, устраивались жертвоприношения. Каждый день лунного месяца имел свой порядковый номер. На протяжении всей истории в Корее особо выделялись 1, 5, 20, 21-й и последний дни месяца, они имели |и имеют до сих пор свои наименования [Описание Кореи, 1900, ч. 3, с. 314—315]. По мнению корейских ученых, уже в период Трех государств существовал сезонный сельскохозяйственный календарь, согласно которому год делился не только на четыре времени года, но и на 24 сезона. В основе выделения этих сезонов лежало наблюдение за положением Солнца на эклиптике. Полагают, что сезонный календарь был изобретен в Китае в период правления династии Цинь (24В—201 гг. до н. э.) [Селеншиков, 1972, с. 121]. Необходимо иметь в вицу, что деление года на сезоны не совпадало с делением года на лунные месяцы. Сезонный календарь, тесно связанный с сельскохозяйственной деятельностью корейских крестьян, оказал огромное влияние и на систему и характер календарной обрядности. Вот наименования этих 24 сезонов (исибса чолги), которые до наших дней сохранили свое значение в жизни корейского народа:

Номер. Корейское название. Перевод. Время по григорианскому календарю.

1. Ипчхун Начало весны 5 февраля
2. Усу Дождевая вода 20 февраля
3. Кёнчхип Пробуждение насекомых 5 марта
4. Чхунбун Весеннее равноденствие 21 марта
5. Чхонъмёнъ Ясно и светло 5 апреля
6. Когу Дожди для злаков 20 апреля
7. Ипха Начало лета 5 мая
8. Соман Малое изобилие 21 мая
9. Манъчжонъ Колошение хлебов 6 июня
10. Хачжи Летнее солнцестояние 21 июня
11. Сосо Малая жара 7 июля
12. Тэсо Большая жара 23 июля
13. Ипчху Начало осени 7 августа
14. Чхосо Прекращение жары 23 августа
15. Пэнъно Белые росы 8 сентября
16. Чхубун Осеннее равноденствие 23 сентября
17. Ханно Холодные росы 8 октября
18. Санъчанъ Выпадение инея 23 октября
19. Иптонъ Начало зимы 7 ноября
20. Сосол Малые снега 22 ноября
21. Тэсол Большие снега 7 декабря
22. Тончжи Зимнее солнцестояние 22 декабря
23. Сохан Малые холода 6 января
24. Тэхан Большие холода 21 января».

Павильон в горах Кымгансан (Алмазные горы) в Корее. 17 в.

Роспись погребальной камеры Сан Ён Чон в Йончхоне, 6 в.

Главный вход храма Пулкук-са около Кёнчжу. Постройка началась в 7 в.

Павильон монастыря Чанан-са. Начало 17 в.

Тронный зал дворца Кёнбоккун в Сеуле, 14 в. Реставрирован в 1863 г.

В древние времена в Корее существовали народные зрелища, связанные с исполнением обрядовых танцев и песен. Позднее появились профессиональные исполнители – мудан (гадалки и прорицатели). Они бродили но деревням в сопровождении небольшого оркестра народных инструментов и разыгрывали перед публикой музыкально-драматические представления (разговор мудан с умершими предками присутствующих, предками были актёры, которые знали умерших, поэтому казалось, что умершие предки говорят, зная нюансы жизни своих присутствующих родственников). Мезенцев В. А., в книге «Чудеса: Популярная энциклопедия», т. II, Главная редакция «Казак Энциклопедиясы», Алма-Ата, 1992, с. 239—241, пишет: «Можете не сомневаться: колдуны, все-таки бывают. И поговорить о них стоит для того, чтобы увидеть в колдовстве его естественную, земную сущность. В прошлом веке один врач описал такой случай. В подмосковной деревне стали околевать коровы. Крестьяне решили, что это дело рук колдуна (таким считали одного старика). Задумали расправиться с ним. Но когда они собрались около его избы, тот вышел из дому и властно закричал: Я все с вами могу сделать! У тебя сейчас будет понос! – и он показал рукой на одного из крестьян. – А ты начнешь заикаться! – показал он на другого. И… один тут же почувствовал расстройство желудка, а другой начал заикаться! Вы уже, наверное, догадались, как такое могло случиться. Крестьяне были убеждены во всемогуществе этого колдуна, верили в то, что он способен „наслать“ болезнь. В результате слова старика, его внушение оказало на психику людей, на их сознание столь сильное воздействие, что у них начались физиологические расстройства. О методах лечения, которые применяют колдуны и знахари различных народов, рассказывает врач Гарри Райт в своей книге „Свидетель колдовства“. Он своими глазами наблюдал многие подобные обряды у современных племен Южной Америки и Африки. Нетрудно увидеть, что за внешней оболочкой мистики и всякого рода театральными приемами эти врачеватели пользуются внушением, самовнушением и гипнозом. Вот отрывок из его книги: „Я пришел к выводу, что африканские колдуны знают и применяют силу психологического воздействия. Несомненно, они обладают также весьма богатыми знаниями лекарств. Современное „чудодейственное“ лекарство серпазил, например, было известно знахарям и миссионерам в Африке и применялось ими для лечения гипертонии и умственных расстройств задолго до того, как о нем узнала европейская медицина. Однако использование неизвестных лекарств не может объяснить всего, что я видел. Я убежден, что очень многое зависит от умелого применения прикладной психологии. В этом знахари и колдуны достигли столь многого, что нам, современным врачам, почти невозможно понять их методы“. Далее описывается обряд „воскрешения из мертвых“. „На земле лежал молодой парень с широкой грудью и сильными руками. Я сел так, чтобы заслонить его своим телом, попытался нащупать пульс. Признаков биения сердца не было. Нас окружила группа из тридцати человек. Низкими голосами они запели ритмичную песню. Пели все быстрее и громче. Казалось, что звуки эти услышит и мертвый…“ И „мертвый“ неожиданно попытался повернуться. Крики окружающих слились в сплошной вопль. Барабаны стали бить еще яростнее. Лежащий повернулся, поджал под себя ногу и медленно встал на четвереньки. Его глаза, которые несколько минут назад не реагировали на свет, теперь были широко раскрыты. Можно не сомневаться, заключает Райт, что здесь не обошлось без гипноза, вернее, без самогипноза, хорошо знакомого йогам. По-видимому, этот парень с помощью самогипноза выработал „сторожевой пункт“ в коре головного мозга, отвечающий на определенные музыкальные ритмы. Когда человек услышал такую музыку, он пришел в себя. У многих племен Африки вера в могущество колдуна исключительно велика. В Сьерра-Леоне заболел один юноша. Как выяснилось, он оскорбил вождя, и тот „наложил на него заклинанье“: он должен умереть. Когда врач-европеец начал лечить больного, тот сказал, что раз вождь (он же колдун!) пожелал его смерти, то ничего сделать нельзя. С каждым днем юноше становилось все хуже. Тогда врач нашел выход – привез больного к вождю и попросил простить оскорбившего его. Прощение было дано, и больной вскоре выздоровел. Подобные истории можно встретить и среди индейских племен американского континента. Тот же Райт с нескрываемым удивлением однажды стал свидетелем быстрой смерти мальчика-индейца после того, как тот был „приговорен к смерти“ словами колдуна: „Через три дня ты умрешь!“ Комментируя этот рассказ, профессор В. Е. Рожнов объясняет: „Положительное лечебное воздействие на психику больного в медицине называется психотерапией. В современной психотерапии, помимо беседы с больным, имеется целый ряд активных лечебных методов, умение владеть которыми необходимо каждому врачу, независимо от его узкой медицинской специальности. То, что проделывают колдуны, когда они хотят покарать преступника, не прибегая, как пишет Райт, к насилию, можно было бы назвать антипсихотерапией – использование психических воздействий, чтобы расстроить, придавить, обессилить психику человека. „Через три дня ты умрешь“, – говорит колдун виновному и повторяет то же жителям деревни. И преступник сразу оказывается окружен непроницаемой стеной психологической изоляции – никто не подойдет к нему, не выразит сочувствия, не протянет руку помощи. Он чувствует себя полностью отданным во власть духов, призванных колдуном, чтобы покарать его. Характерно, как искусно и прочно умеют колдуны связать эту веру в невидимых духов с чем-то вполне очевидным, зримым. Колдун посыпал вокруг хижины приговоренного мальчика красным порошком. Казалось бы, наивный прием, но в нем большой практический смысл – это постоянное напоминание о неизбежной смерти; страх не покидает мальчика, ибо взор его вновь и вновь возвращается к знаку его обреченности, и мысль никак не может отвлечься от грозящего ему. Внушение переходит в самовнушение… Страх переходит в полное отчаяние благодаря глубокой вере в неотвратимость наказания. Это вызывает неблагоприятный обмен веществ, расстаивается течение физиологических процессов в организме. Попав в порочный круг, жертва гибнет“. Так, казалось бы, за совершенно необъяснимым наука обнаруживает вполне естественные причины происходящего. …Перед старушкой сидит больной. Он жалуется на постоянный кашель и боли в боку. Знахарка поднимается со стула, достает с полки бутылку с маслянистой жидкостью и говорит: – Возьми с собой. Каждое утро пей по одной ложке. Через две недели все пройдет. Помогает от кашля, от давления, от заражения крови. А в бутылке – обыкновенное подсолнечное масло. Так часто выглядит лечение у знахарей. Рассчитанное на легковерность и суеверие людей, такое лечение обычно тесно переплетается с откровенной мистикой. Прежде чем вручить больному „верное средство“, которое „обязательно излечит“ человека, доморощенные целители шепчут заклятия, заговоры, произносят молитвы. Истоки знахарства теряются в веках, когда люди повсеместно были убеждены, что болезни насылают „злые духи“, нередко даже поселяются в человеке. Значит, чтобы излечить его, нужно особыми, известными только знахарю приемами изгнать „насланную“ болезнь, либо самого „злого духа“ из больного организма. А в качестве лекарств целители применяли и применяют самые неожиданные, подчас просто вредные для организма вещества. Когда-то знахари (то есть „знающие люди“) были единственными, кто мог помочь заболевшему человеку. Еще в прошлом веке врач был редкостью во многих деревнях Российской империи. Подавляющее большинство населения было неграмотным. Вот и шли люди к знахарям. Больше не к кому. Ну а сегодня? Почему к этим безграмотным в медицине и просто невежественным людям приходят больные, искренне надеясь на помощь? Ответ здесь неоднозначен. Несомненно, среди современных знахарей промышляет много шарлатанов „чистой воды“, цель у которых одна – наживаться за счет легковерных людей».

Музыкальное искусство корейцев выработало на протяжении многих столетий устойчивые национально-самобытные традиции. Истоки их восходят к глубокой древности. Ранние письменные сведения о музыке Кореи и записи песенных текстов относятся к 7 в. Более подробные сведения относятся к 14 и позднейшим векам. Наряду с народным музыкальным творчеством существовала профессиональная – дворцовая и культовая музыка, которую исполняли большие группы профессиональных музыкантов – солистов-певцов, хористов, танцоров и инструменталистов. Оркестры состояли из многочисленных разновидностей корейских музыкальных инструментов. В своём историческом развитии музыка корейцев тесно соприкасалась с музыкальной культурой Китая. В народных песнях и музыке корейцев отражены жизнь корейского народа, труд и быт крестьян, рыбаков, рабочих, борьба народа против социального и национального гнёта. Мелодии драматических, лирических, шуточных и других песен отличаются искренностью, напевностью, широтой диапазона, ритмическим разнообразием. Для большинства рыбацких песен характерна звуковая изобразительность (например, отзвуки бури, плеск волн и т. п.). Основа ладового строения народной музыки – пентатоника (пятизвуковая система без полутонов); однако многие мелодии включают и полутоновые интервалы. Корейские певцы нередко варьируют напевы песен, украшают их мелизмами, разнообразят ритм. Во многих песнях встречается скольжение голоса (глиссандо) не только в сольном, но и в хоровом унисонном исполнении, а также частое использование гортанных звуков, фальцета, широкой (по диапазону) вибрации голоса. Традиционное одноголосное пение нередко сопровождается выдержанным звуком в другом голосе, иногда – в двух (в кварту, квинту, октаву). Наиболее распространённый корейский музыкальный инструмент – многострунный щипковый каягым; разновидность каягыма (большая по размеру) – кахёнгым. Распространены также: струнный смычковый хеагым, многострунный ударный тэянгым, духовые инструменты (преимущественно из камыша) – тхунзо (типа флейты), нхиря и сэнап (типа гобоя) и многочисленные ударные инструменты (материалом для которых служит дерево, бронза, медь, глина, кожа, пузырь и т. п.), в том числе, чангу или сэчжангви (фигурный двусторонний глиняный барабан, часто применяемый танцовщицами), тэпук (большой барабан), сопук (маленький барабан), чегым (большие медные тарелки), маленькие тарелки, по которым ударяют металлическим стержнем, гонги, колокольчики и т. д.; все они включаются в ансамбли и оркестры народных инструментов. Танцы и пение часто сопровождаются игрой на ударных инструментах.