распущенная иностранка,
ромашкой прикинулась,
перекрашенной в панка.
На ней, красотке,
для глаз липучке,
не о любви гадают -
о случке.
Здесь, на земле
по язычески нравственной,
свой сорняк
во сто крат лекарственней !
Боги шепнут, и сметет разом
эхом, нацеленным в сон разума,
краски бесстыдные, запахи вздорные,
всякие выпуклости беспризорные.
В нашей обители ортодоксальной
новое хуже чем грех повальный.
Эхинацея.
Эх и нация.
Верить не тем
и не тех бояться.
Неброской нитью
на холст равнины,
упав, не ныть
и не корчить мины,
в иглу вдеваться,
давясь от смеха.
Такая нация.
Такое эхо.
Решето
То, как плохо жили – забыто.
С нашей памятью-решетом
разведем еще паразитов
и забудем, как плохо живем.
Позитивы в заветном альбоме,
песня бодрая про запас.
Только, как мы ее не гоним,
наша грусть догоняет нас.
Виновато царапает струны
недолеченная тоска.
Надо ж быть условно разумным,
чтоб мозги в вине полоскать,
разбавляя снова и снова
эту горечь слова “вина”.
Надо ж быть разумным условно,
чтоб себя ни в чем никогда.
То ли “измами” дух отравлен,
то ли силам небес каюк -
обскакала лошадка Дарвин
Моисея на целый круг.