След Фафнира
Андрей Мартьянов
След Фафнира #1
Бурное начало ХХ века – эпоха пара и электричества, аэропланов, огромных трансокеанских лайнеров и автомобилей. Просвещенный человек и подумать не может о том, что в 1912 году существовало то, что называется волшебством, что древние проклятия способны ожить и пасть тяжким бременем на все человечество, а легендарные драконы вновь встанут на путь разрушения.
Весна 1912 года, побережье Рейна, пасмурный дождливый вечер. Незадачливая компания кладоискателей-дилетантов бурно радуется своему успеху: найден знаменитый Клад Нибелунгов, утерянный больше тысячи лет назад. Но дракон Фафнир, хранитель клада, зорко следит за тем, чтобы его сокровища не достались людям…
Андрей Мартьянов
След Фафнира
Автор выражает искреннюю благодарность Ирэне Бленд (Мигдаль-а-Эмек), Сергею Казакову и Елене Хаецкой (Санкт-Петербург) за помощь консультациями и советами.
ПРЕДВАРЕНИЕ
Он на свободе. Он продолжает терзать наш мир. И я не знаю, как Его обуздать.
Впрочем, я уже слишком стар для того, чтобы гоняться за Ним по всему свету. Теперь я могу лишь следить за проявлениями Его мощи, выплескивающейся то в Южной Америке, то в России, или в иной части света, наблюдать за новыми и новыми жертвоприношениями по телевизору или читать о них в газетах. Воображаю, какие завтра будут заголовки в «Таймс»… И моя коллекция пополнится новой подшивкой, а в список имен будут внесены еще семеро.
Он разгуливает по планете семьдесят четыре года. Вернее, Он вырвался из оков, прежде спутывавших Его тринадцать столетий, а что происходило до поединка с Сигурдом (уж простите старика, но я предпочитаю называть знаменитого нидерландца на северный лад), неизвестно никому. Однако уверен, в древности Он так же пожирал души, приумножая силу разрушения. Я никогда не пытался дать научное объяснение этому невероятному феномену, и полагаю, что физики или математики просто высмеяли бы меня, услышав такое объяснение причин тысяч самых чудовищных бедствий, свалившихся на человеческий род после той мартовской ночи 1912 года. Нельзя постичь Его природу средствами материальной цивилизации, увы, увы… Только одна наука способна дать хотя бы небольшое представление – богословие. А вернее, та часть, что занимается демонологией.
Я вздохнул, нажал на кнопку телевизионного пульта и погасил экран. Рука сама собой потянулась к столику, пальцы нащупали переплетенный шершавой коричневой кожей увесистый том. Пошарив в карманах халата я нашел очки, надел и раскрыл книгу наугад. Ну, разумеется…
«Он взял дракона, змия древнего, который есть диавол и сатана, и сковал его на тысячу лет, и низверг его в бездну, и положил над ним печать, дабы не прельщал уже народы, доколе не окончится тысяча лет; после же сего ему должно быть освобожденным на малое время»[1 - Откровение Иоанна Богослова. 20: 2,3.].
Я – Джералд Слоу, лорд Вулси, точно знаю о каком существе ведется речь в этих строках Апокалипсиса. Еще знаю, что оно было заточено «под печатью» не ровно «тысячу лет», а тысячу триста двадцать семь. С 585 года по Рождеству Христову, до 27 марта 1912-го. Я видел, как печать была сломана. И как Он снова вырвался в широкий мир.
Надеюсь, предсказанное Иоанном в Писании сбудется – это чудовище отпущено лишь на малое время. Но что для Бога мало, излишне много для людей. Семьдесят четыре года – срок полноценной, по нынешним временам, долгой жизни. Все семь десятилетий оно смеялось надо мной. Оно оставляло мне жизнь в самых невероятных передрягах, будто желая доказать: «Передо мною вы – ничто. И все, что делаю я, отягощает и вашу совесть…»
Сегодня 29 января 1986 года. Мой день рождения. К вечеру соберутся гости, фельдъегерь наверняка привезет поздравление от Ее Величества – королева всегда оказывала мне благосклонность. Я помню Елизавету совсем маленькой девочкой… Я многое помню. За девяносто шесть лет, дарованных Богом, я объездил почти весь мир, познакомился с десятками интереснейших людей. В том числе и коронованными особами. Но теперь я остаюсь единственным живым свидетелем странных событий, начало которым положила моя случайная встреча с господином Шлиманом… Боже, какая толща времени отделяет меня от того дня! Как это было давно…
– Милорд. – О, это мой секретарь. Не заметил, как он вошел в кабинет. – Милорд, телефонный звонок. Из Лондона. Госпожа премьер-министр…
Тони относится ко мне будто к хрупкой фарфоровой игрушке. Считает, что на девяностошестилетнего старика и смотреть-то нужно с осторожностью. Вот и сейчас Тони подал телефонную трубку и едва остерегся от того, чтобы поддержать меня за руку. Хотя знает, насколько я это не люблю. Но все равно думает, что человек, который старше на целых семь десятилетий, просто не в состоянии поднять новомодную пластмассовую трубочку с кнопками и донести ее до уха.
Я нарочно сдвинул брови, преувеличенно грозным взглядом вогнал Тони в краску и, сжав зубы от боли в пораженных артритом суставах, поднялся с кресла. Даму, даже по телефону, следует приветствовать стоя.
– Доброе утро, – ее голос невозможно не узнать. – Лорд Вулси, от имени правительства Британии я хотела бы пожелать вам здоровья и долголетия.
Маргарет всегда была чуточку саркастична. Но женщине ее положения это можно простить.
– Спасибо, миссис Тэтчер, – я жестом указал секретарю на дверь и Тони, понимающе кивнув, удалился. – Долголетие – как раз то, чего мне очень недостает.
Она чуть слышно рассмеялась.
– Вы не приедете сегодня, мадам? – я вспомнил, что посылал Маргарет приглашение на сегодняшний сомнительный юбилей, – гостей будет немного…
– К сожалению, не получится. – Я представил, как она огорченно приподнимает левую бровь. Излюбленный жест. – День расписан поминутно… Вы смотрели телевизор, Джералд?
– Да, – подтвердил я. В груди нехорошо заныло. Я словно всей кожей заново почувствовал Его ледяное дыхание. – Кошмарные новости…
Мы очень коротко поговорили о каких-то незначащих мелочах – здоровье моей старшей дочери, выздоравливающей от пневмонии, внуках… Потом распрощались. Но перед глазами постоянно горел вспухший в небе над Атлантикой шар белого огня… Я сейчас не мог думать ни о чем, кроме этого. Привычное ощущение бессильной ярости не отпускало. Я вновь не сумел Ему помешать. А Он сделал старику Джералду подарок на день рождения. Напомнил о своем существовании. Спасибо.
И разговоры за праздничным столом, надо полагать, будут вестись только о сегодняшней катастрофе. Правда, кроме меня, никто не будет знать ее истинных причин. Кроме меня и Годфри. Пускай самый разумный из одиннадцати правнуков, единственный, унаследовавший мой неуемный характер, узнает полную правду.
Сомневаюсь, что Годфри мне поверит, но зато выслушает не перебивая. А, вдобавок, подивится, какое жутковатое наследство оставил ему дед.
Ланч только через сорок минут. Следовательно, скоро нужно одеваться. Но сегодня я могу ненадолго забыть о распорядке.
Я опустился в кресло, и снова включил телевизор. Новости Би-Би-Си.
Как и десятки раз прежде, я начал наблюдать за Его следом. За новым появлением демона, три четверти века утоляющего свою жажду убийства…
* * *
Доживите до моего возраста, чтобы по-настоящему узнать, что такое прилив сил. Только лишь утром я чувствовал себя слабым, разбитым неисчислимыми болезнями стариком, на которого, вдобавок, обрушилось известие о новой проделке старинного бестелесного приятеля. А сейчас четверть одиннадцатого вечера, я стою у парадной лестницы и как ни в чем не бывало провожаю гостей, разъезжающихся после праздничного ужина. От дверей дома потягивает прохладным сквозняком, грудь дышит, как прежде, полно, наполняя голову свежестью, даже боль в суставах ушла, ничуть не беспокоя. Мысли мои ясны и сердце бьется с прежней живостью. Только что раскланявшаяся со мной графиня Лоус даже порадовала меня комплиментом: «Вы, мол, уважаемый сэр Джералд, выглядите не старше, чем на шестьдесят». Казалось бы, мелочь, а приятно.
А вот адмирал Честер подарил (втайне от моих внуков и секретаря) восхитительный индийский кальян из литого серебра и тонкого хрусталя. Старый морской дьявол знает, что я поныне не бросил курить, хотя доктора из Паддингтонского госпиталя категорически запрещают мне даже смотреть на табак.
Как я и ожидал, доставили пакет из Букингемского дворца. Ее Величество Елизавета II Виндзор будто сговорилась со своим очаровательным премьером и пожелала «многих лет жизни на пользу британского народа и монархии». От имени государыни гвардейский офицер вручил мне подарок – шкатулку для бумаг с монаршим вензелем.
– Милорд, – осмелился напомнить о себе Тони. – Здесь прохладно…
В переводе с языка Тони на человеческий язык это должно означать: «Вы, лорд Вулси, застудитесь, подхватите инфлюэнцу, а там и до воспаления легких недалеко. Следовательно, девяносто седьмого юбилея может не быть…»
– Оставь, – я поморщился, отстраняя руку секретаря. – Еще не все гости разошлись.
Тони тяжко вздохнул, будто морской котик на лежбище, и застыл за моим плечом. Скосив глаза, я увидел выражение его лица. Оно со всей прямотой говорило – если вы, милорд, свалитесь прямо здесь, то не я буду в ответе. Однако сумею подхватить падающее тело… Вот дурачок. Словно не видит, что ко мне на краткое время вернулась если не молодость, то бодрость.
Причина этого вовсе не в подарках от Ее Величества, любезностях престарелых аристократок или ободряющих словах давних друзей. Признаться, я устал от общества себе подобных дряхлых развалин, вспоминавших за ужином о парадных туалетах давно почившего короля Георга или довоенные истории из колониальной жизни Индии. Возраст моих гостей, к сожалению, превышал все границы приличий – собрание живых древностей от семидесяти пяти до девяноста лет от роду. Даже любимой дочери – Дженнифер – шестьдесят девять… А я всегда любил молодежь и теперь с ужасом представляю, что спустя всего четыре года мне должно стукнуть целых СТО ЛЕТ! Если, правда, доживу.
Но как не огорчали меня морщинистые рты подруг, навсегда увековеченных в памяти розовощекими яркоглазыми девчонками, как ни удручали их ослепительно белые вставные зубы и неоднократно подтянутые хирургами морщины, сердце начинало радостно колотиться при взгляде на Годфри и Ойгена.
Двое совсем молодых людей неестественно выглядели в окружении увешанных бриллиантами в потемневшей платине сухопарых старух и располневших отставных военных. Боже мой, последние ведь тоже некогда были подтянутыми красавцами лейтенантами…
Годфри, мой старший правнук, как было заметно, чувствовал себя скованно и частенько бросал на меня обиженный взгляд. Он не понимал, зачем прадед пригласил его на этот скучный, но необходимый по этикету парадный ужин. А вот господин Ойген Реннер, к светло-русым волосам и серо-голубым глазам двадцатипятилетнего шалопая которого очень шел черный смокинг, ничуть не смущался, болтая с почтенными матронами и удивляя дам своей осведомленностью в модах тридцатых-сороковых годов. По выражению миссис Беркли, Ойген оказался «удивительно милым и образованным мальчиком для нынешнего времени». Старая напыщенная дура, знала бы ты, с кем именно разговаривала сегодня…
Ойген. Его внезапное появление и подняло мне настроение. Его широкая, добродушная, но в то же время чуточку печальная улыбка, едва заметные тени в уголках глаз и непонятная другим манера оглаживать левой рукой полу смокинга у бедра снова пробудили во мне давние воспоминания. И смешные, и страшные одновременно. Дворецкий, между прочим, не желал впускать никому не известного и не получавшего приглашения господина Реннера в дом, однако тот настоял, чтобы лорду Джералду передали визитную карточку. На обороте картонного квадратика стояла одна-единственная рукописная буква: «Эйч» – «Н». Вернее, даже не буква, а буквица – с завитками, несложным, но завораживающим старинным узорчиком и изображением маленькой головы дракона. Долго, небось, старался, вырисовывал. Чтобы лорд Вулси мог понять, кто навестил его скромный дом.
Ойген прошел в гостиную, как ни в чем не бывало раскланялся со мной и попросил представить гостям. Словно и не замечал моего взгляда, в котором смешались радость, испуг, какое-то сумасшедшее счастье и еще черт знает что… Тони отчего-то решил, будто мне стало дурно и незаметно подсунул в ладонь тюбик с сердечными таблетками. Честное слово, я однажды уволю этого бестолкового секретаря.
…Чинные беседы за аперитивом, беседы седовласых стариков и старух, смех графини Блэкбери, более напоминающий клекот издыхающего под солнцем аравийской пустыни беркута, позвякивание бокалов… Легкий топоток по паркету моего фокстерьера Кухулина, выискивающего подачки, шуршание салфеток и вкрадчивые голоса лакеев… И среди этого привычного шума повторялось снова и снова:
– О да, я слышала. Весь день говорили по радио…
– Мадам, я видел прямую передачу оттуда!
– Ах, баронесса, я, наверное, никогда не смогу забыть лица их родственников!..