Скептик

– …лишь мы затянем песню, как все скворцы в округе…

Кладбище двумя сторонами было прислонено к лесу. Лес словно хотел охватить его в объятья. Несколько ворон сидели на дереве. Деревья возвышались, как стена, для охраны мертвецов от лесной нечисти. Был вечер, тени деревьев уходили на сотни метров. Был виден город. Заходящее солнце закрасило окна ближайшего дома оранжевым цветом. Белая дворняга, грозным видом напоминающая овчарку, не переставая лаяла в пустоту. Степан посмотрел на ворон, затем на остриё лопаты, показывающийся время от времени из свежей ямы и подошёл ближе. Скрипучий голос Павла стал слышен лучше:

– …до цели недалёкой, в бараке и палатке… – пел Павел, выбрасывая землю из ямы.

– Ну что, друг? – спросил Степан, приблизившись к яме. Он присел на корточки, лопату положил на землю. В нос ударил запах сырости. Это напомнило Степану винный подвал. Тёмные волосы вяло торчали из-под красной кепки Павла, он выгнулся и повернул голову.

– О, Стёпа! Ты поздно пришёл, я уже заканчиваю.

Павел смотрел снизу вверх, тяжело дыша. Подошвы ботинок покрылись землёй, как дно корабля мидиями. Опора лестницы вошла в землю, нижние ступеньки были измазаны. Павел опирался на лопату двумя руками, переводя дух. Яма приобрела нужную форму и размер, за те сутки, что Степан не появлялся.

– Да уж, ты молодец. А я думал помочь тебе, – сказал Степан.

– Чтоб потом одолжить на выпивку, да? – жёстко заметил Павел, не глядя вверх. На лице блестела улыбка, будто он сказал шутку. Степан облизнул губы. Он рассчитывал помочь с ямой, и Павел оказался прав, не бесплатно. Сегодня уже нечего помогать. Павел все сделал сам. Степан поднялся на ноги, сетка сожаления покрыла его лицо едва заметной гримасой. Но ничего, завтра яму нужно будет закопать и тут он будет рядом.

– Пошли Хлопок, – сказал Степан, закидывая лопату на плечо. Вдали виднелись автомобили. Отсюда они казались маленькими, как зёрна манной крупы на длинной линейке.

Собака, по кличке «Хлопок» крутилась на могиле, будто ища кость. Степан оглянулся, позвал её. «Хлопок» не шёл, принюхиваясь к могиле, пыталась разрыть яму. Несколько раз пёс залаял, затем замирал, прислушиваясь. Степан глянул на надгробье, у которого вертелся питомец. Грузов Василий Игнатьевич, умер 6 октября 2008 года.

Собака будто учуяла что-то. Степан махнул рукой и направился к себе в домик, стоящий возле кладбищенских ворот. Он закрыл дверь, отставил лопату в угол, и сел на стул. Деревянный табурет со спинкой обиженно скрипнул. Через окно было видно, как в свете последних лучей блестела вода в реке и стёклах проезжавших по трассе машин. Ноги он закинул на ящик и, закрыв глаза, отдыхал.

– Слушаю, – ответил голос в трубке.

– Ярослав? Это Тимур.

– Бараженов? – удивился голос, – ну привет. Как ты? Чем занимаешься?

– Ты где сейчас?

– Дома.

– У меня к тебе необычное дело. Есть автомобиль. Может быть некоторое время нужно, чтоб он постоял в надёжном месте. Ты понимаешь, о чём я?

В трубке наступило молчание. Ярослав колебался.

– Тимур, пойми, я тебе с удовольствием помогу, но ведь сейчас ночь.

– Я знаю, что ночь. Думаешь я слепой? Я в Зорецке, вчера спал в машине. Сегодня планировал нормально выспаться.

– Почему не позвонил заранее? Я не могу тебя принять, как полагается.

Ярослав хорошо помнил давнего приятеля. Они вместе начинали заниматься делами в далёкой молодости. Мелкие хулиганства, рэкет, шантаж. Ярослав остался на этой тропе в родном городе, а Тимур начал заниматься другими делами. Он сдружился с влиятельной личностью и постепенно перенимал опыт. Доставка из-за границы транспорта давала ему хорошо заработать, но основной прибылью были, конечно же, не машины. Тимур давно перестал общаться с Ярославом, и не виделись они почти пять лет. Повода не было. Ярослав давно обзавёлся семьёй, у него был взрослый сын. Он начал отходить от тропы преступника на дорожку праведника, но делал это постепенно и неуверенно, колеблясь, готовый в любой момент перескочить обратно. И вот теперь, спустя почти пять лет, ему звонит старый приятель. Они были как две ветки одного дерева, но росшие с разных сторон. И теперь он просит спрятать машину, скорее всего угнанную.

– Прости, друг, не успел. Думаю, за мной хвост. Момент ясен? Просто так не звонил бы.

– До завтра подождать можешь?

– Ты меня начинаешь дёргать, Ярик. А когда я дёргаюсь, я…

– Послушай, Тимур. Сейчас ночь. Ты мне звонишь, чтоб я помог. Я помогу, но не сегодня. Я подготовлю гараж, завтра можешь приезжать. Договорились?

Молчание в трубке. Ярослав помнит тот момент, когда он обратился к Тимуру за помощью. Нужно было сделать дело. Последнее дело пред тем, как начать примерять нимб на голову. Они взяли квартиру в соседнем городе, поделили выручку пополам. Сумма была приличной для того времени и Ярослав ушёл на дно. Он начал отсиживаться. Постепенно нашёл работу и пополнял копилку. Тимур деньги вложил в дело и стал заниматься крупными вещами, после этого они не общались, так как Тимур знал, что Ярослав не бросит жену с ребёнком. Его супруга всегда была против преступных махинаций.

– Хорошо, – сказал Тимур, – давай завтра. Только точно, договорились? За мной не пропадёт. Момент ясен?

– Ясен, ясен. Завтра всё будет окей, – сказал Ярослав. Тимур не ответил.

    17 июня, вторник.

Похороны прошли. Жители города, пришедшие провести Виталия Божкова в последний путь, расходились. Мужики возле входа на кладбище наливали за упокой. Несколько автомобилей стояли неподалёку, из открытой двери одного из них торчала нога водителя, на которой блестел лакированный туфель. Было душно. На трассе блестели стёкла автомобилей, едущих в город.

Степан Хроба, чтоб приобрести надлежащий вид, надел чёрный пиджак, слегка поношенный в области локтей, где имелись две латки. Этот пиджак он нашёл тут же, в домике, когда устраивался на работу. С лёгким сердцем можно было его давно выкинуть, но в такие дни, как сегодня, Степан мог подойти к стоящим мужчинам и получить стопку за покойного. Степан подходил, но на него никто не обращал внимания. С ним лишь поздоровались и перекинулись несколькими словами. Мужики уже всё распили и собирались уходить.

Стоя в стороне, Степан наблюдал, как люди расходятся, идя к городу по дороге или напрямую, через поле. Когда последний человек вышел, Степан выпустил собак из вольера, чтоб те погуляли. Собаки с шумом побежали в разные стороны кладбища, где проводили большую часть дня. Степан встал во весь рост и огляделся. Было видно, как Павел закапывал могилу. Собаки, давно привыкшие к запаху зелёного комбинезона и частому посещению, не трогали Павла, лишь обнюхивали, радостно виляя хвостом, надеясь, что им что-то перепадёт, так как он брал с собой обед.

Глядя, как он работает, Степан размышлял, пойти ли ему в дом к Божковым, чтоб там выпить за упокой их сына или остаться тут. Долго размышлять не пришлось. Он отряхнул тёмный пиджак, гордо поднял голову, хоть и ощущал себя последним подлецом, и, прикрыв калитку, направился через поле вслед за удаляющимися родственниками.

В газете появилось объявление о смерти пятнадцатилетнего мальчика под колёсами грузового автомобиля. В маленьком городе все известия разглядываются особенно пристально. Шепот ходит от дома к дому, глядя в окна, где оставшиеся наедине супруги рассказывают друг другу недобрые мысли, не выходящие за пределы помещения.

Суд над Иваном Капелюхом был назначен на 23 июня. На предварительном слушании фотографы не оставили его красное морщинистое лицо без внимания.

Родион Рекордов, полный мужчина 45-и лет с плоским лицом, толстыми пальцами и неуклюжей походкой, стоял возле выхода, держа в руках фотоаппарат. Про него можно сказать, что он местный фотолюбитель, снимающий в основном пейзажи за которые смогут заплатить. Сегодня он особенно тщательно подготовился к съёмкам. Он делал снимок за снимком, со всех возможных ракурсов, фиксируя изменившееся навсегда лицо Ивана.

Когда Капелюха выводили из зала суда, Родион довольно улыбнулся.

Аркадий Шпелёв, Никита Брагов и Лёша Дрон шли вдоль улицы. Они остановились на детской площадке и обдумывали планы на вечер.

– Где это Руслан потерялся? – спросил Лёша, оттолкнувшись от земли ногами и раскачавшись на качели. Будучи высокого роста, он цеплялся ногами о землю, короткие джинсы обнажавшие носки, делали вид нелепым. Аркадий Шпелёв, невысокий паренёк с тёмными, как уголь, волосами и тощим лицом носил на шее амулет в форме круга с узорным треугольником внутри. Амулет был металлическим, висел на верёвке. В ухе Аркадия блестела серьга.

– Я к нему заходил вчера, – сказал Аркадий, – он не захотел гулять. Сказал, плохо себя чувствует.

Все удивились. Руслан Грузов редко отказывался от компании.

– Может его папа снова надрался, и теперь дети его боятся? – спросил Никита Брагов, высокого роста мальчик в очках с овальным лицом. Он сидел на скамейке рядом с Аркадием и смотрел на серёжку, блестевшую у него в ухе. Никита всегда и обо всём был осведомлён. Он знал всех ребят, много общался и получал полезные сведения из первых уст. Ребята спешили сообщить последние новости, так как за некоторые из них Никита платил, перепродавая информацию дальше. Он сотрудничал с фотографом Родионом Рекордовым, а тот, стремясь сделать первым кадр, платил за ценную информацию.

– Я не знаю, – сказал Аркадий, глядя на дом приятеля, – если бы отец напился, Руслан бы сказал. Он всегда говорил, и потому я ничего не понимаю.

– Ты бы рассказывал, что тебя батя бьёт, когда выпьет? – спросил Лёша. Он оттолкнулся пятками от земли и раскачал качели.

– Не знаю, может и сказал бы, – не глядя, ответил Аркадий, после чего повернулся к Никите, – можем сходить поговорим с ним.

– Позвони на мобильный, – предложил Лёша, продолжая раскачиваться.

– Как же я не додумался? – Аркадий стукнул себя по лбу, затем резко опустил руку до уровня глаз и сложил из неё фигу, направленную в лицо Лёше.

– Я звонил, телефон выключен. Думаешь, ты один об этом подумал?

– Тогда давай сходим, – сказал Лёша и спрыгнул с качелей, оставив их мерно покачиваться, со слабым скрипом.