Забытая жизнь

Бродяга спустил ноги на пол, нацепил кожаные грязные башмаки, которые подарил ему Мак, слез в холодный погреб за кроличьей тушкой. Парень принес из сарайчика несколько поленьев и прутьев для огня. Двигаться было легко и приятно. Пока готовилось мясо, парень даже немного размялся: сделал наклоны, несколько раз отжался.

Сейчас Бродяга сидел на пне рядом с дотлевающим костром и со скучающим видом скреб палкой золу.

– Ты что-нибудь вспомнил? – сухо спросил Мак, неожиданно появившись за спиной парня.

Бродяга вздрогнул и развернулся на голос охотника. Глаза Мака блестели, буквально впивались в растерявшегося парня, требуя ответа.

– Ничего за все это время. Как ты так тихо подкрался ко мне? – Бродяга оглянулся и только сейчас понял, что от испуга отбросил палку, которой копался в костре.

– За все это время ты не смог ничего вспомнить? – с легким удивлением переспросил Мак и искоса посмотрел на Бродягу.

– Нет, а должен был?

Мак некоторое время молчал. Он о чем-то думал, хмурился и, казалось, борется с самим собой. Наконец охотник проговорил:

– Тебя отравили.

Повисла тишина. Бродяга замер. Потом сжал челюсть так, что проступили желваки. Мак видел, как забегали его глаза, сдвинулись брови.

– Откуда ты это знаешь? – сдавленно спросил парень.

– Мне сказал Курт, он лекарь, сделавший противоядие для тебя. Для сотрясения мозга симптомы были слишком странными.

– Так может у меня тяжелое сотрясение? Сколько дней я валялся без сознания? Да откуда тебе это знать! – Бродяга зло нахмурился и подскочил с пня.

– Ты очнулся на пятый день. Оклемался только сегодня, то есть на восьмой. С тяжелым сотрясением даже самые крепкие деревенские охотники валялись в кровати месяцами.

Бродяга взмахнул руками и зашагал из стороны в сторону.

– Твой организм боролся с ядом в крови. Пересиливал его воздействие.

– Ты не можешь знать это наверняка! – крикнул Бродяга и тут же схватился рукой за голову. Боль вспышкой настигла мозг.

– Могу. Когда я рассказал Курту, что тебя уже третий день тебя рвет от любой еды, что у тебя не прекращается жар, хотя все раны были промыты и обработаны, он принес какую-то склянку. Я думал в ней обычные травы, обезболивающее, но тебе резко стало легчать. Прошли все симптомы: жар, рвота…

– В том горшочке было противоядие, – прошептал Бродяга и зашагал вокруг костра.

Парень остановился, дрожащую руку опустил на бедро, но она соскользнула.

– Это же все портит. Это все, все портит. Кому нужно было меня травить… Это бессмысленно. Мак, – голос парня дрожал, – ведь это все меняет.

Мак тяжелым взглядом следил за парнем.

– Давай, садись. И перестань метаться.

– Я, я… Я просто не понимаю.

– Хватит уже, возьми себя в руки, – раздраженно бросил Мак, – сколько можно, прими ситуацию и придумай, что можно сделать, чтобы ее исправить. А вот эту чувственность засунь себе куда поглубже. Только холодно рассуждая, ты сможешь найти решение. Ты меня понял?

Бродяга, притихший под действием властного голоса Мака, коротко кивнул.

– Оставь это трепыхание чувств бабам. Давай думать, Бродяга, а не расплескивать сопли, – сказал Мак и ушел в избу, на ходу стаскивая с себя лук.

Бродяга обхватил голову руками. Мак разжег из новых поленьев огонь, поставил жариться мясо.

Мак лежал на кровати, когда на пороге появился Бродяга со словами:

– Я не знаю, что мне делать.

Мак скрестил руки на груди. Бродяга вздохнул и прошел внутрь избы. Горький запах шерсти и мускуса, исходивший от шкур животных, так и не выветрился, а парень не мог привыкнуть к нему. Охотник внимательно следил за тем, как парень нерешительно переступил порог. Что-то в его фигуре изменилось. Казалось, Бродяга еще больше осунулся и ссутулился. Парень обвел комнату потухшим взглядом и опустился на пол прямо посередине. Он медленно, по-старчески вздыхая, поджал под себя ноги. И снова произнёс:

– Я не знаю, что мне делать, Мак.

Охотник не шелохнулся, а только продолжал, не отрываясь, смотреть в лицо парню. Бродяга начал перебирать пальцами штанину.

– Какое мне дело до твоих проблем? – донеслось от Мака.

Молчание. Губы Бродяги едва заметно задрожали.

– Ты спас мне жизнь, и я не в праве просить тебя о большем…

– Ты прав. Я достаточно для тебя сделал, – холодно согласился Мак, расправил руки и облокотился ими о колени, – даже больше чем требовалось. Ухаживал за тобой, кормил. Я тратил на тебя время и силы.

Бродяга не мог заставить себя посмотреть в его холодные, безучастные глаза. Он практически боялся встретиться с Маком взглядом, потому что понимал, что не найдет в нем поддержки.

– Хотя бы послушай, что я думаю, – сказал парень.

– Начинай.

На лес понемногу наползала темнота. На небе выделялись только верхушки елей, подсвеченные огнем заката. Тень наполовину закрыла лицо Мака.

– Мне кажется… – голос предательски упал куда-то вниз, до хрипа, Бродяга сглотнул. – Нет, я уверен, что та часть жизни, которая пропала из памяти, связана с городом у моря, – он начал делать акценты ладонью, подкрепляя этими движениями слова, – глупо будет отрицать и то, что меня отравили, раз об этом сказал твой друг, лекарь.

Парень вздохнул и взглянул в лицо Маку. Оно не пугало, а по обыкновению было сдержано и сурово.

– Когда я думал, что же все-таки произошло, когда пытался воссоздать ситуацию целиком, постоянно натыкался на один вопрос: если меня отравили, то зачем тащили через горы? Сколько занимает времени переход через них?

– В среднем полдня. Если знать дорогу.

– Какой смысл в этом действии? Если они хотели меня убить, то почему просто не бросили где-нибудь в канаве? Или не скинули с утеса? В крайнем случае они могли утопить меня, пока я был без сознания. Зачем было тащить мое тело целый день через горы? Чтобы выкинуть его под деревом? – и Бродяга с этими словами развел руками, – если они хотели меня убить, зачем все так усложнили?

– Ритуал?

– Я не понимаю, что значит это слово. В памяти нет ничего связанного с ним…

– Не важно, мысли вслух, – сказал Мак и жестом показал, чтобы Бродяга продолжал.

– В общем, я думаю, если кто-то просто хотел свести счеты – обыкновенное убийство, было бы лучшим решением. Зачем травить меня и при этом жестоко избивать?