Коридор был пуст.
Данилов в который уже раз поднялся в токсикореанимацию. На этот раз, едва открыв дверь, он наткнулся на доктора Константина Дмитриевича.
– Вы дежурите? – удивился тот.
– Нет, пытаюсь найти двух товарищей, а заодно и вашего больного вместе с каталкой, – ответил Данилов.
– Утром все найдется, – обнадежил Константин Дмитриевич. – Утро – оно мудренее вечера. Небось в отделении приняла нашего «переводника» дневная медсестра, а вечерняя не в курсе. Ничего, утром придут заведующие со старшими сестрами и все тайное станет явным. Идите домой, поспите хоть полночи. На моей памяти это не первый такой случай. У нас же не больница, а филиал Бедлама в Сокольниках. А Галине я уже дал по ушам за то, чтобы она свои обязанности ни на кого не перекладывала. Сама бы отвезла – и вопросов бы не возникло.
– С больным, допустим, понятно. Но где же мои товарищи?
– Небось заперлись где-нибудь в процедурном кабинете и продолжают бухать. – Нет, Константин Дмитриевич был неисправимым оптимистом, из тех, кого ничто не может выбить из седла. – Дело-то молодое. Я в вашем возрасте, – последние слова были сказаны тоном, подчеркивающим пропасть между возрастами, – по три дня мог в больнице пропадать. Особенно если было с кем.
– А я почему-то тревожусь, – сказал Данилов.
– И напрасно! – заверил Константин Дмитриевич. – Очень скоро убедитесь, что я был прав.
За спиной Данилова загрохотала каталка – «скорая» привезла в реанимацию очередную «отраву». Константин Дмитриевич занялся делом, а Данилов в растерянности дошел до лестницы и начал спускаться по ней. В голове не было ни одной конструктивной мысли. Нет, одна мысль присутствовала – мысль о том, как хорошо иметь под рукой розыскную собаку с замечательным нюхом, но ее (мысль, а не собаку) навряд ли можно было считать конструктивной.
«А может, и не было никакого дня рождения? – промелькнуло в голове. – Может, все это сон? Вот сейчас ущипну себя за ногу и проснусь…»
Ущипнул. Сильно. Целых три раза. Не помогло.
Зато вспомнил о том, что опросил всех, кого только можно, но забыл про дежурного лифтера, «водителя» грузового лифта, вернее – двух грузовых лифтов. А ведь именно на грузовых лифтах и возят каталки, хоть с пациентами, хоть без. Досадное упущение.
– Вроде были, – наморщил лоб лифтер. – Двое и мужика на кресле везли…
Лоб у лифтера был высоким, а вот интеллекта в глазах проскальзывало мало. Как раз столько, сколько нужно для этой ответственной профессии.
– Врачи еще навеселе были. – Данилов зашел с другого бока, стремясь выудить хоть что-то из памяти лифтера.
– Обкуренные? – уточнил тот.
– Поддатые, – поправил Данилов.
– Тут с полудня пол больницы поддатыми ходят. – Лифтер растянул губы в подобие улыбки. – А некоторые – те так прямо с утра. Наш прежний главврач сам не просыхал и другим пить не мешал. Это ж привычка, а привычка – она сильнее человека.
– За то и сняли, наверное, – предположил Данилов.
– Нет, не за пьянку. Случай вышел…
Слово «случай» было произнесено столь многозначительно, что просто невозможно было не спросить:
– Какой случай?
– В приемную самотеком большого человека привезли, покушение на него было, машину взорвали. А приемное наше сплоховало – помощь толком не оказали, перекисью полили из пузырька да и перевели в институт к Склифосовскому. Ну, а тот как оклемался, то обиделся и нажал там. – Многозначительный взгляд в потолок. – Взяли нашего Владимира Осиповича да под зад ему коленом. Сашку Галкина, который приемным заведовал, тоже за компанию уволили. Такие вот пирожки. А дружков твоих я не припоминаю. Может и видел, а внимания не обратил. Мое дело маленькое – двери закрыл, кнопку нажал, двери открыл…
«Вот уж работенка, – подумал Данилов. – Еще хуже, чем охранником».
Идей больше не было, силы, восстановленные недолгим сном, убывали, завтра, а если точнее – то уже сегодня ждал новый рабочий день. Поэтому Данилов принял единственно верное решение – пойти и выспаться.
Но уже не в раздевалке, а в более-менее сносных условиях – в одной из свободных ординаторских. Врачи обычно дежурят по одному на два-три отделения, поэтому найти свободную ординаторскую не составляет проблем.
Ординаторская нашлась во втором терапевтическом отделении.
– Ваши не объявились? – спросила постовая сестра, как и все прочие сестры, бывшая в курсе даниловских поисков.
– Нет, – вздохнул Данилов.
– Мужики все такие, кто на сутки пропадет, кто на неделю, а некоторые так вообще выйдут за хлебом и навсегда. С концами…
– Ну, здесь-то немножко другая ситуация, – вступился за гендерную честь Данилов.
– Ситуация, может, и другая, – согласилась медсестра, – а мужики все одинаковые. В ординаторской не курите, ладно?
Данилов достал из шкафа одеяло и подушку, раскрыл изрядно потертый и нещадно скрипевший диван (да, сексом на таком ложе не займешься – весь корпус на шум сбежится) улегся и попытался внушить себе, что все будет хорошо. Он, собственно, не столько маялся дурными предчувствиями, сколько терзался любопытством – ну куда же могли деться Абгарян и Тормоз?
Интересно, как бы решил эту загадку Шерлок Холмс? Наверное, начал бы с заключения о том, что раз они не покидали корпуса, то, значит, они здесь. Или же, наоборот, заявил бы, что раз их не удалось найти в корпусе, то, значит, они где-то за его пределами…
Тут к Данилову пришел сон. На этот раз спокойный, умиротворяющий, без сновидений. Сон праведных или как он там еще называется?
Проснулся он в семь утра, вместе со всем отделением, со всей больницей и первым делом поспешил в токсикореанимацию. Открыл дверь, не увидел, как надеялся, стоящего возле нее кресла-каталки и только и смог выдавить из себя:
– Не нашли?
– Больного нашли, – ответила медсестра, набиравшая в шприц раствор из ампулы.
– Где?
– В первой терапии! – Медсестра явно не спала всю ночь и оттого держалась недружелюбно, даже сурово. – Там такой бардак! Положили чужого больного и ни гу-гу! И на то, что у них в отделении чужая история болезни лежит, тоже никто внимания не обратил! Ну не дуры, а?
– А доктора нашлись?
– Нет, доктора не нашлись. Хотя я очень желала посмотреть им в глаза и спросить – как такое могло случиться?
Данилов понял, что больше ничего интересного он не узнает, и пошел в первую терапию – поговорить с «найденышем», которого можно было назвать и «подкидышем». Увы, сам пациент, действительно оказавшийся тем самым любителем водки в сочетании со снотворным, ничего путного сказать не мог.
– Они меня оставили и ушли. И каталку с собой забрали, это я хорошо помню.
Вот и вся информация. Кот наплакал, называется.
В четверть девятого начали собираться интерны. Первым явился Коростылев. Узнал о приключениях, точнее – мытарствах Данилова и сказал:
– Жопа!
– Может, сейчас придут… – помечтал Данилов, глядя на куртки и обувь пропавших товарищей.
– Восстанут из ада, – глупо пошутил Коростылев.