Тревожная служба. Военные мемуары

– Это недоразумение, не больше! – уже чуть испуганно крикнул в мегафон финский офицер.

Подполковник П. М. Никитюк поблагодарил нас аа решительные действия, за то, что сумели ликвидировать конфликт без применения оружия.

С каждым днем активизировалась деятельность неприятельской агентуры, участились случаи задержания нарушителей государственной границы.

Как-то в начале мая мы с ефрейтором Войтенко возвращались с границы. Неожиданно налетел ураган. Ветер с силой пригибал деревья, веером расстилал по земле кустарники, бросал в глаза пригоршни песка. Пошел дождь. Потоки воды низвергались сверху, с боков – отовсюду.

– Душ Шарко, товарищ лейтенант! – пересиливая ветер, крикнул Войтенко.

На заставу мы прибежали совершенно мокрые. Несколько минут в окно настойчиво барабанили крупные капли. Наконец дождь перестал. Утих ветер. Умчалась туча. Снова засияло солнце. И тут заработала наша сигнализация, авторами которой, как я уже писал, были пограничники Бутов, Березко и Михайлов.

– На левом фланге нарушение границы. Нарушитель задержан. Наряд вызывает начальника! – перевел дежурный полученные сигналы.

На заставе я оставался один: Меле хина с группой пограничников срочно вызвали в отряд, Орешкова – в комендатуру. Хотя и был я мокрый с ног до головы, в одну минуту оседлал коня и вместе с сержантом Алексеем Прокофьевичем Синицыным и коноводом Михайловым поскакал на левый фланг заставы.

…Наряд в составе ефрейторов Семина и Бутова вел наблюдение за линией границы. Внимание Семина привлек нейтральный островок, у берега которого обильно рос камыш. Было тихо, ни одного дуновения ветерка. Неожиданно зеленая стена заколыхалась, словно кто-то осторожно раздвинул заросли. Человек или утка? Ефрейтор вглядывался с помощью бинокля, но ни одна камышинка больше не дрогнула.

Может, померещилось?

Своими подозрениями Семин поделился с Бутовым. Тот тоже взял бинокль, долго вглядывался в очертания острова, но ничего не заметил. Так прошло более часа. Когда разразился ураган и отпала надобность наблюдать, как ведет себя камыш, пограничники облачились в плащи с капюшонами и дали возможность немного отдохнуть глазам.

С финской стороны послышался шум моторов: два катера шли в кильватер. Вот они скрылись из виду, но вскоре снова появились.

– Не зря вьются коршуны! – вспомнил Семин любимую поговорку коменданта участка.

Из-за острова, час назад привлекшего внимание наряда, показалась весельная лодка. В ней находились двое: один сидел на веслах, другой на руле. И опять вернулись, словно связанные друг с другом, катера.

– Вот кто нарушил покой камышей! – сказал Семин своему напарнику, кивнув на лодку. – В нейтральные воды эта посудина зашла, видимо, ночью.

– Лодка пересекла линию границы! – объявил Бутов.

Старший наряда выпустил серию красных ракет. Но лодка продолжала приближаться к нашему берегу…

Пограничники задержали нарушителей – мужчину и женщину. Те что-то с жаром говорили по-фински, но ни Семин, ни Бутов не знали чужого языка.

– Отпустите людей! – донеслось с финского катера через усилитель. Разве не видите, что они попали в беду? Ураган унес весла…

Только теперь пограничники обратили внимание на то, что весел в лодке действительно нет.

– Но несколько минут назад я своими глазами видел весла! – сказал напарнику Семин.

– Я тоже видел весла! – подтвердил Бутов и уточнил: – Белые с красными лопастями. Они их выбросили!..

Молодчики, находившиеся на катерах, продолжали бесноваться и тогда, когда я с сержантом и красноармейцем прибыл для разбора происшествия. Оценив обстановку, принимаю решение усилить охрану не только на участке, где произошло нарушение, а и на всей линии границы, за которую отвечала застава. Вызываю нашу «каэмку».

От беспардонной ругани финны перешли к антисоветской пропаганде, а потом попытались воздействовать на наши «сыновьи чувства», как выразился их «агитатор», по всей вероятности бывший русский белогвардеец. Они сообщили, что задержаные нами «бедные рыбаки» обременены престарелыми родителями и кучей детей, которые теперь будут вынуждены собирать подаяние не только для того, чтобы не умереть с голоду, но и чтобы заплатить за лодку и снасти, которые хозяин дал их отцу…

Финские пограничники или те, кто стоял за их спиной, явно переусердствовали, сообщив такие подробности о нарушителях. Ведь по финским законам «бедные рыбаки» не имели права промышлять в запретной зоне. А если б они и отважились, то наверняка не стали бы рассказывать пограничникам свою биографию.

При осмотре на лодке были обнаружены портативные радиопередатчик и фотоаппарат, ампулы с какими-то жидкостями и порошками. Рыба оказалась несвежей, видимо прихваченной с берега, что еще больше подтвердило, кем на самом деле были «бедные рыбаки».

Стемнело, когда я, оформив соответствующие документы, отправил нарушителей границы вместе с вещественными доказательствами в комендатуру. Они так и не произнесли ни одного слова на русском языке, хотя все мы были твердо уверены, что отлично знали его, так как внимательно прислушивались к нашим разговорам и многозначительно переглядывались, услышав что-то для себя интересное.

Ночь показала, что «бедные рыбаки» лишь разыгрывали комедию. Надеясь на то, что мы все внимание обратим теперь на левый фланг, финны решили перебросить своего квалифицированного разведчика в наш тыл на правом фланге, в стыке двух застав. Не удалось!

Наряды, проинструктированные мною лично, особенно бдительно несли службу в ту ночь. Ефрейторы Войтенко, Калашников и красноармеец Иванов, услышав тихие всплески, поняли, что в темноте к берегу осторожно подкрадывается нарушитель. Они позволили ему затопить надувную лодку, выбраться на берег, углубиться на нашу территорию и только тогда задержали его.

Вернулся лейтенант Мелехин с бойцами. Они входили в одну из разведывательно-поисковых групп, которым начальник отряда приказал обезвредить матерых лазутчиков, заброшенных в наш тыл. Алексей Дмитриевич Мелехин был прекрасным следопытом, смелым и выносливым. Под стать ему подобрались и бойцы. Они долго, но зная устали, шли по следу искусно петлявших по нашей земле диверсантов. В одном месте пограничники подобрали обрывки бумаги, клочок газеты, в другом – остатки еды. Все это было явно заграничного происхождения. Обнаруженные предметы помогли разыскать непрошеных гостей.

Жизнь на заставе становилась все более напряженной. Выходные дни стали роскошью. Мелехин, Орешков и я частенько ночевали в казарме. Почти не проходило ночи без учебной тревоги. Стало правилом, когда бойцы, возвратившись с границы, отдыхали не раздеваясь. Дежурный держал пирамиды с оружием открытыми. Старшина так разместил свое хозяйство в каптерке, чтобы все было под рукой.

Однажды майской ночью мы подняли пограничников по тревоге и вывели на стрельбище, где заранее были расставлены разнообразные мишени. Было еще сравнительно темно, и я разрешил курить. Все полезли в карманы за куревом. И тут один из пограничников спохватился, что потерял кисет с махоркой.

– Куда же он мог подеваться? – поинтересовался Орешков.

– Видимо, в казарме обронил, товарищ политрук, – с горечью ответил боец. – Свет в этот раз был выключен.

Орешков достал портсигар.

– Закуривайте. Мы ведь с вами товарищи по несчастью.

Все удивленно притихли. А политрук продолжал:

– У нас в училище так же вот, как и на заставе, тревоги часто объявляли. Курсанты роптали. В нормативы мы укладывались, казалось, чего еще надо? Но начальник училища все усложнял обстановку.

Однажды сигнал тревоги прозвучал в сплошной темноте – свет, как и у нас сегодня, везде был выключен. Бросился я к стулу, на котором лежало аккуратно сложенное с вечера обмундирование, и обомлел – брюки исчезли. Раздумывать некогда: навернул портянки на кальсоны, надел сапоги, гимнастерку, шинель, туго затянул ремень, шлем на голову, винтовку в руки и – в строй.

Вспыхнул свет. Мы стоим все, как огурчики: подтянутые, окончательно проснувшиеся. Начальник прошел вдоль строя, полюбовался нами, похвалил: «Молодцы!» Ну, думаю, пронесло. Не знал я, что с тыла, не отставая ни на шаг от начальника, шел старшина. Он-то и заметил. Как выстрел прозвучала команда:

– Курсант Орешков, выйдите из строя!

Вышел, повернулся лицом к своим товарищам.

– Поднять полы шинели!

Хохот поднялся страшный. Все, кто слушал политрука, и сейчас смеялись дружно и долго. Орешков выждал, когда ребята успокоятся.

– Но это не самое страшное, – продолжал он. – Худшее началось потом. Построит, бывало, нас старшина, скажем, на обед, подравняет, подаст команду «Смирно!» и вдруг спросит:

– Курсант Орешков, брюки не забыли?

– Нет, товарищ старшина, не забыл.

И только тогда скомандует строго:

– Шагом марш!..

И снова, еще громче захохотали пограничники.