Нечто иное

Костя приставил глаз к окуляру.

– Может, побрить его? – спросила молоденькая сестра у врача.

– Ему от этого легче не станет… – Врач задумался. – Хотя и тяжелей – тоже.

На больничной койке лежал человек. Лишь голова с густыми длинными волосами, раскинувшимися по подушке, усами и бородой торчали из-под одеяла. Сестра осторожно стала удалять эту поросль ножницами, затем бритвой, и Костя стал узнавать сам себя. Да, это был он сам, но заметно повзрослевший. Костя оторвался от телескопа.

– Сколько лет я так пролежал, старик?

– Почти шесть лет.

– Так мне теперь…

– Не тебе, а твоему телу, – перебил старик. – Твоему жалкому телу сейчас еще 21 год по времени плотного мира.

– Что за плотный мир?

– Все потом, ты смотри, смотри.

Костя вновь уставился в окуляр. Он увидел город с развалинами домов, покрытыми инеем и льдом. Метель, гуляющую по пустым улицам… стоп! Не по пустым. Под аркой уцелевшего здания мелькнула тень. Костя дернул за рычажок, и арка стремительно приблизилась. Костя увидел сидящего на коленях человека, одетого в лохмотья. Запавшие, с нездоровым огоньком глаза. Он жадно откусывал куски от того, что держал в руках, мотая головой. Что-то черное текло по его подбородку. Костя приблизил еще. Человек на время замер, оторвавшись от трапезы. Словно почувствовал, что за ним наблюдают.

– Нет! – крикнул Костя, поняв, что именно ест тот.

– Да, молодой человек, – безразлично произнес дед, – он пожирает человеческий труп. Холод накроет мир. Люди с севера двинутся на юг. Люди юга не захотят их пускать. Начнется война и вскоре голод. Убить человека станет делом обычным. А съесть его… На севере люди одичают, а в некоторых ресторанах вновь отстроенных городов человечина будет считаться деликатесом.

– Какие рестораны? Вы же говорите – голод, холод, война…

– Некоторые полисы на юге будут процветать и хорошо охраняться. В них будут жить те, кто захочет спастись. Все полисы будут подчиняться президенту всемирного правительства и соблюдать установленные им законы. Это будут города свободы, города-государства. Посмотри.

Костя посмотрел в окуляр. Храм, иконы, идет служба. Народу – 7 человек, но они не слушают. Пятеро фотографируют иконы, судя по вспышкам надетых на глаза очков. Двое молодых парней целуются у входа в храм. Улица. Ступеньки храма. Торговые палатки. Под храмом – ресторан. Сбоку от входа в храм, на проспекте, стоят, сверкая голыми ляжками, проститутки. На забитых рекламой улицах полно народа. Все спешат куда-то. Многие из них, к удивлению Кости, совершенно голые. Идут себе кто куда. А кто и занимается сексом прямо на глазах у окружающих. Кабинки туалетов без дверей и с прозрачными стенами прямо у остановок беспилотных аэроавтобусов и монорельсовых поездов. Смотри на испражняющегося, сколько влезет. Тут же кучка молодежи, не стесняясь колющая себе наркотики. Справа от остановки заметное оживление. Длинная очередь к маленькому окошку напоминающего склад здания. Вокруг здания – колючая проволока, полиция и военные с автоматами наперевес. Люди подходят к окошку и засовывают в него правую руку. Через несколько секунд вытаскивают ее с зажатым в ладони пакетом. На пакете крупная надпись: «продовольственный паек». Они прижимают пакет к груди и быстро уходят. Вдруг сбоку крики: «Изгой, изгой, изгой!». Несколько мужчин и женщин из очереди рванули куда-то в сторону. К ним присоединились еще и еще. Толпа бежит за человеком, одетым в рваную одежду. В его глазах ужас и в то же время – смирение. Он понимает, что не может скрыться и останавливается. Толпа окружает его. Кто-то бросил в него чем-то, потом еще, еще, еще. Кто-то плюет, кто-то пытается ударить его ногой. Человек старается уклониться. Толпа неистово смеется. Вой сирены. Откуда-то сверху опускается блюдцеобразный летательный аппарат с крупным «полиция» на бортах. Толпа останавливается и начинает расходиться, бурно обсуждая то, как они повеселились. К человеку, согнувшемуся пополам, подходит полицейский. Тот протягивает ему какой-то рваный документ.

«Что ты здесь делаешь, оборванец?» – жестко спрашивает полицейский.

«Прошу подаяние. Я хочу есть. Моей семье нужна еда. Среди «подписавшихся за одного» еще есть добрые люди». – Человек вытирает рукавом струйку крови, катящуюся из уголка рта, и косится в сторону очереди.

«Почему не принимаешь “улитку“?» – жестко спрашивает полицейский.

«По идейным убеждениям», – отвечает человек.

Полицейский отдает документ и замахивается дубинкой, но рука его останавливается.

«Моя бы воля, я бы всех вас крыс-изгоев выловил и по ресторанам отправил! Еще раз высунешься днем – ты труп. Твое время – ночь. Хотя я бы давно закрыл эти бесплатные ночные забегаловки для вас… Корми еще отщепенцев! В общем, так. Ты нарушил общественный порядок, появившись в таком виде на улице города. Твои данные в картотеке теперь в первых местах на уничтожение без объявления причин. Понял, ходячий ресторанный деликатес?»

«Да». – Человек побрел, сгорбившись, к наполовину открытому канализационному люку и быстро скрылся в нем, задвинув за собой тяжелую крышку.

Костя посмотрел на старика.

– Это что, фильм ужасов?

– Ха, фильм! Это то, что грядет.

– Этого не может быть!

– Это уже началось в твоем мире, и началось давно, Костя! Только в плотном мире не придают этому значения. Прикрываются словами: свобода веры, свобода слова, свобода мысли, свобода секса, толерантность и так далее. Люди в плотном мире уже сейчас забыли простое слово – нельзя.

– Да, – Костя кивнул головой, – иногда такое по телевизору покажут, что смотреть противно и страшно, а хочется почему-то досмотреть до конца. Да и… – Костя махнул рукой. – А кто такие изгои?

– Так, отбросы извращенного общества, – как это общество будет считать. Ты взгляни еще раз, чуть дальше по времени.

Костя прильнул к окуляру.

Ночь. Яркие всполохи рекламы на стенах домов и рекламных щитах, освещающие голубыми, зелеными и красными бликами многоярусные улицы города. Нависающие над дорогами нижнего уровня мосты, перекидывающиеся от дома к дому и упирающиеся в арки порталов, подвесные магистрали дорог и монорельсов, беспорядочно обвивающие высотные дома, словно длинные щупальца осьминогов. Чуть выше – канаты фуникулеров с многоместными вагончиками, отчаливающими от площадок-порталов верхних этажей высоток, словно паутина, покрывающие всё пространство между домами. Монотонный голос вещающего над улицами диктора, неизвестно откуда исходящий: «Свободные граждане свободного города Вида, напоминаем вам, что ровно в полночь начинается комендантский час. Электричество будет частично отключено. Во избежание несчастных случаев просьба не выходить на улицы нижнего уровня без надобности». Единичные фигурки идущих по улицам нижнего уровня людей начинают ускорять шаг, исчезая в лазерных порталах жилых домов, ресторанов, баров и борделей. На верхних уровнях напротив – оживленно. С каждой минутой народ все прибывает, рассчитывая расслабиться и отдохнуть по-полной, проведя надвигающуюся ночь в увеселительных заведениях для самодостаточных людей. Вдруг освещение и реклама нижнего уровня гаснет, и кажется, что дома выходят прямо из преисподней. Вслед за этим гаснет свет в окнах домов и реклама верхних уровней, остается лишь свет редких уличных фонарей. Через секунды, в хаотичном порядке, окна домов начинают освещаться изнутри тусклым светом зажженных свечей и переносных электроламп. Верхние уровни города погружаются в полумрак. На мостах видно большое скопление людей. Они включили фонарики и светят ими вниз, пытаясь найти что-то на пустых улицах нижнего уровня, погруженных во тьму. Сотни и сотни белых лучей, перекрещиваясь, сливаясь и снова расходясь, скользят по дорогам, витринам и стенам домов большими бледными кругами.

Костя оторвался от окуляра, протер глаз и снова примкнул к телескопу.

Мужчина и женщина сидят на широком диване. Мужчина курит, женщина жуёт какие-то шарики из цветного пакета. На столике перед диваном стоят несколько зажженных свечей. Мужчина берет пульт. «Зачем? – спрашивает женщина. – Придется платить за электричество по утроенному тарифу». – «Да ладно тебе. Сегодня будет шоу!» – возражает мужчина. Он нажимает кнопку. За их спинами, над головами яркая вспышка, луч света пронизывает помещение и через секунду исчезает. Прямо перед ними во всю стену развернут экран объемного галопроектора. Мужчина в тюрбане, наряде буддистского священника с большим золотым распятием на груди, медленно перебирает четки. Кажется, что он находится прямо здесь в помещении и его можно потрогать рукой. Он возносит руки к небу. «Славься! – произносит он. – Дамы и господа! Я магистр всемирной церкви от имени Всевышнего и его наместника на земле – президента всемирного правительства, возвещаю вам о благословении свыше обряда самопожертвования во имя жизни вечной. Присоединившийся к всемирной церкви и уверовавший может приблизить себя к Всевышнему через благословенный обряд. Как когда-то Сын Божий принес себя в жертву за всех живущих на земле, так и ты можешь сделать это, уйдя из жизни и даруя остальным лишние: кусок хлеба, кувшин вина и крышу над головой. Уподобившись ему, да пребудешь ты с ним. В скорбный час выпавших на нас испытаний: недостатка пищи и жилья, постоянной угрозы варваров севера и изгоев нашего мира, надвигающихся льдов, церковь благословляет обряд сей. Присоединяйтесь к всемирной церкви. Подарите себе жизнь вечную в Раю ценой своей смерти. Да пребудет с вами Всевышний!»

Картина меняется.

Длинная дорога, вдоль которой стоит множество крестов. На них люди. Руки и ноги привязаны, а у кого и прибиты к перекладинам. Кто живой, кто полуживой, а кто – давно уже не живой.

«Бред какой-то! – говорит мужчина, переключая кнопку на пульте. – Давай смотреть “охоту на изгоя“».

«Почему же бред? – противится женщина. – Чем больше будет народа, тем меньше будет еды. Понимаешь…»

«Да брось ты, Эрая! Чтобы я за какого-то дебила, что не может себя прокормить, на крест полез! Ха! Вот пусть он сам и лезет, все толку будет больше. Уверен, что на крестах этих болтались, как раз такие – недоделанные. Фанатики. Но придумано умно. Нет работы, жрать нечего, мозгов не хватает, чтобы это было – лезь на крест, попадешь в Рай, где все это есть.

«Ты никогда не верил в бога, Малдрон!»

«Я верю в президента. Он знает, что делает. Смотри, началось!»

В свете лучей сотен фонариков сверху и брошенных вниз петард четко видны контуры зияющих чернотой открытых канализационных колодцев. Из некоторых поднимаются и, пригибаясь к земле, разбегаются в стороны люди в рваной одежде, небритые, грязные. Стоящие сверху с диким гиканьем бросают в них тухлые яйца, испорченное мясо и плесневелый хлеб, мусор, а кто и камни. Голос в помещении вещает: «Вот они – подземные призраки нашего города, это быдло и падшие, вонючие крысы, грязные изгои, не желающие жить по законам нашего города и мира. Они, не принявшие дара высоких технологий, печати цивилизованного человека, позволяющей быть свободным и жить в достатке. Вот они, рыщут по улицам, собирая подачки. Но мы милосердны. Мы будем кормить их, но и они должны кормить нас своей плотью. Где же охотники? Где они?» Внезапно включаются прожекторы, выхватывая из темноты подбирающих съестное оборванцев. Те шарахаются в стороны, пытаясь увернуться от лучей. Но тщетно. Вот луч словно прикрепился к одному из них. Тот заметался и рванул в сторону колодца. Но на его пути, словно из ниоткуда, появляются несколько одетых в камуфляж «ночной хамелеон» охотников. Каждый держит в руке бейсбольную биту. Человек останавливается и медленно опускается на колени. Из его рук вываливаются куски подобранного прелого хлеба. Он смиренно наклоняет голову и ждет. Трое подходят к нему и начинают избивать. Человек падает, инстинктивно пытаясь защититься руками и поджимая колени к животу. Двое охотников рывком поднимают его на ноги, третий резким движением перерезает ему горло. Кровь фонтаном разбрызгивается в стороны… Народ на верхних уровнях ликует.

Костя в ужасе отпрянул назад.

– Да, – вздохнул старик, – сначала к изгоям будут относиться терпимо, но вскоре люди придумают себе такое развлечение. И – не только такое. Это лишь малая доля из того, что видел я за все то время, которое мне пришлось провести здесь. Поверь мне. Будут еще резервации для альтернатов, где будет царить полная анархия и беспредел, будут пандемии невиданных доселе инфекций, от которых будут умирать миллионы людей, животных… будет и многое другое, от чего человечество будет не в восторге. Север Евразии скует льдами. А потом – потоп. Лед начнет таять. Океанические течения изменятся. Восток Северной и Южной Америки, Англия, часть Испании, Италии, Греции, часть Турции, Израиль, Индия, Часть Китая, Австралия, Япония уйдут под воду. Паника, голод, военные диктатуры – вот что ждет человечество впереди.

– Зачем я увидел все это?

– Хм… – Старик сделал паузу. – Ты бы хотел изменить судьбу? Сделать так, чтобы среди этого хаоса был какой-либо порядок? Чтобы помочь людям бороться и выжить, сохранить цивилизацию?

– Ну-у… – Костя замялся.

– Иногда жизнь или душа не выполняет предопределенного свыше в плотном мире. Когда это происходит, жизнь не задерживается долго в Высших Сферах, куда попадает после смерти физического тела. Она возвращается обратно в плотный мир, чтобы выполнить свое предназначение. Если это происходит, жизнь после смерти возвращается на более высокий уровень Высших Сфер, где уже задерживается дольше. Это как лестница, по которой идешь вверх, все ближе и ближе к цели. И чем дольше идешь, тем медленнее передвигаются ноги. Иногда приходится останавливаться, чтобы отдохнуть. Но согласись, иногда можно оступиться и скатиться вниз. После этого опять приходится начинать все сначала. Каждой жизни при новом возвращении задается положительный потенциал, стремление к совершенствованию, к познанию сути своего «я», а через это – к познанию Вселенной. Это основная нить судьбы. Но она не одна. Человек способен совершать поступки, независимо от основной нити судьбы, иногда сходя с нее. Каждый поступок человека переводит его на другую нить, но тем не менее, большинство из них в итоге все равно ведут к основной. Но есть и предопределяющие поступки, совершив которые, человек уже никогда не придет к основной нити. Он будет идти по параллельной нити, или, что самое плохое, по уходящей в сторону или в обратном направлении. Это как паутина, молодой человек. Есть основная нить и вспомогательные. Поступки же человека определяет его воспитание, окружение, стойкость или податливость к соблазнам. Противостоять соблазнам можно. Все зависит от того, насколько крепка воля. А воля у современных людей слаба. Согласен?

– Да, – кивнул Костя.

– Судьба человечества определяется его волей. К людям применен принцип изоляции от Всевышнего. Вот каждый из вас и строит себе свою тюрьму. Каждый человек, раз оступившись и сойдя в сторону от линии судьбы, поддавшись соблазну и делая это регулярно, полагает, что в этом нет ничего страшного и – кладет еще один камень в стену своей темницы. И так регулярно: соблазн – камень. Все то, что вы называете грехом – результат соблазна. Потом, когда тело умирает, жизнь попадает на соответствующий уровень Высших Сфер. У большинства людей – в мир тонкий, где ждет его собственная тюрьма, пока несчастного не вернут обратно в плотный мир. До тех пор он будет жить в мире своих соблазнов и прихотей, но ему не суждено будет испытать их, не имея тела. Это тяжело. Это и есть муки. Представь, какие тюрьмы выстроят себе те, кого ты видел сейчас в телескоп?