Оторвется каблук у ботинка,
станет тропка почти незаметной.
Кто-то крикнет – и сердце зайдется,
и луна растворится на небе.
Это лешему все неимется,
чтоб его разорвали медведи.
Кто-то в волосы вцепится сзади
и ударит тебя по затылку.
Ты очнешься в глубоком овраге
и совсем потеряешь тропинку.
А потом, наугад, по крапиве,
к водоему придешь небольшому.
Станут ноги как будто чужими
и потянут тебя к водяному.
И оближутся мутные воды.
И захлюпает в омуте жадно.
Кто-то, кажется, шел на болото?
Так иди, отвлекаться не надо.
И – бегом по засохшему лугу,
удаляясь от визга и брани…
Упадешь, поскользнувшись, на руку
и сгибаться она перестанет.
Как опомнишься возле болота,
там увидишь торчащие вешки.
Их оставил заботливый кто-то.
Ты по ним пробирайся, не мешкай.
Вешки кончатся, и, холодея,
ты погрузишься в черную жижу…
По колено, по пояс, по шею…
Не кричи – все равно не услышат.
Что-то твердое, круглое что-то,
под собою достанешь ногами –
это влип с головою в болото
тот, кто вешки проклятые ставил.
Подбородок завязнет в трясине
и, отбросив свое возмущенье,
до конца ослабев, обессилев,
у меня ты попросишь прощенья.
И тогда босиком, без дороги
я приду из тепла и уюта,
И прерву я экзамен жестокий,
все простив тебе в эти минуты.
На посту
Отважно и стойко встречаю весну,
подошвами в луже подолгу,
вторую неделю стою на посту
послушный солдатскому долгу.
Давно уж закончилась служба моя,
нелегкие будни солдата.
Женились мои боевые друзья,