Довмонт: Неистовый князь. Князь-меч. Князь-щит

– Но…

– Никаких возражений! Делать, как я сказал. И да помогут вам боги!

– Лучше пусть боги помогут тебе.

Первая тройка рыцарей все-таки решилась на копейный удар. Правда, на узкой дорожке разбега коням не хватило, так что атака вышла вялой. Лишь один литвин захрипел, захаркал кровью. Тяжелое рыцарское копье пронзило его насквозь, вместе с кольчугой. Не помог и щит.

– Да поможет нам Перкунас! – уклонившись от удара, Альгирдас выхватил меч и, привстав в стременах, со всей яростью обрушил удар на рыцаря в глухом шлеме с позолоченным крестом.

Литвин целил в шею, однако враг уклонился, и удар пришелся по наплечной пластинке, тоже позолоченной, с хищным черным орлом, изображенным довольно искусно. Такая пластинка называлась айлетт и применялась для усиления защитных свойств кольчужного хауберка. Она и сгладила удар.

Отбросив ненужное копье, крестоносец выхватил меч. Захрипели, взвились на дыбы кони. Скрестились клинки. Звон. Искры. Удары… Альгирдас не давал врагу передышки, с остервенением наносил удары один за другим, словно молотобоец в кузнице. Враг столь же яростно отбивался, кони обоих всадников лягались, фыркали и пытались друг друга укусить.

Подставив щит под вражеский меч, боярин привстал в седле, ударил… клинки вновь скрестились, только на этот раз без всякого звона. Просто что-то противно хрустнуло, сломалось. И обломок литовского меча упал в дорожную пыль.

Немец уже торжествовал, однако Альгирдас проворно схватил болтавшийся у седла шестопер, саданул со всех сил по шлему… Золоченое украшение – крест – разлетелось на куски, вражина пошатнулся… Однако же белокурый нальшанский боярин вдруг осел и, выпустив из рук шестопер и щит, вывалился из седла в росшие у дороги густые заросли малины. Кто-то из кнехтов поразил его стрелой в левый глаз!

Завидев гибель боярина, литовцы еще больше ожесточились. Они бились, как голодные псы, не жалея себя совершенно. Будь рыцарей меньше, им пришлось бы, а так… Литовцев просто перекололи копьями. Одного за другим. Быстро и методично. Без всякой жалости, но и без особой злости. Тевтонцы просто делали свою работу, кровавую работу войны… и делали ее на совесть, не давая пощады никому.

Скоро все было кончено. Дорога и прилегающие к ней кусты покраснели от крови. В схватке погибло семь рыцарей и дюжина кнехтов, кроме того, получили ранение пять коней. Проклятые язычники!

Победно затрубила труба. Кто-то из рыцарей вдруг указал на заросли рябины, за которыми виднелись враги. Те бросились в бегство! Трое или четверо… нет, все-таки трое. Понеслись, спасая свои шкуры и подгоняя коней.

– Догнать! – сняв шлем, распорядился высокий худощавый рыцарь с бритым лицом и шрамом над верхней губой. Скорее всего, это был сам комтур.

За беглецами он послал дюжину. Трех рыцарей и кнехтов. Двое кнехтов вернулись уже очень скоро.

– За лесом – войско язычников, мой господин. На первый взгляд – с полсотни копий. Вооружены плохо. Братья-рыцари ждут указаний, герр комтур.

– Хорошо, – комтур поиграл желваками. – Говоришь, язычников всего полсотни?

– Примерно так, господин. Рыцарей средь них мало, больше – простолюдинов. Но все на конях, с рогатинами и дубинками.

– С дубинками, – хмыкнул тевтонец. – Вот уж поистине, богомерзкие идолы отняли у литовцев разум! За мной, братья! Мы разнесем все это поганое воинство в клочья. И да поможет нам Иисус и святая Мария.

* * *

Известие о гибели Альгирдаса и почти всех его воинов сильно расстроило Довмонта. Не так, ах, не так все пошло, как задумывалось. Видно, плохо просили богов! Немцев оказалось куда больше того, о чем, ссылаясь на своих людей, докладывал старый воевода Сирвид. Что ж, на войне бывает по-всякому. Бывает – везет, а бывает, что и нет. Альгирдасу не повезло. Жаль. Однако тризна будет славной! Боги останутся довольны… как и души погибших.

– После битвы отыщем и заберем тела, – усаживаясь в седло, предупредил князь. – Постараетесь взять в плен хотя бы несколько рыцарей. Рыцарей, а не кнехтов.

Внимательно слушавшие своего кунигаса воины заулыбались. Все прекрасно понимали – зачем пленные рыцари. Что ж, боги будут обрадованы! И даруют победу, непременно даруют, несмотря на численное превосходство врага. Впрочем, это враги так думают – что их больше. Пусть так и считают, ага.

– К бою! – приказал князь, и, подозвав гонца, шустрого молодого воина с копной белобрысых волос, склонился в седле: – Скачи к воеводе, Вилмантас. Передай, чтоб выступали срочно и никакого сигнала не ждали. Немцев слишком уж много. Все понял?

– Сделаю, мой кунигас.

– Да помогут тебе боги, – напутствовав гонца, Довмонт подозвал еще одного парня. Худенького, с цыпками на руках. Приятеля Гинтарса. Как вот только его звать-то? Впрочем, сейчас это не важно.

– Скачи следом за Вилмантасом. На повороте бросишь коня, пойдешь дальше лесом. Если с гонцом что-то случится, ты передашь мой приказ. Вот тебе перстень!

Кунигас снял со среднего пальца массивное серебряное кольцо с плоским камнем. Родовое. Фамильное.

– Ступай и не медли. Крестоносцы вот-вот будут здесь.

Парнишка понятливо кивнул и исчез, растворился в рябиновых зарослях. Почти сразу же тревожно запел рог. Дозорные доносили о вражеском войске.

– Рассредоточиться! – приказал князь. – Главное, выдержать первый натиск, втянуть рыцарей в бой. Биться отважно, но и на рожон не лезть.

Литовцы выстроились на излучине, прямо возле реки. Широкая полоска песка, камни – не очень-то удобно для тяжелой рыцарской конницы. Вообще, для конницы – неудобно. Сражаться придется пешком. Биться на мечах, схватиться врукопашную, а уж в этом литовские воины превосходили врагов. Пусть не рыцарей, но кнехтов – точно.

В облаках тускло сверкало солнце. Слева от войска Довмонта блестела широкая река, отмель. Справа – шелестел листвой густой смешанный лес. Осины, бук, сосны. Изредка – липы, березы. Много орешника, рябины, вербы. На коне не пробраться, удар с фланга не нанести. Разве что пешком, но на тот случай кунигас выставил воинов.

С реки подул ветер, зашуршал камышами и рогозом. Поверх кольчужного доспеха князя был накинут плащ. Красивый, ярко-синий, расшитый золотыми звездами. Подарок старого Сирвида. Воевода сказал, что этот плащ приносит удачу. Его специально заговорили кривисы – жрецы. Окропили жертвенной кровью, омыли в утренней росе. Что же – пусть будет. Не забыть бы чем-нибудь отдариться в ответ. Что любит воевода? Мечи, кольчуги? Так он сам может добыть все это в бою. Нужно что-то другое… Земля? Какой-нибудь заливной луг или пастбище… Впрочем, луг – это слишком уж жирно будет.

Ветер принес с моря дождевую тучку. Прыснул дождь, теплый и радостный, над дальним лесом вспыхнула разноцветная радуга, а в зарослях, справа от реки, вдруг загалдели птицы. Резко вспорхнув, они закружили над зарослями, протяжно и обиженно крича, словно бы жалуясь на кого-то. Кто-то спугнул… Кто-то? Ясно было, кто.

Задрожала земля, послышался лязг доспехов, из-за рябин с вербами донеслось лошадиное ржание… а вот и запела труба. Резко, приказом – вперед!

Рыцарское войско появилось весьма эффектно. Наметом вылетели к реке всадники в белых с крестами плащах и глухих горшковидных шлемах, называемых в немецких землях – топфхелм. Такой шлем надевался поверх кольчужного капюшона, под который, в свою очередь, надевался подшлемник из войлока, для смягчения ударов по голове. Тяжело в топфхелме, неудобно. Плохо дышится и обзор почти никакой. Зато надежно!

Снова запела труба, в ответ затрубил могучий литовский рог! Воины Довмонта стояли в пешем строю, воткнув щиты в мокрый серовато-желтый песок. Выставили вперед рогатины. Спрятали улыбки в бороды. Ждали. На правом фланге – где посуше – выстроилась конная дружина князя.

Случилось то, что и должно было случиться. Знаменитой копейной атаки «кабаньей головой» не получилось. Вообще никакой не получилось – копыта тяжелых рыцарских коней моментально увязли в песке. У пары-тройки лошадей даже подломились ноги, и вылетевшие из седла всадники покатились по песку, нелепо размахивая руками. Остальные быстро сориентировались и тут же спешились, сменив копья на мечи, секиры и шестоперы. Слуги поспешно отводили коней к зарослям, тут же напролом бросились и оставшиеся рыцари во главе с комтуром – атакуя вражескую дружину. Что ж, сообразили быстро.

Крестоносные всадники достигли литовцев быстрее, нежели спешившиеся воины и кнехты. Выносливые и сильные кони просто сминали заросли, кусты и колючие ветки расступались с жалобным треском и даже, казалось – со страхом. Действительно, закованные в железо всадники с крестами и перьями производили весьма устрашающее впечатление.

Впрочем, и здесь лихой атаки не вышло – просто не набрали скорость. Копейный удар вышел вялый, хотя кое-кто из литовцев все же вылетел из седла. Князь же, поставив щит, обрушил на голову подскочившего враг свой тяжелый меч… тут же скрестившийся с клинком рыцаря.

Завязалась сеча. Со всех сторон были слышны звон мечей, проклятия, крики и стоны раненых. Ржали кони, и кровь лилась рекой, щедро орошая песок, траву и камни.

Отразив удар, напавший на князя крестоносец взвил коня на дыбы, столкнув гнедого жеребца соперника в заросли. Конь захрипел, упал, завалился на бок, так что всадник едва успел вытащить из стремян ноги. Упав в заросли, кунигас зацепился плащом за колючие ветки. Красивым таким плащиком, синим с золотыми звездами – как флаг Евросоюза. Подарок воеводы. Жаль, что остался в кустах, но… тут уж не до плаща! Святой брат, похоже, уже торжествовал победу. Ну, еще бы! Пешему против конного – без шансов. Рыцарь жестом прогнал бросившихся к нему на подмогу кнехтов… на тех тут же напали легковооруженные воины кунигаса. Кто-то из них, спасая своего князя, подскочил и к рыцарю… Тот просто растоптал их, не прибегая к мечу! Рыцарский воинский конь знал свое дело. Казалось, это был не конь, а сам дьявол! Он хрипел, злобно сверкая глазами, мотал закрытой железной пластиной башкою, кусался и бил копытами, не давая подойти никому. Поистине, сей боевой конь стоил заплаченных за него денег, в нынешний ценах примерно равных какому-нибудь там «Бентли».

Довмонт мгновенно оценил грозившую ему опасность. Не столько меч, сколько – копыта. Надо было что-то делать… как-то выбить всадника из седла… или сладить с конем… Вот, точно! С конем!

Быстро нагнувшись, князь схватил притороченную к седлу палицу и, раскрутив ее на раз-два, швырнул прямо вражескому коню в голову! Рыцарь-то думал, что палица предназначалась ему – заранее закрылся щитом, приготовился… Ан, нет! Не угадал.

Тяжелый тупой удар, крушащий черепа и ломающий кости, пришелся по голове лошади. Не помогла и железная пластинка, лишь слегка ослабив удар. Злосчастный конь присел, ошарашенно вращая башкой и на какое-то время теряя всякую ориентировку. Завис, как компьютер, никак не реагируя на шпоры и команды хозяина!

С мечом в руках, князь в два прыжка оказался сбоку и чуть сзади от рыцаря, Ударил с ходу, куда смог достать. В те времена, в эпоху кольчужных доспехов, мечами больше рубили, кололи редко. Но Довмонт уколол! Целил врагу в бедро – куда уж смог достать. С налета, быстро, всей силой… Ударил и сразу же отскочил, уклоняясь от вражеского клинка.

Рыцарская кольчуга оказалась проткнутой, показалась кровь. Рассвирепевший рыцарь, не в силах дождаться реакции от своего заторможенного коня, выпрыгнул из седла. Словно крылья огромной птицы, взметнулся за его плечами белый плащ с красными ливонскими мечами. Его носили многие рыцари в Ливонии. В память о своем бывшем ордене, не так давно разбитом Миндовгом под Сауле-Шауляем.

Не обращая внимания на ранение, рыцарь быстро скинул тяжелый топфхелм, под которым оказался еще один шлем – обычная железная каска поверх кольчужного капюшона. В пешей схватке тяжелая бочка на голове – плохое подспорье. Топфхелм только в таранном ударе хорош. А когда пешим, да на мечах – тут смотреть надобно в оба!

Однако и тяжелый шлем рыцарь не выбросил: привязанный тонким и прочным ремешком, он тащился за своим хозяином, как собачка. Воина можно было понять – вооружение стоило дорого. Виданное ли дело – разбрасываться шлемами? Бой – боем, а шлем шлемом. Тем более тут какие-то там язычники… Н-на-а-а-а!

Худое, ничуть не искаженное яростью лицо. Холодный взгляд. Лишь чуть подрагивают губы, над верхней – белесый шрам.