Тридесятое царство

Она суетилась, а Светь ещё раз осмотрелся.

– Да – а, а на Островах люди не хворали, и трав никто не различал.

– Различали, да не для того. Ведь нити и холсты всегда красили. Вон у тебя на голове перевязь – знак буяра. Ваш старший Ярослав просил найти такую траву, чтоб давала самый стойкий и нежный купавный, алый цвет. Как ранняя заря. И я нашла. Простой дырец. Только варить надо особо.

– Ты знаешь Яра, моего дядю?

– Дядю?… А я сразу почувствовала что-то схожее меж вами. Да, Ярослав не раз заезжал к Гостомыслу. Брал целебные мази для ратников, расспрашивал дедуню о дороге на Юг…

Светислав был удивлён: ни слова не слышал он от Яра о его знакомстве с Лебедем – вещуном.

– Что же ты не ешь? – Радислава раздула огонь, прошептав привычное приветствие Семарглу, и, уложив принесённые юношей дрова, которые у старика лежали с обратной стороны сруба, подвесила медный котёл.

Светь снял всё оружие, достал из своей котомки полотенце и спустился по крутосклону. Умыться удобнее было у лодки. Он ещё раз с удовольствием оглядел озеро, улыбнулся от красоты и покоя и наклонился к воде.

У берега играли мальки, и тень человека испугала их. Светислав погладил воду. «Эх, неужели нам придётся ещё дальше уйти от Моря? Есть ли на Юге такие чистые озёра и реки?… Да и есть, так всё равно долго ещё будут эти Земли в наших сердцах. Вон старики – всё об Островах вспоминают, хотя семь десятков лет прошло, как покинули их».

Когда он воротился, у Радиславы уже бурлила вода в котле, в жилище старика был наведён женский порядок, а пучки трав перевешаны так, что не мешали ходить.

– Теперь съешь пирог и расскажи мне о берёже, о ваших городьбах и лютых асилках.

– Это долго. Утомишься слушать.

– Слушать – не велик труд. Гостомысл тоже так говорит: «Я могу поведать тебе многое, да ты, внучка, задремлешь». Когда я была детём, он рассказывал нам о Блаженных островах, чудесной Горе, на которую, будто бы, некоторые люди, угодные богами, поднимались даже при жизни, об Ирийском саде с небывалой красоты птицами красной, жёлтой и жаркой расцветки, с жилищами из золота и сверкающих каменьев вроде тех, что у нас лежат в святилищах. И мы, дети, засыпали, прислонившись к нему…

– От моего рассказа, скорее испортится сон… Однако ж, старики говорят, что в Подсолнечной всё повторяется. Тогда наши потомки вернутся на острова в конце второго месяца в седьмой год Сварога. Если Вещенье решит: переселяться, я уверен, что можно пройти через Земли Велеса. Уходят ведь западные племена сквозь бесконечные Леса Бармы на Юг и Юго – Запад.

– Асилков можно одолеть? Или заставить бояться?… Какие они вообще? Среди Лебедей говорят, что они – прислужники самого Велеса, высокие… в полторы сажени, сильные, как десяток медведей… – Они сильны, как пара медведей, на несколько вершков выше меня, но ниже нашего всадника, подчиняют себе всех зверей лесных, но те ненавидят асилков, ибо подчиняются страхом. Потому Лес можно обратить на свою сторону, против косматых. Когда я в Лесу, то по звукам, поведенью зверья и разным приметам знаю всё: есть ли опасность вблизи, откуда ожидать нападения. Многое подсказывает Холень. Асилков он чует за полверсты. Оружия нашего злыдни боятся, более всего – стрел. Когда мы ходили в Лесной поход, на наше становище нападали только ночью, но от огня и стрел бежали в большом смятении. А когда меня испытывали и посвящали в берёжи, я три дня и три ночи должен был провести в Лесу.

– И ты в одиночку бился с ними? – девушка поглядела так, что Светислав устыдился своего хвастовства.

– Нет, биться не пришлось. Требовалось не выходить из Лесу, уметь притаиться, видеть врага и оставаться невидимым. Так, поверишь ли, побывал у асилков на празднике.

– Они веселятся? Как мы?

– Асилки не звери. Хотя и не люди. Пять тысяч лет назад, когда боги вели войну за чародейную Мельню и Земля покрылась водой, те из племени великанов, которые жили у Пояса Рода, скрылись от наводнения в горные пещеры. Но гмуры, обитатели гор, воспротивились такому соседству, и начались стычки. Вода ушла, и великаны, которые теперь были много ниже прежних, заселили лес, и так появились рода асилков.

Я проходил посвящение во вторую Луну месяца лютеня, когда у них праздник прославления Велеса. Пробрался к их селению и затаился в старой листве большого дуба. Перун меня хранил. Недаром я принёс ему богатые жертвы перед испытанием. Вся берёжа особо почитает Перуна.

Асилки все – и старые, с седоватой шерстью, и дети – прыгали по кругу, хороводили совсем как мы, бросались в реку, обвешивались травами, обмазывались глиной, играли и шлёпали один другого. Этот род поселился у реки в вежах, дернушках, под навесьями. Потому меня не тревожили. Но в Лесу многие из них строят жилища на деревьях, в развилках. Они любят сидеть и качаться на ветках.

– Ты так и прятался на дубе три дня? – засмеялась Радислава. – Или не вытерпел и присоединился к их игрищам?

Смех девушки не уязвил Светя: был он не таким обидным, как там, на лугу, а сочувственным, даже с долей страха. Видно было, что ничего подобного она ещё не слышала.

– Нет, на игрищах я не бывал.

– Знаю. По вышивке на твоей рубашке. Тебе ещё десяток и девять лет.

– Уже два десятка. Вот приеду в селение и вышью новый знак. Нет, не вышью. Венцеслава, жена Яра, всегда мне на день рождения преподносит новую рубаху.

– Значит, ты уже не воротишься в городьбу. Может, женишься летом? – она сама смутилась своей шутке и поскорее спросила дальше. – И как вы там живёте маленькой ватагой? Скучаете, небось?

– На тоску нет времени. То дозор на лошади. Ведь от одной городьбы до другой – многие версты, и асилки могут выйти из Леса где – угодно. То таишься ночь в засаде. На отдыхе тоже забот хватает: оружие, одежду, обувь починить, частокол укрепить. Опять же стряпанье…

Радислава как раз пробовала свою похлёбку, зачерпнув из котла большой, видно, дедовой, ложкой с длинной, в виде лебединой шеи ручкой.

– Стряпня требует особой заботы и старания. В нашей семье у печи и огнища предводителями мой старший брат с женою… А как вы из буяров попадаете в ратники, в берёжу?

– Как попадаем – я уже тебе рассказал: через разные испытания и посвящения. А придумал такую охрану границы Леса мой дядя Ярослав. И началось это десяток и два года назад. Тебе известно, что, приплывя с Островов к Поясу Рода, наш народ сразу предложил установить границы заселения с гмурами и асилками? Старшие гмуров тогда сказали: «Равнина нам ненужная, а в горы не пустим». И всё. Однако ж они своим словам верны все годы. А вот асилки как раз наоборот: «Лес – наш, за Равнину откупайтесь животиной». Но ненасытность их с годами росла. Позднее начались захваты и даже убийства наших соплеменников. Лебеди, Журавли, Вороны присылали к нам своих ратников, но асилки быстро скрывались в Лесу и в схватки не вступали. Тогда Яр, которому было в две тысячи сто и четыре десятка восьмом году Купалы только два десятка и шесть лет, вышел на Большое вещенье племён и предложил родичам, как охранять селения от набегов. Теперь у нас четыре городьбы на границе. Да три у соседей Кречетов.

Каждая семья в свой черёд отпускает подростка в буяры. Их тоже придумал дядя. Два года буяры в учении: оружию, скачке, языку птиц и зверья, житью в городьбе, дозору и многому другому по необходимости. А в десяток и семь лет – испытание, трое суток в Лесу.

– А после – алая перевязь на лбу, перья Сокола не справа, как у всех, а на затылке, особый – кожаный – пояс, чтобы носить меч или булаву, – Радислава оглядывала пожитки юноши на стене. – Да ещё наузы против асилка, медведя, волка, росомахи, лесовика, рыси, моховика… Сколь их у тебя?

– Полтора десятка.

– Попрошу Гостомысла сотворить тебе один заговор – не оберёг от разных напастей, а на силу всесветную.

– Разве ж такие бывают?

– Если не было бы, родные не позволили бы мне ездить сюда за три десятка вёрст по безлюдью да одной.

– А Лебеди бывают в Прибрежье, у Моря? Не ради охоты на морского зверя, а по обычаю, по которому каждому надо хотя бы раз увидеть те берега?

– В прежние годы не только к берегу ходили, но и в Море на больших лодках, лишь бы немного приблизиться к недоступным теперь Островам. Но в природе многое изменилось. Студа. Другие ветра, каких раньше не бывало. Пронзительный, сбивающий с ног Паздерник мечется по Прибрежью, подобно голодному лесному зверю… Нет, буяр, Лебеди теперь не ходят к Морю. А Совы, которые поселились севернее нас, те уже третий год как распахивают Земли рядом с нашими, где прежде осенью и зимой паслась животина. На их пажитях в месяцы темень и сечень травы почти что нет. Гоняют коров – овец к реке Котугдани: племя Уток не препятствует… А ты, – встряхнулась Радислава от грусти, – бывал там?

– Три раза.

– В два десятка лет и уже три раза?

– Да, впервой с отцом в десяток лет.

– А вправду люди рассказывают, что Огни Сварога там намного ярче, что Море дышит, уходя и возвращаясь, а в озерах водятся такие большущие звери, как в Море?

– Вправду. И озёрный зверь куда опаснее здешних. Один – величиной как два жилища Гостомысла, с шеей в две сажени – выпрыгнул на берег и гнался за нами полверсты. Ни стрелы, ни копия его не брали. Только лошадьми и спаслись. Стыдно Соколам показывать врагу спину, да…

– Он не враг. Видать, Студа и сам поганый Вий, повелитель Подземья и Нави, мира мёртвых, родили таких чудищ.

– Все так и подумали: выродок Вия и Мары… Если Холод будет наступать, то и в этих озёрах заведутся дети чёрных богов.

Радислава вздрогнула и впервые в жизни с опаской поглядела на любимое озеро.

– Не допустите, боги. Что же нам тогда будет делать, как жить?

– А не страшиться. Вот наше племя боится Леса и ночного мрака. Но если примечать и постигать тайны природы, можно стать сильнее всех врагов и даже духов и чёрных богов. Я всегда знаю, что ожидает меня впереди. По ветру, по птицам…

– И что же шепчет тебе в этот миг Полуденник? – улыбнулась Радислава.