Государево дело

Усевшись в углу, вошедшие заказали по кружке пива и рульку с квашеной капустой и зеленью. Ну и две краюшки хлеба, конечно.

– Коечто вам надлежит знать, – одноглазый машинально постучал по столу кусочком хлеба.

А ведь он – моряк, спрятал усмешку Никита Петрович. В условиях дальних плаваний в сухарях частенько заводятся черви – вот моряки их и выстукивают. Как вот этот сейчас…

Посланец и говорил, как моряк – быстро, короткими рублеными фразами.

– В Швецию везут золото. Недавно пришло три пинаса! Много золота. А еще – слоновую кость и черных рабов!

– Африка? – тут же догадался Бутурлин. – Фактории начинают приносить плоды…

Чтото слышал уже об Африке… о Шведской Африканской компании и некоем господине Карлове… нет – Карлоффе…

– Африка, – одноглазый согласно кивнул. – Все это надобно пресечь – и быстро. Так приказал государь!

– Сам государь!

– Да, – тонкие губы посланца искривились в мимолетной улыбке. – А еще сказал – шиш с маслом шведы получат, а не золото и рабов!

– Шиш с маслом! – хохотнул капитан. – Ишь как!

– Да, так! И это важное дело государь поручил вам, Никита Петрович, – хлебнув пива, собеседник понизил голос. – Вам нужно быть в Африке. Где шведы. И – как можно быстрей. Что делать – понимаете?

– Понимаю… – Бутурлин задумчиво кивнул и качнул головою. – Только пока не понимаю – как?

Простившись с посланником, Никита Петрович отправился домой – думать. В принципе, «Глюкштадт» дошел бы до Африки запросто… Вот только хватит ли одного корабля? Приказано действовать быстро, а снарядить еще парочку судов – и, главное, набрать команду – дело весьма муторное. Да и шведы, наверняка, прознают – их шпионами весь Копенгаген кишмя кишит! Прознают, устроят засаду в какомнибудь проливе… Нет, на первое время достаточно будет одного «Глюкштадта» – корабль на хорошем ходу и пушек хватает, да и команда проверенная – головорезы один к одному. И отправиться можно хоть завтра – к рейдам капера шведские соглядатаи уже привыкли, увидят, что корабль ушел… а куда? Эзель, Готланд… Или даже в Рижский залив – ошиваться недалеко от Риги! Вряд ли они смогут прознать про Африку, вряд ли… Потом – очень может быть – ктото из высокопоставленных лиц и проговорится – а без их соизволенья никак! Однако главное, чтобы тихо было сейчас, чтобы спокойно пройти проливы…

А раз так, значит – что? Правильно, надо скрыть подготовку к дальнему морскому походу! А как скроешьто? Африка не Эзель, не Рижский залив – припасов потребуется немало… Вино, бренди, солонина, твердый – гвозди можно заколачивать – сыр, лимоны от цинги, сухари, крупы, вяленая рыба, сушеные фрукты и прочее, и прочее, и прочее! И это все – в очень даже приличных количествах! От чужих глаз не скроешь. Интенданты, купцы, складские – в порту каждая собака знать будет. Можно, конечно, пустить слух, что, мол – в Америку… Может, и поверят… Только перепроверят – обязательно! Уже специально будут выспрашивать – на самом верху…

И что ж тогда делатьто? Как скрыть? Пройти бы проливы… А там – не догонит никто!

Флот у шведов силен… Но ведь и датский не хуже! Выставить на защиту несколько двух, трехдечных судов с множеством пушек – запросто! Однако, тут уж тогда совсем никаких секретов не останется. И шведы вполне могут к африканским берегам небольшую эскадру отправить. А оно надо?

Так, черт возьми, что же делатьто? Как всю подготовку скрыть?

Усевшись на ложе, Бутурлин обхватил голову руками. Как скрыть? Как сохранить тайну? Вот ведь – задача… Еще и про команду не забыть – морячки потрепать языками любят! Обязательно проговорятся в тавернах, прихвастнут.

Можно, конечно, и приказать, чтоб молчали. Однако – выполнят ли приказ? Не по злой воле болтать будут, а так, по глупости.

Несмотря на еще молодой возраст, Никита Петрович был человеком опытным и неплохо знал людей. А потому, поразмыслив, пришел к выводу, что пытаться сохранить тайну при снаряжении судна в дальний поход – дело бесполезное. Слишком уж много в него вовлечено посторонних. Да и на своихто, честно сказать, надежда слабая. Не так уж и давно Бутурлин командовал «Глюкштадтом», хоть и успел себя зарекомендовать, тем более – перед собственнойто командой!

Что же, пока не получается ничего придумать… Так и оставить эту мысль до вечера или вообще до завтра – пусть вызреет. Пока же не худо было бы поговорить со знающими людьми – хотя бы с тем же маркизом – по поводу шведских факторий в Африке. Хоть какоето представление иметь.

И – Карлофф! Да – Карлофф! Чувствовал Никита Петрович – сей обиженный господин может оказаться весьма полезен.

Сведения о шведской Африке, Карлофф… Где все это взять? Правильно – все там же, на ассамблее у красотки ДагмарыФедерики Линнстад! У нее ведь каждый день ассамблеи – средства позволяют – вот и сегодня наверняка ктонибудь ошиваться будет. Но сперва надобно переговорить об Африке со старым маркизом.

В нетерпении Никита Петрович – риттер Николаус ван Хеллен – явился в особняк загодя, когда все еще отсыпались, и даже слугапривратник выглядел заспанным.

– Госпожа маркиза еще только встала… Прошу вас немного обождать в зале, мой господин. Трубку? Бренди? Шнапс?

– Неси, пожалуй, яблочную… Да! И доложи обо мне маркизу!

– Никак не смогу доложить, херр Хеллен! – старый слуга обескураженно развел руками. – Господин маркиз нынче еще при дворе и, верно, вернется поздно. Прощу вас, проходите…

Ведомый слугой, молодой человек поднялся по беломраморной лестнице в малую залу, светлую, с большими окнами и светлозелеными стенами, украшенными позолоченною лепниною. Всякие там амурыпсихеи, узорыорнаменты… В простенках висели картины в богатых золоченых рамах. Не особо большие – как раз для дома – но очень красивые, Бутурлину нравились. Подобные висели и в шведском Ниене, и даже в родном для Никиты Петровича Тихвинском посаде, в домах богатых купцов, связанных с иностранной торговлей. У толмачей даже имелись, у лоцманов… Ну, а что – красиво! Жаль, на Руси таких не писали, почемуто както было не принято.

Эти вот фрукты, посуда, дичь назывались «натюрморты», что пофранцузски значило – «мертвая натура» или както так. Поля же, леса и все такое прочее именовались тоже пофранцузски – пейзажами. Пейзажи Бутурлину нравились больше всего, особенно вот этот вот – с мельницами. Ну, это ж надо так нарисовать, чтобы как в натуре все! Поистине, сие возможно лишь с соизволения Божьего…

А парсуны – портреты – тоже неплохи! На Русиматушке с недавних пор тоже так пишут. Правда, те на иконы больше похожи, эти же – как живые! Вот важный господин в шляпе, а вот – разбитная девица с распущенными волосами… Ишь, смотрит прямо в глаза, коровища… и улыбка такая… распутная улыбкато, разбитная, прямо как у недавней знакомой – Кристинки… Кристинка… Ишь, одноглазогото ее человек показал – зеленщик! А с чего бы это она вдруг решила помочь? И с чего бы зеленщику про него, Никиту, рассказала? Зачем? Хм… странно, непонятно… и – требует отдельного размышления! Да, да – все непонятное должно быть объяснено! Он ведь ей, Кристинкето, никто. Просто добрый человек, как она почемуто решила…

– Нравится, мой дорогой Николаус?

Засмотревшись, Бутурлин и не заметил, как подошла маркиза.

Оглянулся, кивнул:

– Нравится – да. Даже вот, тебя, душа моя, не заметил.

– Эту девицу написал Хальс. А те мельницы – ван Рейсдал. Оба голландцы. У них там, в Голландии, почти каждый – художник!

– Божье соизволенье!

– Вот, тото же! Ну, пошли… вина выпьем… Ах, дражайший друг мой, как же я рада тебя видеть! А муженекто мой нынче явится поздно…

Намек был более чем прозрачен. А как прелестно выглядела сама хозяйка особняка! Как ей шло это голубое платье с рюшами и большим отложным воротником, как блестели жемчуга и бриллианты… и глаза, кстати, тоже… Ах, эти глаза…

– Идемте же скорей в кабинет! Там самые лучшие картины. И весьма недешевые, смею заверить.

Сказав так, маркиза тут же отпустила слугу и, поднявшись в кабинет, с порога наградила гостя самым горячим поцелуем!

– Ах, Николаус… Наконецто мы одни…

– У тебя слуг полный дом…

– Ха! Слуги… Когда это мешало? Тем более, они знают, что я всем хвастаюсь картинами и приглашаю в кабинет очень многих… Все, как обычно, все как всегда…

Все, как всегда…

Миг – и жеманная красотка маркиза очутилась в крепких объятьях Никиты! Того и ждала и даже можно сказать – жаждала! Впрочем, и Бутурлин был отнюдь не прочь… Какая она тоненькая… эта шейка, талия… стан… На Руси бы сказали – уродка, ну а тут – всем красоткам красотка! Ишь ты, как складно сложилосьто! Не хуже, чем картины у голландцев.

– Ах, какой ты страстный, Ник! Настоящий пират! Ээй, осторожней, не порви воротник… И тут вот – шнурочки… развязывай, развязывай…

В кабинете стояло небольшое – со спинкою – ложе. Называлось на турецкий манер – оттоманка. Туда и легли, вернее сказать – свалились! Все же, как она хороша! И спинка, и бедра, и плоский живот… Ох, грешны, грешны…

– Ой! Ой! Щекотно… Вот здесь еще поцелуй! Ну – пупок… и ниже…

Вскоре послышались стоны…