Горпына

– За это не волнуйся. Все заготовим, чего нет.

– Я так понимаю, что в одиночестве время коротать не буду…

– Я буду к тебе приходить, а на месте помощница моя живет с мужем. Дети у них.

– И не боятся одни в глухомани жить?

– Да не лесных жителей надо бояться, а людей с недобрыми мыслями. Тебе ли не знать.

Я только лишь вздохнул, вспоминая былое.

– Остап с тобой хочет остаться.

– У него семья, дети. Пусть к ним отправляется, с ними и зимует в Чигирине.

– Он на этот случай вариант подготовил. Будет за тобой Стас приглядывать. Он не женат. Вместе время коротать будете, да и Варваре поможете с Николаем…

– Что именно? – спросил я, понимая, что неспроста Горпына об этом разговор завела.

– На месте и разберётесь, – ушла от прямого ответа Горпына.

Я же тогда решил беседу на другую тему перевести, которая меня все больше интересовала:

– Тут Якуб мне о себе и о тебе кое-что начал рассказывать, но замолчал. Он сказал, что ты, когда вернешься, если настроение будет, то мне кое-что сообщишь о себе и о жизни своей…

– А что ты хочешь услышать? Жили, как получалось и как могли. Встретились, правда, не так, как обычно, но потом друг другу понравились.

– Скрываешь ты от меня правду. Я слушать умею.

Горпына усмехнулась.

– Батька, у тебя что ни год, то история. Мою, зачем выслушать хочешь?

– Так то казацкие истории, а то – казачки. Дед у тебя ведь характерником был.

Горпына замолчала, а потом усмехнулась. Расскажу я тебе, пожалуй, кое-что о себе, но взамен лечиться будешь. Договорились?

Я кивнул.

– Что ж, тогда начинай. Трава настоялась. Чашка перед тобой. Пей.

Я не торопясь взялся за горшочек, налил его содержимое в чашку, а потом расположил над ним руку ладонью вниз. Какое-то время я готовил себе зелье, а потом, когда увидел, что необходимая энергетическая работа завершена, сказал:

– Чуть остынет и выпью.

– Как травушки отведаешь, так рассказ и начну, а пока помолчим…

На какое-то время установилась тишина, которую нарушила Горпына, слегка хмурясь:

– Лекарь и травник ты знатный, как вижу. Скажи, какие травы в настое использованы?

– Девять я знаю, а три не из здешних мест. По энергиям и запаху могу сказать, что из горной местности травы, не из Крыма, скорее всего из Карпат. Эти три травки даже для тамошних мест ценные. Надо места знать, где они растут.

– В корень зришь, батька. Три травы из Карпат. Марена, помощница моя, в прошлом году вместе с мужем за ними ходила. А трав в настое всего двенадцать укрепляют они тело, обеспечивают циркуляцию крови и энергии, отходные компоненты и грязь из организма выводя. И сколько, батька, тебе их пить?

– Лучше дважды в день утром и вечером по числу трав.

– Верно. Двенадцать дней подряд пьешь, а потом столько же перерыв делаешь. Должно легче стать. Силушки наберешься за это время. Правда, для этого надо посмотреть, насколько кувшины сил жизненных энергий у тебя полны, как энергия эта распределяется по энергетической системе. Вижу я, что подтекают твои кувшины, сочится из них энергия. Надо сделать так, чтобы не было такого, иначе травы не помогут…

– Все ты знаешь.

– Сам ты не просмотришь, как следует, что на самом деле с тобой творится. Закрыто это от тебя. Маги против тебя работали. Я же вижу, что не в порядке. Захочешь, тебе скажу, а ты сам после этого думать будешь, что делать. Согласен?

Я кивнул. Горпына слегка прикрыла глаза и сразу же мне выдала, что и по чем. Я слушал ее и понимал: положение мое хуже, чем я думал. Замолчала Горпына, на меня посмотрела оценивающе, как я воспринял то, что услышал, а потом усмехнулась.

– Даже и не пошевелился. Я ведь тебе почти что смертный приговор огласила. С такими повреждениями долго не живут.

– Если не знают, что делать, – дополнил я Горпыну. – Жизнь мне мила. Уходить пока не собираюсь. Да и что вслед за тем, как тонкие оболочки и сознание покинут тело? В лучшем случае энергетическая капсула. Там энергии личности и оболочек какое-то время еще могут существовать. Дух же пойдет воплощаться дальше. А следующие воплощения, насколько я знаю и вижу, точно не будут лучше, чем нынешнее. Свет сознания в них будет еще меньше проявлен, а дух еще больше уязвлен.

– Ты орий?

– Считается, что да, но на самом деле орий – только слово. У меня нет соответствующих наработок.

– Прибедняешься ты. Воплощения прошлые видел свои?

Я кивнул.

– Не все, конечно. Видел и среди ариев, и среди атлантов.

– Головушка, как я посмотрю, стойко восприняла видения.

– Пока вроде с ума не сошел и не собираюсь.

Сказав эти слова, я обратил внимание на чашку. Пил травный настой я не спеша и маленькими глотками, поглядывая на Горпыну. Она смотрела мимо меня, а как только я осушил чашку до дна, усмехнулась, вздохнула, вспоминая, видимо, что-то давнее, а потом повела рассказ, озаряя взором сознания недавнее прошлое.

Замуж я рано вышла, едва только восемнадцать исполнилось. В Черкассах тогда жила, да не одна. Муж казаком был. Молодой парень, всего двадцать три года ему тогда было. Ребенок у меня был от него. Маруш парень был сильный и умелый, красивый, конечно, статный и высокий. Другие женщины на него частенько заглядывались. Все умел, а что не умел, тому быстро учился. Жили мы с ним душа в душу два года. Мне двадцать лет исполнилось, а казак ушел в поход и не вернулся. Год прошел, у меня ребенок на руках, а любимого все нет. Я уже тогда знала, что случилась с Марушем беда.

Сон мне как-то приснился. Во сне этом я увидела поле боя, на котором лежали тела погибших. Сеча лютая была и не в здешних краях. Летал над полем сокол, взор свой вниз устремляя, как будто что-то высматривал. Недобрый, темный был его взор, как будто искал кого-то среди полегших воинов. Опустился потом сокол на землю и подошел к одному из погибших. Я вначале не разобрала, кто лежит, а потом увидела, что это Маруш. Сокол на него взошел, клюнул один раз в висок, а потом улетел. Я проснулась тогда в холодном поту. Все мне было понятно. Погиб Маруш, но я не верила в это, плакала поначалу, а потом поняла, что слезами делу не поможешь. С конца лета к зиме начала готовиться. Мне бы помогли знакомые да родичи, но все равно, один годок можно было так прожить, а там надо было что-то думать. Как без мужчины? А никак, к тому же с ребенком на руках вдвойне тяжело.

Настроилась я на жизнь трудную и тяжелую. Надо было перезимовать. Можно было, конечно, к родственникам податься в Киев или в Белую Церковь, но я решила пока в Черкассах остаться. Здесь мне нравилось. Сюда меня Маруш привел, как только я за него замуж вышла. Дом он сам с товарищами построил. Жить было где. Вот я и осталась, как думала, на зиму, но вышло дело не так, как я ожидала.

После первых холодов, когда листва начала уже желтеть, а буйные ветры приносить прохладу, гость явился ко мне в дом. Я поначалу и не поняла, кто пришел. Мужчина, которого я встретила, был уже в годах, но годы не старили его. Был он подтянут, может, несколько сухощав, но сила жизни была проявлена в нем больше, чем во многих молодых. На меня из-под густых бровей смотрели живые и добрые глаза. Мне тогда казалось, что мужчина, дедом его у меня язык не поворачивался назвать, видит все, даже то, о чем я и понятия не имела. Чувство, возникшее у меня тогда, было мгновенным. Я, глядя на слегка запыленного мужчину в жупане, подпоясанного, словно шляхтич, широким поясом, внезапно узнала родича.

– Дедушка, ты что ли?

– Я внучка, а кто же еще может к тебе прийти?

Под казацкими усами появилась и сразу же скрылась усмешка, свидетельствующая о доброте души и сердечности. Деда я давно не видела. Не жил он с родителями, казаковал смолоду, предводителем казацких отрядов был, говорили, что погиб, но слухи иной раз действительности и близко не соответствуют. Так и в моем случае было.