Вестники времен: Вестники времен. Дороги старушки Европы. Рождение апокрифа

– Идите. – Бейлиф отвернулся, давая понять, что аудиенция окончена. – Да благословит вас дева Мария и святой Бернар.

– И вам того же, – проворчал под нос Гунтер, выходя из зала вслед за сэром Мишелем. – Ну вот, поздравляю, мы на государственной службе… Никогда не думал, что стану работать на английского короля!

Глава десятая

Короткая дорога через Нормандию

Покинув замок бейлифа, сэр Мишель и Гунтер решили прежде всего как следует подкрепиться – с самого раннего утра у обоих во рту не было маковой росинки, если не считать опустошенные по дороге две банки сгущенного молока. Они разыскали более или менее приличный трактир, располагавшийся неподалеку от площади с церковью.

Заведение называлось «Кованый сапог», и, как подтверждение тому, над входом висел на толстых цепях немыслимых размеров литой железный сапожище. В зале сэр Мишель узнал двух-трех рыцарей, присутствовавших у бейлифа, приветственно кивнул им, но выбрал стол подальше от них, в самом углу, так чтобы можно было обозревать весь зал, не пребывая на виду. Рыцарь уже с головой окунулся в свое новое дело и, по мнению Гунтера, корчил из себя эдакого Пинкертона. Впрочем, мысли свои германец оставил при себе, как и велел ему сегодня по дороге рыцарь, под гербом которого Гунтеру довелось служить. Будь они неладны, и герб, и рыцарь!..

Хуже всего было то, что германец отлично представлял, с какой именно непобедимой, коварной и жестокой организацией им предстоит связаться, если Понтий Ломбардский действительно имеет отношение к исмаилитам. Попытавшись вспомнить все известные из книг и исторических документов сведения про Старца Горы и его последователей, Гунтер сделал неутешительный вывод: влипли! На счету убийц, глава которых сделал власть и жестокость самоцелью, были многие тысячи жертв – как простых людей, так и великих. В основном погибали люди известные – султаны, визири, полководцы. Фидаи – так иногда называли исмаилитов – отправили к праотцам восемь восточных государей, включая трех халифов, многих шейхов, наместников и правителей. Крестоносцам тоже не очень везло – старый граф Раймунд из Триполи был зарезан фидаем, а Конрад Монферратский, как вспомнил Гунтер, должен погибнуть от руки асассина через три года. Однако сейчас маркграф Конрад жив. Если будет желание, его смерть можно даже предотвратить…

Глава исмаилитов, некий Хасан ибн Саббах в начале двенадцатого века создал свое учение, не слишком отличавшееся от законов шариата и Корана, но в то же время совершенно новое. Хасан придумал имама, которому «известны все замыслы Божьи», а главный постулат исмаилитской ереси звучал так: «Познание Бога разумом и размышлением невозможно. Познание возможно только личным поучением имама». Все человечество, не признающее имама, известного одному Хасану ибн Саббаху, погрязло в заблуждениях. Таким образом, мусульмане, не принадлежащие к исмаилитам, попадут в ад, христиане и иудеи – тоже. Каждый, не исповедующий учение Старца, – нелюдь, а если кто-то смеет противостоять исмаилитам в открытую – то его смерть неизбежна.

Хасан ибн Саббах, захватив крепость Аламут, распространил свое влияние вплоть до побережья Средиземного моря на западе и Багдадского халифата на востоке и стал властелином никем не признанного государства. Исмаилиты террором или обманом заняли множество крепостей вокруг Аламута, используя свою славу непримиримых врагов сельджукских завоевателей. Но сейчас, когда часть Палестины находилась под рукой христиан, а Саладин изрядно поприжал исмаилитскую вольницу, могущество секты пошло на убыль и фидаи все чаще нанимались к людям, не имеющим отношения к учению Старца. В том числе и к некоторым христианам, коим требовались услуги прекрасно обученных убийц…

«Одного не могу понять, – думал Гунтер. – Неужели человек, нанявший фидая, не разумеет, что срыв похода Ричарда играет на руку только мусульманам? И кем может оказаться этот “владетельный князь”? Маркграфом Конрадом? Нет, конечно, если судить по сохранившимся к моему времени летописям или книге Бернгарда Куглера про крестовые походы, Монферрат был удивительной скотиной, но никогда не стал бы связываться с асассинами. Впрочем, они же Конрада и прирезали, вернее, прирежут… Интересно, за что? Рено Шатильон, которому полагается год как быть в могиле? Вот этот может. Большего мерзавца за всю историю христианских королевств в Святой Земле не бывало. Граф Раймунд? Вполне приличный человек, пускай и себе на уме… Король Гвидо? Безусловно, его описывают полным ничтожеством, да и спасение его трона в руках Ричарда, так что Лузиньяну прибытие крестоносцев просто необходимо. Да разве стал бы предупреждать пославший убийц человек свою жертву? Брат Гвидо, Альмарик? Тоже нет… А вдруг это кто-нибудь из духовных лиц? Абсурд… Самым оригинальным будет, если нанимателем является мусульманин. Саладин, например. Султан вполне может это сделать и одновременно распространить слухи, будто нанести удар по английской королевской семье желают христиане… Вот тебе и простенький двенадцатый век! Запутано ничуть не хуже чем у нас… Ладно, разберемся!»

Сэр Мишель, хлебнув вина, сказал, отвлекая Гунтера от размышлений:

– Все беды в мире – от сарацин!

– А я думаю – от пьянства, – ответил германец и тоже приложился к кружке. – С чего начнем, сэр?

– Со свинины, – легкомысленно отмахнулся рыцарь. Дальнейшие действия ему были понятны насквозь: догнать Понтия, стукнуть чем-нибудь тяжелым или острым, а потом искать у него и его восточных слуг указанную в письме метку. Все просто и понятно. Зачем ломать голову?

Предостережения отца Колумбана начали забываться.

* * *

«Снова дорога… До чего же хорошо на воле! Ни жуткого смрада, ни страхолюдных калек, ни толкотни, ничего не осталось от города, – думал сэр Мишель, глядя по сторонам. – Скорее бы поймать этого мерзавца Понтия и сдать, куда надо – бейлифу в тюрьму, если Джонни его прежде из своего чудесного арбалета не “пришьет”, как он странно выражается. Хотя, если правда, что от тех стрел-шариков дырочки получаются, то похоже будет… Теперь еще за этим бастардом Ломбардским в Руан ехать! Но нет худа без добра – в Руане можно добрыми доспехами и оружием разжиться».

…Рано утром, с превеликим трудом соображая, где находится и какой нечестивец так назойливо трясет его за плечо, сэр Мишель приподнял тяжелую, будто налитую густым горячим маслом голову и с отвращением подумал о предстоящей неблизкой дороге. Спать бы сейчас да и спать, так нет, не спится Джонни, знай себе толкается да гавкает что-то на своем странном языке.

– Изыди, нечистый! – попытался отмахнуться сэр Мишель и уронил голову на свернутый меховой плащ, но тут же вздрогнул от пронзительного крика.

– Поднимайся! – завопил Гунтер, потеряв терпение. Сам он не спал с того момента, как в тяжелый хмельной сон вонзился дребезжащий звук упавшего на деревянный пол медного таза с водой – какой-то идиот безрукий нес его по коридору… Разлепив веки и оглядевшись, он обнаружил себя лежащим на жесткой широкой деревянной лавке, застланной шкурами, напротив на таком же ложе мирно посапывал сэр Мишель, трогательно свернувшись калачиком и свесив одну руку, из-под плаща-подушки виднелись ножны меча.

В окно небольшой комнаты протянулись солнечные лучи, освещая выскобленный стол, сплошь изрезанный кинжалами прежних постояльцев, огромный кувшин с водой, небрежно отброшенные в угол сапоги – оба Мишелевых, и один свой, – два тяжеловесных табурета и откатившуюся в угол пузатую глиняную бутылку в плетеной корзинке. Пустую, как печально констатировал Гунтер, осторожно поднявшись и едва не на четвереньках добредя до нее. После чего он принялся будить сэра Мишеля.

Рыцарь, издав недовольный рык, оттолкнул назойливого оруженосца и сел, угрюмо глядя по сторонам.

– Дай-ка мне… – Он протянул руку, указывая на валявшуюся в углу бутылку, но Гунтер отрицательно помотал головой:

– Не дождешься, вчера все вылакал. На-ка, водички попей.

Гунтер взял со стола кувшин и подал сэру Мишелю, но тот, нагнув голову, молча указал на свой взлохмаченный затылок. Намек был понят с полуслова, и поток холодной воды щедро оросил голову страдающего очередным похмельем рыцаря. Отфыркиваясь и протирая лицо ладонями, сэр Мишель прогудел хриплым басом:

– М-м-м… Хорошо…

Вчера, когда все так замечательно разрешилось, рыцари, собравшиеся в трактире, как водится, начали пить за знакомство, потом за знакомство оруженосцев, потом за знакомство рыцарей с оруженосцами, а дальше за все, что только на ум приходило.

– Слушай, я вечером сильно напился? – озадаченно потер лоб норманн, – Ничего не помню.

– Не злоупотребляй вином, тогда и память прояснится. Ты мне лучше ответь, куда дел мой сапог?.. – проворчал Гунтер, шаря под лавками.

– Я? Какое мне дело до обуви моего оруженосца? – возмутился сэр Мишель и, вытянув тяжелый яловый сапог за голенище из-под скрученного в ком плаща, служившего Гунтеру подушкой, швырнул его на пол.

Так, мирно беседуя, они собрались, позавтракали и закупили провизии на два предстоящих в пути дня. Только выехав за городские ворота сэр Мишель, собравшись с духом, задал Джонни вопрос, который возник с самого утра и несказанно мучил его:

– Слушай, Джонни, у нас еще много денег осталось? Ну мы вчера случайно не пропили все?

Гунтер потрогал кожаные кошельки на поясе, заметно убавившие в весе, но по-прежнему обнадеживающе тяжелые, и ответил:

– Осталось, на орехи…

– Тебе бы все шутки шутить, а нам еще оружие да доспехи покупать надо, – пробурчал сэр Мишель.

– Не переживай. Денег твой папенька дал, я полагаю, с расчетом на то, что его дружелюбный и любвеобильный сынок захочет продемонстрировать свою щедрость в первом же попавшемся трактире.

Сэру Мишелю осталось только горестно вздохнуть:

– И когда же я научу тебя, как должен оруженосец разговаривать со своим рыцарем… Наверно, никогда…

* * *

Ближе к вечеру между холмами показался замок. Утомленный долгим переездом Гунтер смотрел на серые стены с надеждой – там можно будет подкрепиться и переночевать, если, конечно, сэр Мишель не успел насолить чем-нибудь его хозяину и захочет туда наведаться. Германец сильно устал, несмотря на два привала – один, коротенький, возле перекрестка, где на этот раз они повернули к Руану, и другой, подольше, у небольшой речушки Риль, где сэр Мишель ухитрился изловить парочку форелей из крутящейся на мелководье стаи. Срезав небольшое тонкое деревце и освободив его от веток, он примотал к одному концу кинжал, скинув сапоги, вошел по колено в воду и, дожидаясь, когда какая-нибудь неосторожная рыбина подплывет к нему поближе, молниеносным движением втыкал под жабры импровизированную острогу, после чего перекидывал сверкающее на солнце рыбье тельце на берег. Большинство форелей срывалось и уплывало, но сэр Мишель не расстраивался, так как делал это больше из удовольствия, чем по надобности – еды хватало вдоволь. Тем не менее, пойманные рыбы были распотрошены и зажарены над костром, который Гунтер разжег своей зажигалкой.

Второй раз увидев это чудо, сэр Мишель не удержался от расспросов и из неохотных объяснений германца, понял, что это странное маленькое огниво работает на той же удивительной жидкости, которую должен пить дракон, чтобы летать. Сэр Мишель возгорелся было желанием разобрать зажигалку, чтобы понять, как же в таком маленьком, плоском металлическом футлярчике уместились и кремень, и кресало, и трут, но Гунтер не позволил, сказав, что делал это огниво один искусный мастер и только он сможет собрать обратно. Сэр Мишель справедливо рассудил, что этот мастер находится сейчас слишком далеко, и оставил зажигалку в покое. Потом, подумав немного, заявил:

– Знаешь, Джонни, отдай-ка это огниво мне, а я тебе взамен свое дам.

– Да ты сумеешь пользоваться им правильно? – Гунтер с сомнением глядел на сэра Мишеля, бережно вертевшего в руках зажигалку. – А что тут уметь-то? Я же видел, как ты это проделываешь! – Рыцарь большим пальцем откинул крышку и невольно отпрянул, когда пропитанный бензином фитилек вспыхнул голубоватым язычком пламени. – Вот и все! – Сэр Мишель с усмешкой захлопнул крышку.

Гунтер, склонив голову набок, слегка залюбовался необыкновенным зрелищем – сидит себе средневековый типчик в кольчуге и поигрывает зажигалкой. Еще бы сигару в зубы для полноты картины… Рука германца сама потянулась к пачке, где оставалось всего три сигареты – как он не экономил, курево катастрофически кончалось, и достать его было абсолютно негде – прикинув в уме, сколько столетий оставалось до путешествия Христофора Колумба, он понял, что столько ему не прожить… Вытянув сигарету из помятой пачки, Гунтер отобрал у сэра Мишеля зажигалку и закурил.

– И охота тебе дышать этой дрянью! – Рыцарь помахал рукой перед носом, разгоняя дым. – У вас там все этим занимаются?

– Не все, но многие. – Гунтер, щурясь от дыма, с усмешкой посмотрел на сэра Мишеля: – Не хочешь попробовать?

Вместо ответа сэр Мишель встал и отошел к реке, усевшись на травяной кочке и свесив босые ноги в воду. Опыт «воскурения в себя» он уже имел еще по дороге в Аржантан, когда, с удивлением наблюдая за Джонни, который достал откуда-то маленькую белую палочку, запалил один ее конец, а другой вставил в рот, выпустив из ноздрей две струйки дыма (дракон, да и только!), спросил:

– Это ты что делаешь? От дракона своего научился?

– Курю, – лаконично ответил Гунтер и выпустил щегольское колечко дыма, которое тут же было унесено налетевшим ветерком. Некоторое время сэр Мишель, хмурясь и принюхиваясь, наблюдал за оруженосцем, а потом заявил:

– Я тоже так хочу. Дай попробовать!