Форс-мажор – навсегда!

Ничо! Гармонист, жертва милицейского произвола, еще раз к генералу запишется, еще раз такую же цидулю получит. А Богдана Ульяныча Середу хлебом не корми – дай проявить заботу о населении: «Приходите, граждане! Жду вас по четвергам в своем кабинете. Телефон запишите. Приму личное участие в вашей незавидной судьбе». Вот еще проверить, выполняется ли подчиненными судьбоносное распоряжение о перекраске стен в каждом отделении милиции – из мрачно-зеленого колера в оптимистично-желтенький, и… как бы все проблемы решены.

Бре-е-ед!

А тут еще весна – обострение у шизофреников…

На март-апрель и пришелся пик объявленной генералом Середой кампании «Честь и достоинство». Под этим благовидным девизом-предлогом дали под зад сотням питерских милиционеров – служебное несоответствие. В структуры ГУВД поступали устные приказы о количестве офицеров, подлежащих увольнению; при несогласии с такой постановкой вопроса командир подразделения вызывался на беседу к Самому, где упрямцу предлагалось подать рапорт, и – пшел! свободен! К чести и достоинству многих руководителей, рапортов было много. Что, между прочим, означало: уходят лучшие…

Любому бандюку достаточно заявиться на прием к демократичному Середе (в назначенный четверг, дождик накануне – без проблем, в Питере живем!) и «капнуть»: «Та-ащ генерал! Меня ваш мент заманал! Превышает!» И, будь ты трижды опер, па-апрашу на выход из наших рядов!

Что есть превышение? А любое силовое задержание! «Ой, больно, больно! Превышаешь, падла!» Или вот… предпоследний зам Самого всерьез излагал личному составу, как надлежит поступать жертве квартирного налета вкупе с правоохранительными органами, если ей, жертве, удалось набрать спасительный номер телефона. Жертва должна попросить бандюков успокоиться на минуточку, достаточную для составления письменного заявления, подождать, пока сотрудники милиции зарегистрируют, отнесут начальству, которое наложит резолюцию, обрисует план мероприятий… Только после этого подчиненные могут приступить к вызволению, выдворению, пленению. Иначе формулировка «оказание помощи частному лицу в связи с его коммерческой деятельностью», что, разумеется, несовместимо с честью и достоинством кристально прозрачного блюстителя…

Бре-е-ед! Ну бред же!

Он. Бред. Наяву.

«Здравствуйте! Сейчас я вам расскажу про “Красную Шапочку”: Взамен уволенных «оборотней» набрать юнцов (главный критерий годности – рост под два метра), срочно обучить английскому, пошить каждому фуражку с красным верхом, обозвать городовыми, запустить на Невский. И наступит тишь-благодать!

Артем Токмарев выслушивал нецензурщину коллег по поводу нового начальства, сочувственно цокая и мыча сардоническое «м-м-мда-а-а». Убеждался воочию в справедливости нецензурщины, наблюдая Середу по местному ТВ-каналу: повадился генерал беседовать с жидкоусым популистом-популизом на тему «Глава ГУВД – робокоп, Жеглов, дядя Степа в одном лице!»

Симптомы налицо… Но все это отстраненно, на дистанцию. Как-никак, дистанция огромного размера: вы, ребятки, здесь, в Питере, а Токмарев через пару дней снова туда… куда подальше… в командировку. Согласно приказу.

Приказ. «Выделить 38 сотрудников для предотвращения массовых беспорядков в зоне компактного проживания этнических… на территории…»

Кадровик читает, не понимая. Куда?!

Туда!

На сколько?

На сорок пять суток. Не обсуждать! Выполнять!

Так точно! Не хватало еще обсуждать! В ФИНО выписать деньги – и вперед! В сводный отряд, включающий липецких-тамбовских-красноярских омоновцев, – резерв командования. Командировка – сорок пять суток. Если на сутки больше – надо приплачивать за участие в боевых действиях. Дополнительные надбавки, льготы…

Отстрелялся (в буквальном смысле! куда уж прямее!), вернулся. И…

– Слышь, старик! У нас тут взводный приболел. Тебе ведь к жене надо, не надо?

– Да не так чтобы… (Деньги на Димку переводятся исправно, а лишний раз общаться – только нервы трепать.)

– Дык! Съезди еще разочек! С новым контингентом! Парни – во! Только с местными условиями – не очень… А у тебя опыт! Наживной! Знаешь, мы тебя представили к ордену, там всякое возможно – в зависимости от того, с какой ноги начальство встанет. Но вот если съездишь, то получишь наверняка!

Орден Токмареву так и не высветился, но капитана досрочно присвоили – после второго визита к детям гор.

Звание обязывает. Командир? И ответь! По возвращении, будь добр, отчитайся – особенно за последнюю, четвертую командировку. Что-то долгонько тебя не было, капитан! Перебор за сорок пять суток – и какой! Где и почему ты, капитан, шлялся, объявившись лишь через три месяца, – особый разговор. А пока:

– Вам было выдано для личного состава тридцать восемь одеял. Где они?

– Ё-мое! Откуда я знаю! Старшина был, знал. Убили старшину…

– Где?

– Там… Меня самого почти убили!

– Где одеялы, спрашиваем!

– Б-б! Сгорели!

– И есть акт, что сгорели?

– Нету!

… Когда начальником ХОЗУ ОМОНа было доложено: мол, нету – одеяло убежало, улетела простыня, генерал Середа, общаясь в прямом эфире с популизом, авторитетно пригвоздил: «Теперь мы знаем, почему в стране нет денег! Из-за отдельных проходимцев, позорящих офицерское звание!»

Скрипи зубами, глядя в телевизор: «Вот ссс-ука! Ну, ссс-ука! Нет, но ва-ааще!.. Гнать же надо, гнать взашей!» – разумея то ли сановника, то ли популиза… да обоих гнать надо! Ярись не ярись, тех обоих, конечно, погонят рано или поздно взашей, но тебя самого вытурят раньше.

И пошли вы на хpен! Увольняется капитан Токмарев!

Скатертью дорога! Но запомните: стоимость этих одеял при расчете с вас удержим!

Подавитесь! Все? Я свободен?

Как тебе сказать, капитан… О твоем трехмесячном отсутствии. Помнишь? Особый разговор. В особом отделе. Ты случаем не оборотень, тебя не перевербовали? Нет? А гарантии? Служебное расследование не хо-хо?!

Хо-хо! Начинайте! Только, пардон, сначала капитан отболеет свое, ладно? Положено!

Болей-болей, капитан… на здоровье! Мы проследим. За тобой теперь глаз да глаз.

Именно этот самый «глаз да глаз» отслеживал Артем, уйдя с Грибоедова, на улице, в метро, и теперь – в электричке. С генерала Середы станется! Бог шельму метит – инициалы «говорящие»: Богдан Ульяныч, Б.У. Модный американский стиль – вроде бы уважительно-ласкательное именование высокого начальства сугубо инициально: Б.У. Вместе с тем никаких прозвищ не требуется: Б.У. он и есть «бывший в употреблении», бэ-у… Воистину! Впечатление – генерал Середа многажды употреблялся по назначению в застойные годы, впоследствии подвергся консервации, но был извлечен из долгого ящика – от нашего столичного стола вашему постстоличному столу… на укрепление.

Потому Токмарев не удивился бы, санкционируй Бэ-У слежку за бывшим капитаном (пусть по-прежнему считает себя пока не бывшим, но мы-то с вами зна-аем! Он вычеркнут из списка еще три месяца назад, еще когда вовремя не вернулся в расположение!). Он удивился обратному – что «ноги» за ним пущены не были. Засечь – не проблема для профессионала с обостренным чутьем (не стой за спиной!). Положим, обостренное чутье как рецидив долгого пребывания в «горячих точках» иногда улавливает и то, чего нет (Здравствуйте! Сейчас я вам расскажу про «Красную Шапочку»!), но когда все же нечто есть… не проблема.

«Ноги» отсутствовали.

Рассуждая здраво, какой смысл снаряжать за предполагаемым «оборотнем» парочку-другую топтунов, сопящих в затылок, прячущих глаза, рискующих спугнуть фигуранта?

Домой направляется фигурант, в Сосновый Бор! Сам же и сообщил сочувствующим соратникам на Грибоедова, где базируется питерский ОМОН:

– Куда ты теперь?

– Домой съезжу, что ли…

– Съезди, старик, съезди. Клин клином…

Вот и электричка совпадает – до Калище (девичья фамилия Соснового Бора, как у Ломоносова – Ораниенбаум).

Достаточно отзвонить в местное сосновоборское УВД (кто там у нас? А, Карнаухов! надо же! судьба-а-а!):

– Карнаухов?! Слушай, Вадимыч, возьми-ка на заметку – к вам тут едет один… Токмарев фамилия. Она тебе ничего не говорит?