Ошибка доктора Данилова

Ошибка доктора Данилова
Андрей Левонович Шляхов

Доктор Данилов
Много куда закидывала судьба доктора Данилова, но выступать в роли судебного эксперта ему еще никогда не доводилось. Впрочем, выступить ему так и не довелось, но он старался сделать все возможное для защиты несправедливо обвиненного коллеги… «Правосудие торжествует даже в тех случаях, когда у него нет для этого оснований», говорил Конфуций.

Андрей Шляхов

Ошибка доктора Данилова

Соблюдая установленные традиции, автор сообщает своим уважаемым читателям и вообще всему человечеству, что все события, о которых рассказывается в этой книге, являются продуктом его буйного неукротимого воображения, точно так же, как и имена действующих лиц, которые выдуманы от первой буквы до последней. Короче говоря, все совпадения случайны… Но мы-то с вами хорошо знаем, что ничего случайного в этом мире нет и быть не может.

«Вообще всю жизнь стройте по шаблону. Чем серее и монотоннее фон, тем лучше… Не воюйте вы в одиночку с тысячами, не сражайтесь с мельницами, не бейтесь лбом о стены… Да хранит вас Бог от всевозможных рациональных хозяйств, необыкновенных школ, горячих речей… Запритесь себе в свою раковину и делайте свое маленькое, Богом данное дело… Это теплее, честнее и здоровее. А жизнь, которую я пережил, – как она утомительна! Ах, как утомительна!.. Сколько ошибок, несправедливостей, сколько нелепого…»

    Антон Павлович Чехов, «Иванов»

«Правда, несомненная правда, что я сделал ошибку.

И даже было, может быть, много ошибок…»

    Федор Михайлович Достоевский, «Кроткая»

«Человеку свойственно ошибаться»

    Луций Анней Сенека Старший

Глава первая. Здесь я командую парадом!

Нормальные люди отчитывались о докладах, прочитанных где-то на стороне, лаконично. На такой-то конференции выступил с тем-то, были вопросы, в целом восприняли хорошо – и точка! Но отчеты доцента Савельева растягивались, как минимум, на полчаса, а то и дольше. Савельев вообще был многословен, он никогда не мог ответить «да» или «нет», а выдавал целую речь – «поймите меня правильно, в данной ситуации я просто не могу принять иного решения, потому что…» И не остановится, зануда этакая, пока не перечислит все причины, по которым он не может провести практическое занятие вместо заболевшего сотрудника или написать рецензию на статью.

Доцент Сааков утверждал, что, прежде чем лечь в постель с женщиной, Савельев излагает ей преимущества полового размножения перед бесполым, затем переходит к роли эротических отношений в жизни людей, проговаривает физиологические аспекты совокупления и только после этого приступает к делу. А что? С такого дятла станется… Ну а в тех редких случаях, когда Савельеву выпадал случай рассказать о своих достижениях, пусть даже и надуманных, он сыпал словами так обильно, что в них можно было утонуть. Заодно и раздувал сделанное до невероятных размеров. Вот что, к примеру, можно выжать из регионарной анестезии[1 - Регионарной анестезией называется разновидность анестезиологического пособия, суть которой заключается в прерывании проведения болевых импульсов от места вмешательства посредством блокады проводящих путей.] у пациентов с ожирением? Казалось бы, что все возможное из этой темы давно уже выжато. Ан нет – доцент Савельев десяток статей опубликовал, на трех конференциях с докладами выступил и монографию клепает… Почему его аспиранты с ординаторами так любят? Да потому что другие кафедральные эксплуататоры грузят их написанием серьезных научных статей, для которых требуется перелопатить кучу литературы, а Савельеву можно и из наспех надерганных абзацев текст составить. Он по нему пройдется – здесь добавит, там уберет, вставит какие-то обновленные данные и опубликует. Другим рецензенты научных журналов по три раза тексты статей на доработку возвращают, а Савельев всегда публикует свои опусы с первого захода, потому что человек умеет выстраивать и поддерживать отношения с нужными людьми. При желании он сможет сказку о спящей царевне в «Проблемы анестезиологии и реаниматологии» пропихнуть как интересный исторический пример длительного пребывания в коматозном состоянии. А почему бы и нет? Случай-то интересный…

Монотонный савеловский бубнеж усыплял лучше любого снотворного, но спать на кафедральном собрании было невозможно – сотрудники сидели на виду у заведующего, за длинным совещательным столом, приставленном к его рабочему столу. Каждый боролся со сном по-своему. Кто-то время от времени щипал себя за бедро, кто-то дергал за ухо, кто-то тер глаза пальцами… Данилов составлял в уме заковыристые шахматные задачи-многоходовки, особо удачные из которых предлагались вниманию Марии Владимировны, с недавних пор обнаружившей у себя талант к шахматам. Над некоторыми задачами дочь могла ломать голову несколько дней подряд, но ни одну не бросила нерешенной, причем справлялась самостоятельно, без посторонней помощи – сказывалась материнская целеустремленность, помноженная на отцовское упрямство.

Выражение даниловского лица при составлении задач становилось вдумчиво-серьезным, к тому же он время от времени кивал, если делал правильный шаг, или качал головой, если ошибался, так что со стороны создавалось впечатление внимательного слушания. Шеф даже ставил Данилова в пример: «Вот Владимиру Александровичу, в отличие от остальных, интересно, что говорят коллеги!». Ага, как бы не так! Кому может быть интересно слушать, как проходной доклад на затасканную тему выдается за научное событие эпохального масштаба? Разве что только самому Савельеву.

Сегодня пятиходовка никак не складывалась, а когда, наконец, сложилась, Данилов вдруг понял, что мат запросто ставится в три хода. Если вместо задуманной трехходовки у тебя получается пятиходовка, то это хорошо, а вот если наоборот, то это провал из серии «сделать хотел грозу, а получил козу». Обозвав себя бестолочью, Данилов вслушался в речь Савельева и с тоской подумал о том, что раньше, чем через десять минут тот отчитываться не закончит.

К шахматам после провала сегодня больше не тянуло. Тянуло домой, где дожидались своего часа замаринованные со вчерашнего вечера стейки. В середине мая Данилов с Еленой побывали в культовой «Стейкарне на Пятницкой», которую всячески превозносили в сетях и, к тому же, активно нахваливал Никита. Попробовав стриплойн, который, разумеется, был не просто стриплойном, а «настоящим стриплойном от Пекоса Билла» (знать бы еще, кто это такой), Данилов сказал, что сочность – это еще не самое главное достоинство стейка, у него, как и у любой еды, в первую очередь должен наличествовать вкус. Елена, которую ее «пиканья от Пеле» вполне устроила, посоветовала мужу готовить самые вкусные в мире стейки дома, правильным образом из правильного мяса. «У меня специальной сковородки нет, а на обычной получается гибрид шницеля с бифштексом» отшутился Данилов и получил на День медика в подарок трехкилограммовую чугунную сковороду с концептуальными выступами-ребрами. Назвался груздем – полезай в кузов. Данилов опробовал подарок в деле, понял, что это хорошо и стал регулярно готовить стейки.

Закончив перечислять вопросы, которые были заданы ему на конференции, Савельев вернулся к тому, с чего начал – к актуальности разрабатываемой темы. Доцент Паршин демонстративно зевнул, а затем скривился так, будто съел что-то кислое. Заведующий кафедрой сделал вид, будто ничего не заметил. При прежнем заведующем шеф и Паршин, работавшие в филиале кафедры, расположенном в шестнадцатой больнице на Нахимовском проспекте, были в хороших отношениях. После того, как Владислава Петровича назначили заведующим, Паршин попытался поэксплуатировать эти хорошие отношения, но сразу же получил по ушам, потому что шеф никому не позволял манипулировать собой. После того, как надежды Паршина на скорую защиту докторской и вожделенное профессорство накрылись медным тазом, убежденный лоялист превратился в стойкого оппозиционера, так и норовившего подпустить очередную шпильку шефу и тем, кого считал его любимчиками. Савельев к любимчикам не относился, он был из тех, про кого говорят: «не трогай – вонять не будет», но озлобленный Паршин таких тонкостей не понимал.

«Чтоб на тебя икота напала!», пожелал в сердцах Данилов, глядя на костистую физиономию докладчика. В даниловской классификации человеческих особей Савельев стоял на низшей ступеньке, отведенной для «угодяев» – угодливых негодяев, которые в глаза льстят, а за глаза делают пакости.

Пожелание не сбылось. Савельев без каких-либо помех закончил свой отчет, закрыл ноутбук, провел по крышке ладонью, смахивая несуществующую пыль и обвел коллег взглядом – вопросы будут? Дураков, желающих подливать масло в огонь его красноречия, разумеется, не нашлось.

– Родион Николаевич, я завтра предоставлю вам пятнадцать минут в начале своей лекции для сотрудников нашей больницы, – сказал заведующий кафедрой, делая ударение на словах «пятнадцать минут». – Дадите коллегам практические рекомендации по теме вашего доклада, хорошо?

В принципе, шеф мог бы дать эти рекомендации и сам, но он любил привлекать подчиненных к участию в собственных лекциях. Хорошо, если сотрудник работал здесь же, в семьдесят седьмой больнице – в этом случае выступление не отнимало много времени. А вот тем, кто работал в филиале, ради короткого выступления приходилось тратить на дорогу туда и обратно около двух часов.

– К огромному моему сожалению, Владислав Петрович, я завтра не смогу, – ответил Савельев, растягивая узкие губы в подобии виноватой улыбки.

– Почему? – кустистые брови заведующего кафедрой удивленно приподнялись, а затем сошлись вместе на переносице.

Подобно большинству начальников шеф не любил, когда ему перечили, ну а от Савельева он ничего подобного ожидать не мог, поскольку тот всегда безропотно-беспрекословно исполнял все распоряжения начальства.

Народ встрепенулся – собрание начало принимать интересный оборот.

– Дело в том, Владислав Петрович, что профессор Ямрушков, у которого я когда-то учился, обратился ко мне с предложением, принять участие в работе судебной экспертной комиссии…

– Экспертной комиссии? – недоуменно переспросил шеф.

– Да, экспертной комиссии, под руководством Валентина Семеновича, – с достоинством ответил Савельев. – Его, как нештатного судебно-медицинского эксперта и одного из лучших специалистов в стране, вдобавок еще и автора руководства…

– Я прекрасно знаю, кто такой Ямрушков! – раздраженно перебил шеф. – Что за комиссия?

В голове у Данилова промелькнули две мысли – радостная и удивленная. Он порадовался тому, скучное собрание хоть как-то оживилось, и удивился тому, что такого непроходимого дурака, как Савельев, пригласили в судебные эксперты. Он же только языком трепать мастер, а попроси его пациента к «вентилятору»[2 - «Вентилятор» – жаргонное название аппарата искусственной вентиляции легких.] подключить, так ведь не справится. Практические занятия со студентами и ординаторами проводит в кабинете, без выхода в реанимационный зал или операционную. Бумажный врач, одним словом. На словах тебе что угодно объяснит, но показать не покажет.

– Шестого апреля текущего года в больнице имени Филомафитского, – начал Савельев, – это бывшая сто восьмая больница, которая на Лобненской улице…

– Это мы знаем! – шеф и демонстративно посмотрел на висевшие на стене часы. – Давайте конкретику. Что там произошло?

Вопрос был риторическим. О том, что случилось в бывшей сто восьмой больнице, в той или иной степени, знали все собравшиеся. Информация поступала как из кулуаров, так и из средств массовой информации, для которых любое «дело врачей» было лакомым куском, который можно пережевывать бесконечно. Но шеф любил порядок. Затронул тему – доложи.

– На восьмой день после операции протезирования аортального клапана умер, не приходя в сознание, восемнадцатилетний пациент кардиохирургического отделения, – продолжал Савельев. – На вскрытии выяснилось, что причиной смерти стал инфаркт мозга, вызванный воздушной эмболией[3 - Эмболией называется закупорка кровеносных сосудов пузырьками воздуха, тромбами, жировыми частицами и прочими субстанциями, не способными растворяться в крови.] мозговых артерий. По жалобе родителей умершего было открыто уголовное дело…

– Хирурги обвиняют анестезиолога, а он – хирургов! – вставил Сааков. – Вечная песня!

– Оперировал профессор Раевский, тот самый, который…

– Который великий и ужасный, – с ехидцей перебил шеф. – А как фамилия анестезиолога? Кажется Сапегин…

– Сапрошин его фамилия, Владислав Петрович, зовут Юрием, а отчество я запамятовал.

О профессоре Раевском Данилов был наслышан. Чаще всего, говорили о нем с придыханием – золотые руки, великий диагност, ученик самого Кунчулия… С таким мамонтом тягаться сложно. Расклад был явно не в пользу анестезиолога Сапрошина. Особенно с учетом того, что хирургов двое, а то и трое (такие операции без ассистентов не делаются), а анестезиолог один. Медсестер в расчет можно не брать, их дело – сторона. Противоборство идет между врачами.

– Дело сложное, – продолжал Савельев, убедившись, что у шефа пока нет вопросов. – Следствие установило вину Сапрошина, но на суде возникли… хм… проблемы, связанные с тем, что Сапрошин свою вину категорически не признает. Для полной ясности суд был вынужден назначить повторную экспертизу, комиссионную, в проведении которой мне предстоит участвовать. Признаться честно, я совершенно не горю желанием, но и не могу отказать Валентину Семеновичу, которого я искренне и глубоко уважаю и как человека, и как специалиста с большой буквы…

У заведующего кафедрой начал подергиваться левый глаз, что служило признаком сильного раздражения. Савельев не обратил внимания на этот тревожный симптом, а, возможно, что он просто не заметил его, поскольку сидел по правую руку от шефа.

– Завтра на одиннадцать часов у меня назначена встреча с судьей для согласования вопросов, касающихся моего участия в работе комиссии, и потому, при всем моем желании, я не смогу присутствовать на вашей лекции, Владислав Петрович. К огромному моему сожалению…

– Очень хорошо! – сказал шеф, нахмурившись пуще прежнего. – Мой коллега привлекает моего сотрудника к участию в судебном процессе, а я узнаю об этом случайно! Я считаю, что Ямрушкову следовало переговорить со мной, прежде чем приглашать моего сотрудника в свою комиссию. В конце концов, мы с ним в одном университете работаем, надо же проявлять тактичность… И вообще, зачем ему понадобились именно вы?

Вопрос прозвучал как откровенное оскорбление – ну какой из тебя эксперт? Данилов подумал о том, что профессору Ямрушкову явно нужен не профессионал, а конформист, условный Васин, который на все согласен. По этой части Савельеву не было равных. Если шеф скажет, что солнце восходит на севере, а садится на юге, Савельев не просто с этим согласится, но и придумает подходящее объяснение абсурдному утверждению.

– Дело, как я уже говорил, сложное, Владислав Петрович, – в голосе Савельева проявились елейно-заискивающие нотки. – Вопрос неоднозначный, потому и потребовалась повторная комиссионная экспертиза. Валентин Семеновичнабирает в комиссию тех, кому он полностью доверяет. Вы же знаете, как Валентину Семеновичу дорога его кристально чистая репутация…

– Репутация всем дорога! – хмыкнул шеф. – Мне тоже, к вашему сведению. И меня совершенно не радует, когда ко мне относятся пренебрежительно, словно к пустому месту. На всякий случай, а то вдруг кто забыл, напоминаю, что я пока что являюсь заведующим кафедрой анестезиологии и реаниматологии, на которой все вы имеете счастье работать! Поэтому извольте согласовывать со мной все ваши рабочие планы, в том числе и участие в сторонних комиссиях. Надеюсь на понимание.