Русь великая, но делимая

Справка. Можно, конечно, сделать скидку на исторические условия, мораль и нравы тех времён, но всё же налицо изнасилование с убийством родителей, что и могло послужить препятствием для признания кн. Владимира святым для римо-католиков… В Греции и на Руси на эти «мелочи» внимания не обратили то ли по неосведомлённости, то ли по каким-то иным, продуманным, причинам. Впрочем, возможно, это особенности менталитета. С XIX века одной из любимых застольных песен русских людей является «Из-за острова на стрежень» (считается народной, хотя слова к ней написал Дмитрий Садовников), в основе сюжета которой – изнасилование с убийством пьяным разбойником Степаном Разиным взятой им в плен красавицы персидской княжны.

И если о вероисповедании прочих жён Владимира можно только догадываться, то с Рогнедой всё ясно: она в какой-то момент стала христианкой, а по некоторым сведениям к концу жизни и вовсе приняла постриг.

Выслав покушавшуюся на него Рогнеду (от смерти её спасло вмешательство малолетнего Изяслава, вставшего на защиту матери с мечом в руках), Владимир фактически положил начало династии Рюриковичей на территории, которую чуть позже назовут Белой Русью.

Основным формальным условием крещения великий князь поставил опять же «женский вопрос» – женитьбу на сестре императора Константина VIII Анне. Ради политических интересов и личных амбиций, сконцентрированных в идее породниться с Константинопольским императорским двором, Владимир якобы (по дипломатичному выражению многих источников) отказывается от всех своих жён и наложниц. Но возникает вопрос: «отказывается» – это как? Идите с Богом, куда хотите? А куда могли пойти эти женщины?..

По приведённому выше утверждению монаха Нестора, у крестителя Руси было 800 наложниц. Вряд ли Владимир был в состоянии выдать их замуж за своих приближённых, как предлагал в своё время Рогнеде. Скорее всего, бывших женщин князя ждала незавидная судьба. Выйти замуж наложнице без прямого приказа жениться, отданного великим князем какому-либо из своих подданных, было сложно. Сведений о наделении их имуществом у Нестора тоже нет…

Надо отдать должное политическому видению ситуации кн. Владимиром, пожертвовавшим судьбой своих жён и наложниц ради государственных интересов. Политика всегда была делом, крайне мало связанным с моралью и порядочностью.

Предложенная варягами структура построения социума оказалась как нельзя кстати. Жившие на обширных территориях восточнославянские племена не имели острой нужды в перемещениях на длинные дистанции, так как вполне довольствовались различными лесными промыслами, земледелием и теми видами скотоводства, которые не требовали кочевания. Поэтому сами они с ближайшим христианским центром Византией до тех пор не были знакомы по объективным причинам. В отличие от варягов, у них просто не было ни нужды, ни возможностей отправляться в дальние и рискованные путешествия, оставляя свои экономически привязанные к земле хозяйства. К тому же, имея в распоряжении практически неограниченные пространства, наследственные отношения среди славян решались не так жёстко, как на Скандинавском полуострове. У детей, не получивших наследство от отца (или получивших слишком мало), всегда была возможность занять другой участок земли где-то поблизости. Острого недостатка в земле не было, но всё это не исключало проблем внутренних раздоров на почве власти и собственности, к которым восточные славяне уже вплотную подошли в результате своего экономического развития, то есть уже «занесли ногу» в феодальные отношения.

Сложилась уникальная в истории ситуация – варяги-язычники взяли на себя функции западноевропейских миссионеров, обратив восточных славян в христианство не по римской схеме «снизу вверх», но наоборот, по византийскому образцу – от власть предержащих к простолюдинам, что, кстати, свело до минимума количество восточнославянских мучеников-христиан, роль которых выпала на долю не желавших креститься язычников. Христианских же мучеников, культ которых является неотъемлемой частью всех древних христианских традиций, на восточнославянских землях пришлось создавать едва ли не искусственно из среды тех же осевших на них варягов, но не славян в чистом виде.

См. жизнеописание первых святых мучеников Фёдора Варяга и его сына Иоанна, согласно дошедших до нас сведений, погибших не по религиозным мотивам, а по той причине, что отец отказался выдать своего сына для жертвоприношения (произошло это ещё до принятия христианства св. Владимиром, поэтому речь не идёт о каком-то гонении, но о частном случае). Единственным мотивом для того, чтобы считать св. Фёдора Варяга христианином, является то, что он достаточное время служил наёмным воином в Византии. Популярнейшие святые восточного христианского обряда (кроме Русской Православной Церкви, они почитаются в Болгарии, Сербии и украинскими греко-католиками) Борис и Глеб (сыновья варяга кн. Владимира и византийской принцессы Анны-«болгарыни» (по Нестору) из Византийской Македонской династии) погибли не за мужественное свидетельство своей веры в Христа, но по банальным причинам, связанным с наследованием власти и имущества (княжеств). Любопытно, что оба брата, покорно принявшие смерть (то есть безропотно подчинившиеся силе), стали почитаться святыми едва ли не сразу после кончины. А вот их брат Святослав Древлянский, попытавшийся бежать, но будучи настигнутым, оказал сопротивление, канонизирован не был… Возможно, это объясняется тем, что варягам, создававшим государственные образования «сверху» и использовавшим для этого восточную форму христианства как идеологическую основу, такой пример неподчинения был не очень удобен. Применяемый в отношении Бориса и Глеба синоним «страстотерпцы» никакой религиозной подоплёки не имеет. В их случае это просто насильственная смерть, принятая практически неосознанно и не по своей воле. Мученичество за веру в массовом виде появилось у восточных славян только в период после Революции 1917 года и особенно во время сталинских репрессий. Исключение составляют старообрядцы, но это совершенно иная история.

Очевидно, что для принятия новой религии и именно в византийском варианте у киевского князя-скандинава были и другие основания, о которых автор ПВЛ не упоминает. По сути, варяги выбрали греков, которые de facto и «сделали» их русами. Оснований для этого было достаточно. Приведём только некоторые из них:

1. Перед Владимиром стояла задача создания прочной социальной структуры – государства, необходимого ему для выживания лично и его соплеменников на восточнославянских землях. Для объединения под своей властью приобретённых подданных нужна была некая объединяющая идея, без которой длительное существование централизованного государства практически невозможно.

2. Скандинавы, передвигавшиеся по пути «из варяг в греки», оценили и приняли христианство византийского, а не латинского обряда, среди прочего по той причине, что с западными христианами они изначально враждовали, а в Константинополь пришли в качестве торговых людей и наёмников, часто исполнявших функции личной гвардии не только высших сановников, но и императоров, то есть получили прекрасную возможность в спокойной обстановке познакомиться с новой религией, на базе которой существовало могущественное Византийское государство.

Справка. Отряды наёмников-скандинавов так часто использовались византийскими императорами в качестве личной гвардии, что для их командира придуман специальный титул – «??????????» (аколутбос). О статусе аколутбоса можно судить по тому, что, в отличие от прочих сановников, он мог находиться в присутствии императора с луком или каким-либо другим видом оружия. Гвардейцы во главе со своим командиром сопровождали императора во время появлений на публике, в том числе и во время больших религиозных праздников, во время боевых действий и даже выполняли деликатные дипломатические поручения. – См.: «Fontes Historiae Daco-Romanae III. Scriptores Bizantini saec. XI – XIV», Institutum studiorum Europae Meridionalis-orientalis, Bucharest MCMLXXV, p. 25; Sigf?s Bl?ndal «The Varangians of Bzantium» (chap. «Haraldr Sigur?arson»), Cambridge University Press, New York, 1981. С. 63.

3. В геополитическом смысле Византия была намного более притягательна для молодого Киевского государства, чем «латинская» Священная Римская империя, даже не имевшая с ним общей границы. Кроме того, последняя в этот период уступала Византии в культурном и экономическом развитии. Западная Европа, объединённая в идеологическом смысле латинским обрядом, в тот период, неудачно обозначенный термином «средние века», явно проигрывала великолепию и изысканности Византийской Церкви.

4. Нельзя забывать о моральном разложении тогдашней элиты Римской Церкви. В конце IX – начале X веков на папском престоле царила полнейшая неразбериха: папы сменяли один другого с удивительной быстротой, иногда задерживаясь на нём всего на несколько месяцев или даже недель. Моральный облик большинства пап того времени заставлял желать лучшего. Не стоит забывать, что, когда послы князя Владимира выбирали подходящую религию, ещё свежи были воспоминания о фактически правящей Папским (Церковным) государством сожительнице Сергия III (870—911 гг.) veneris exercitio et scortum impudens[53 - «Устройство для половых упражнений» и «бесстыдная блудница» – эти термины употребил в отношении названных дам Лиутпранд Кремонский (цит. по: Enza Colonna «Le poesie di Liutprando», Edipuglia, 1996. С.144).] Теодоре (870—916 гг.) и её дочери Марии (Mariozza, Marozia, 892—955 гг.), любовнице того же папы, от которого, по словам Лиутпранда Кремонского, у неё родился будущий Папа Иоанн XI (910—935 гг.); сохранились и воспоминания о «Трупном синоде» («Synodus horrenda») 897 года, с последствиями которого так или иначе пришлось разбираться нескольким папам первой половины Х века.

5. Византийский двор в это время также не был примером высокой морали, но в одном он, безусловно, был предпочтительнее для князя Владимира, стремившегося создать собственное единое государство. Церковная власть в Восточной Римской империи, начало которой было фактически положено императором Константином, по традиции находилась в социальной иерархии на ступеньку ниже светской власти. Поэтому установление изначально зависимой от константинопольской иерархии церковной структуры было более привлекательным для кн. Владимира, нежели создание Церкви, верховная власть которой принадлежит главе хоть и далёкого, но полноценного государства – Папской области (основана в 752 году). Кроме того, создать самостоятельную структуру такого рода князь-скандинав не мог по многим причинам, поэтому и пошёл на осознанный шаг: взял готовую, проверенную временем и вполне устраивающую его систему.

Глава 5. Русь, какая ты?

О происхождении термина «русь» существует достаточно много гипотез, часто противоречащих друг другу. Свои предположения по этому вопросу высказывали западноевропейские, русские, норманнские, византийские, арабские, осетинские авторы. Все они спорны и наравне с логичными аргументами содержат много взаимоисключающей информации. Это вполне объяснимо, потому что на протяжении столетий термин «русь» не только изменялся по сути, то есть в силу объективных и субъективных причин, но менялась и его смысловая нагрузка, формируя устойчивые коллективные ассоциации. Нередко термин «русь» был предметом многочисленных политических спекуляций, что давало повод к различным толкованиям, путаному употреблению этого слова и приводило в замешательство не только современников, но и следующие поколения исследователей и представителей широких социальных групп. Поэтому термин «русь» не может толковаться в каком-то одном неизменном виде, но надлежит воспринимать его с учётом лингвистических, временных, политических, исторических, географических и прочих нюансов.

Многочисленные путешественники, оставившие свои воспоминания о пребывании на землях, заселённых преимущественно восточными славянами и ассимилированными с балтскими племенами, чаще употребляли название «Русь» («Ru (o) ssia»), огулом обозначая им практически все земли, лежащие на востоке и юго-востоке Европы. Более конкретное деление Руси на составные части в сохранившихся описаниях встречается редко, что отчасти можно объяснить почти непрерывным изменением границ. Прежде всего это касается границ Великого княжества Литовского (Литовская Русь, Литва, Litva, Lithuania, Lituania pars, Alba Russia) и Московского государства (Moscovia, Moscovia pars, Regnum Moscovitorum).

Русь Московская

Особую путаницу вызывала идентификация Руси как таковой и Руси московской. Многие европейские авторы XV – XVII столетий (период активного употребления термина «Русь» с уточняющими прилагательными, применявшимися для географического и политического обозначения той или иной территории) довольно чётко разделяли понятия «Русь» и «Московия». Как правило, Московское царство они называют «Moscovia», но в отношении различных касающихся его тем зачастую прибегают к латинскому прилагательному «russian» («русский»). Под такими понятиями, как «русский язык», «русские традиции», «русские люди» и так далее могли подразумеваться понятия, имевшие отношение как к восточным славянам вообще, так и к жителям отдельно взятых Литовской Руси или Московской Руси в частности. Это вносило и вносит немалую путаницу в определение границ как Руси в широком смысле (территория проживания всех восточных славян), так и в определении её составляющих, часто не только независимых друг от друга, но и враждовавших между собой. Пожалуй, основную роль в этом смешении понятий (контаминации) сыграла амбициозность различных правителей, именовавших себя властителями «всея Руси». Выдавая желаемое за действительное, благодаря политикам, историкам, а позднее журналистам и прочей публике, влияющей на формирование стереотипов, понятие «Русь» стало ассоциироваться почти исключительно с землями, подвластными государству с центром в Москве.

Во времена правления Алексея Михайловича Тишайшего вошли в обиход ещё два обозначения Руси – «Православная» и «Святая». Оба эти названия косвенно связаны с изменениями политического характера. В немалой степени этому способствовала попытка объединить Восточную и Западную Церкви на Флорентийском соборе (1438—1439 гг.), проведённом под знаком надвигавшейся угрозы со стороны Османской империи. Договориться не удалось. Выступавший за объединение на условиях Запада московский митрополит, грек Исидор[54 - Исидор, (1380-е—1463 гг., Рим) – митрополит Киевский и всея Руси (1436—1458 гг.), местоблюститель апостольского престола патриарха Антиохийского Дорофея (1439 г.), легат Папы Евгения IV для Польши, ВКЛ и Ливонии (с 1439 г.), кардинал-пресвитер (с 18 декабря 1439) с титулом римского храма Святых Марцеллина и Пьетро (1440 г.), камерленго Священной Коллегии кардиналов (1450—1451 гг.), кардинал-епископ Сабины (1451 г.), Апостольский администратор епархии Червиа (1451—1455 гг.), легат Папы Николая V в Константинополе (1452 г.), архиепископ Никосии (1456—1463 гг.), апостольский администратор архиепархии Корфу с 1458 по 1459 год, титулярный патриарх Константинопольский (1458—1463 гг.), декан Священной Коллегии кардиналов (1461—1463 гг.), гуманист, богослов, участник Ферраро-Флорентийского собора. Активный сторонник унии с Римской Католической Церковью. После возвращения в Москву был посажен в Чудов монастырь, бежал (скорее всего, не без участия Василия II) в ВКЛ, а оттуда в Рим. Участвовал в обороне Константинополя от турок. Был взят в плен, но не казнён, т.к. султану Мехмеду II предъявили труп другого человека в кардинальском облачении. Бежал в Грецию, а оттуда в Рим, где и продолжил свою деятельность в качестве высокопоставленного церковного сановника. Переписывался и встречался лично со многими выдающимися учёными его времени. Деятельность Исидора, поддерживавшего идею объединения Церквей, была основным поводом для провозглашения в 1448 году автокефалии Московской митрополии.], оказался персоной нон грата, но впервые поднятые при нём проблемы остались. Вторым поводом для возвеличения Московского княжества в собственных глазах стал захват Константинополя (Царьграда) турками-османами (1453 г.).

В Великом княжестве Московском, параллельно с процессом освобождения от монголо-татар, выработалось неприязненное и даже высокомерное отношение к грекам, всё более нараставшее после падения Константинополя. Попавшие в зависимость от турецких властей (для большинства жителей недавно освободившейся от кочевников Московии турки мало чем отличались от монголо-татар) греческие священники самого разного уровня зачастили в Москву за «материальной помощью», что также не способствовало уважительному отношению к ним. Многочисленные попытки византийцев вразумить своих «младших братьев во Христе» различными способами – от увещевательных до кардинальных – усугубляли дело. Еще в 1649 г. побывавший в Москве Патриарх Иерусалимский Паисий обратил внимание на некоторые «нововведения» в Московской Церкви. К мнению авторитетного предстоятеля древней Церкви прислушались и отправили с ним иеромонаха Арсения Суханова[55 - Иеромонах Арсений (в миру Антон Путилович Суханов, 1600—1668 гг.) – церковный и государственный деятель, дипломат, церковный писатель-полемист, иеромонах, распорядитель московского Богоявленского монастыря, келарь Троице-Сергиева монастыря. Совершил несколько путешествий на Восток. Был специально направлен для приобретения древних церковных книг и рукописей (только на Афоне приобрёл более 500 экз.) с целью сравнения и исправления используемых Московской Церковью литургических и богословских книг. Автор рассуждений «Прения с греками о вере».] для изучения восточных обрядов. Спустя два года в Москве побывал митрополит Назаретский Гавриил и тоже указал на отличие обрядов Московской Церкви от Византийской. Через год то же сделал и патриарх Константинопольский Афанасий. Но эти замечания приехавших за деньгами иерархов можно отнести к разряду увещевательных советов. Иначе поступили афонские монахи: увидев в 1652 году церковные печатные книги из Московского княжества, они тотчас же сожгли их, признав еретическими.

Недоверительные отношения сложились у подданных московского государя и с единоверцами из ВКЛ. После заключения Брестской унии (1596 г.), в результате которой верующие Киевской и Литовской Руси, сохранив восточный обряд, перешли под юрисдикцию Римской Церкви, стали считаться схизматиками, отколовшимися от истоков своего вероисповедания. По этим и многим другим причинам греческие иерархи и ученые-богословы из ВКЛ, прежде всего из Киево-могилянской духовной академии, воспринимались как еретики.

Справка. С моральной точки зрения, это облегчало ведение беспрерывных войн с ними. Во время одной из этих войн, по понятным причинам называвшейся дореволюционными и советскими историками Русско-польской, развернутой Алексеем Михайловичем Тишайшим в 1654—1667 гг. на территории современной Беларуси и частично Украины (до Речи Посполитой московские войска не дошли, так как были остановлены под д. Полонка (совр. Барановичский р-н), от оружия, голода и болезней погибло более 40 процентов населения Литовской Руси.

Общее отношение к церковным проблемам середины XVII века выразил житель Великого княжества Московского, непосредственный участник событий, уже упоминавшийся иеромонах Арсений Суханов:

«И папа не глава Церкви, и греки не источник, а если и были источником, то ныне он пересох»; «вы и сами (греки) страдаете от жажды, как же вам напоять весь свет из своего источника?»

В обществе и литературе Московского княжества появилась и пустила глубокие корни мысль о перемещении центра восточного христианства в Москову, столицу единственного свободного и сильного восточно-христианского государства. Так в своё время появилась концепция «Москва — Третий Рим» (автор — старец псковского Елеазарова монастыря монах Филофей). Катализатором подобных идей послужила реформа, пожалуй, самого образованного из московских патриархов Никона, понимавшего, что во вверенной ему Церкви давно назрела необходимость исправления богослужебных книг. Попытки привести их в соответствие с византийскими оригиналами предпринимались и ранее, но успеха не имели по той причине, что образованных людей, знавших литургику, богословие и владеющих одновременно церковнославянским и греческим языками, попросту не было. Вот что сообщает об этом почти за век до реформы Никона опытный дипломат иезуит Антонио Поссевино (Antonio Possevino, Possevin), о поездке которого в Москву речь пойдёт ниже:

«Таким образом, раз они (жители Московии. – Прим. автора) знают только русский язык (здесь и далее в цитате язык ВКЛ. – Прим. автора), а греческий язык им недоступен, то нет никакой пользы от свода Флорентийского собора, изданного на греческом языке, который я передал в крепости Старице на реке Волге от имени Вашего Святейшества этому государю в присутствии многочисленного собрания приближенных. Там нет никого, кто понимал бы этот язык, если не считать того, о чем нам сообщили: в прошлом году из Византии прибыли некие греки, которые по поручению государя учат какого-то московита, чтобы тот взял на себя труд переводчика на этот язык. Но я думаю, что это скорее тот испорченный язык, на котором говорят нынешние греки, а не древний или тот, на котором отцы церкви писали книги и своды. Поэтому даже сама булла, или так называемый диплом, о единении, составленная Евгением IV и переданная нам в оригинале светлейшим кардиналом Сан-Северино, не могла быть полезна, хотя она была написана по-латыни, по-гречески и по-русски.

Ведь переводчик этого «Диплома» на славянский язык не знал особенностей русского языка, но составил какую-то смесь из боснийского и хорватского языков. Это заметили те, кого я привез с собой из русских земель (ВКЛ. – Прим. автора), находящихся под властью польского короля, и из Австрии. Они же позаботились, чтобы и самый «Диплом», и символ веры, изданный Пием IV, были переведены на современный русский язык. Я намереваюсь показать всё это в королевском лагере, куда тороплюсь, более сведущим людям и как можно скорее издать в Вильне. Таким путем это с божьей помощью сможет дойти до той части Руси, которая принадлежит польскому королю, и до той, что принадлежит великому князю московскому».

Помимо языковых проблем, грекам и прочим иноземцам, указывавшим на многочисленные ошибки, допущенные на протяжении веков по неграмотности, не доверяли априори. Вступать с ними в богословские дискуссии в Московском княжестве было некому. Поэтому в ответ на их замечания о несоответствиях обрядов (прежде всего «двоеперстие», «сугубое аллилуйя», «посолонь») противопоставлялся такой серьёзный аргумент, как «предки наши молились так и спаслись. И мы от веры их не отойдём».

Большую часть этих несоответствий исправили, но далеко не все, так как многие из них укоренились на восточнославянской почве и исправлению не подлежали по названным и прочим серьёзным причинам. С чем пришлось столкнуться грамотным грекам можно представить по такому вопиющему примеру отхода от канонического евангельского текста, как двунадесятый (!) важнейший праздник «Вербное воскресение».

Справка. В Евангелии от Иоанна, наиболее древнего, составленного, как принято считать, любимым учеником Христа, ясно написано, что, встречая Христа, люди «взяли пальмовые ветви» (Ин 12,13). Это перекликается с идеей, выраженной в «Откровении Иоанна Богослова», где упоминаются люди в белых одеждах с «пальмовыми ветвями в руках» (Откр.7, 9). В обоих случаях речь идёт о даруемой Господом свободе и пальме как её символе. Евангелие это утверждено (что подразумевает категорическое запрещение вносить изменения!) на Никейском соборе (325 год) при активнейшем участии самого почитаемого на Руси святого – Николы Угодника. Праздник входа Иисуса в Иерусалим упоминается ещё в IV столетии Амвросием Медиоланским и одним из самых активных борцов с ересями (чит. «отклонениями от утверждённых Церковью канонов и традиций») Епифанием Кипрским. На Западе он был официально введён только к VII веке, а на Востоке, скорее всего, много раньше, то есть во времена, когда славяне даже не слышали о христианстве. Поэтому Русская Церковь получила его уже в «комплекте» праздников от греков вместе с крещением, но почему-то переименовала в «Цветоносную неделю» (литургическое название) или «Вербное воскресенье